Ольга Степнова - Уж замуж невтерпеж
– Тайный ход? – не без иронии поинтересовалась я.
– Ошибка проектировщиков, а потом и строителей. Почему-то они сделали вход в зимний сад через туалет. Потом все переделали, перестроили, но я попросил эту дверь оставить и замаскировать. Про нее никто не знал в доме, кроме меня.
– Пригодилась, – хмыкнула я, но он исчез за дверью.
Перед тем, как последовать за ним, я закрыла туалет изнутри, повернув круглую никелированную ручку-замок. В темном коридорчике оказалась еще одна дверь – на улицу, не дверь даже, а лаз, замаскированный снаружи под кирпичную стену. Согнувшись в три погибели, мы вылезли на улицу, Балашов вернул кусок стены на место. Не знаю, где там были фонари, наверное, у центрального входа. Здесь же свет давал только чистый, белый снег. Слева от нас блестел громадой стекол зимний сад, справа...
– Как тайно попасть в дом я поняла. А как проникнуть на территорию, минуя охранников? – Каждое мое слово вырывалось на морозе вместе с облачком пара, и я вдруг подумала, как было бы здорово, если бы мы с Балашовым вышли просто погулять в новогоднюю ночь, подержаться за руки, запустить первую искру взаимопонимания, а может, сорвать первый поцелуй... тьфу!
– А тебе это зачем? – невежливо спросил Балашов, тоже выпуская облако пара, как хороший паровоз. Он широко зашагал вправо, снова не заботясь о том, поспеваю ли я за ним.
Справа от нас была открыта какая-то дверь. У двери стояла иномарка, она монотонно и ровно молотила включенным движком. Багажник у машины был открыт, водительская дверь тоже.
– Стой! – закричал Балашов, подбегая к машине.
Догнав его, я заглянула сначала в багажник, потом в салон. Я ожидала увидеть там все что угодно: очередной труп, еще одного Деда Мороза, злодея, вооруженного до зубов, но машина была пуста. В салоне – чисто и пусто, под раскрытой челюстью багажника – только запасное колесо.
– Стой! – заорал Балашов и ринулся в открытую дверь. За дверью был небольшой тамбурочек, забитый ведрами и еще одна дверь, по-моему, она вела на кухню. Этим черным входом, наверное, пользовалась прислуга, чтобы упростить свои хозяйственные хлопоты.
В тамбурочке было темно, Балашов споткнулся обо что-то, громко зазвенели ведра.
– Сеня! – заорал он. – Сеня, вставай!
Я стояла в проеме открытой двери, и отсвета белого снега с улицы хватало, чтобы увидеть, что поперек тамбурочка развалился могучий мужик в камуфляже.
– Сеня, бездельник, вставай!
Балашов несильно пнул его под ребра, но Сеня смотрел на нас и улыбался.
Он так странно, нехорошо и страшно улыбался, что прошло несколько секунд, прежде чем мы с Балашовым поняли – у Сени от уха до уха перерезано горло. Рана зияла кровавой улыбкой и не давала ни шанса ее обладателю остаться в живых. Балашов, конечно, кинулся искать пульс, на этот раз почему-то за ухом. Он перепачкался в крови, пару раз горестно выдохнул: «Сеня, эх, Сеня!», потом подергал дверь, ведущую на кухню, но она была закрыта изнутри, скорее всего, на щеколду. Я пошла к машине, повернула ключ зажигания, чтобы движок заглох, замолчал, и больше не размолачивал воздух своим сытым и наглым урчанием.
– Это машина Виктора! – крикнул из тамбура Балашов.
– Смотри! – он подошел ко мне и протянул на ладони что-то маленькое и круглое. В темноте я не поняла что это, пока не взяла в руки и не поднесла к глазам. Это оказалась пуговица – железная, с выбитыми на ней готическим шрифтом буквами. Я не представляю одежды, на которой она смотрелась бы органично.
– Пуговица, – подтвердил Балашов. – Она валялась рядом с Сеней.
– Он у кого-то ее выдрал, – сказала я, рассматривая кусочек серой грубой ткани в маленьком пуговичном ушке. – С мясом. Твои охранники что, безоружны? Они хватают врагов за грудки?
Балашов нагнулся над Сеней.
– Он даже не попытался достать оружие. Кобура застегнута. Я ничего не понимаю, Сеня и не думал сопротивляться!
– Может, он его знал? – предположила я, стуча зубами, кажется только от холода. – Балашов, мне страшно! – Я подошла к Балашову сзади, взяла его за локти и прижалась к огромной спине. Спина была горячая, широкая, напоминала каменную стену, и мне совершенно искренне захотелось за этой стеной спрятаться. Ну, скажи, пожалуйста: « Не бойся, девочка!»
– Мне тоже, – тихо сказал Балашов. – Мне тоже страшно!
Я бы так еще постояла, с иллюзией если уж не защиты, то просто близости, но где-то далеко закричала Кира. В том, что это визжала Кира, у меня не было никаких сомнений. Балашов вырвался из моих рук и побежал вокруг дома. Я понеслась за ним, по дороге нашла Кирины туфли, которые сняла, когда залезала в форточку, надела их и снова побежала. Бежать на каблуках было неудобно, но не так холодно. Кира все визжала на одном дыхании, на одной ноте, словно исправная милицейская сирена.
Мы прибежали к той стороне дома, но которую выходили окна гостиной. Кира висела как приспущенный вражеский флаг на одной из скоб, по которым я спускалась. Она решила повторить мой трюк, но скобы были скользкие, Кира пьяная, на первой же ступеньке ее нога соскользнула внутрь железной петли, и Кира повисла на уровне второго этажа вниз головой, зацепившись согнутым коленом за скобу, как воздушная гимнастка под куполом цирка.
– Не ори, – попросила я Киру, задрав голову, но она продолжала визжать.
– Ее что, выбросили из окна? – спросил запыхавшийся Балашов у ночного неба.
– Нет, она решила выйти как я, но если не можешь даже пристегнуть себя в самолете, то лазать по стенам лучше и не начинать.
– Ярик, помоги мне! – перешла на членораздельную речь Кира. – Я сломала ногу! Витя! – Она вдруг разродилась такими ругательствами, что Балашов отпрянул в сторону, а я рассмеялась – когда ломают ногу, ругаются короче.
– Женщина! – высунулся из окна Дед Мороз. Я его не сразу узнала, он снял колпак, нос, бороду, и превратился в мальчика с сельской внешностью. – Женщина! Я же говорил вам, что так нельзя спускаться, это опасно! Вот висите теперь, как кура на гриле, как какашка на тарзанке, а помочь вам ничем нельзя, извините, конечно!
Балашов кинулся к стене и попытался подтянуться на самой нижней скобе. Под его весом скоба с треском отвалилась и осталась у него в руках вместе с куском стены.
– Уроды! – провыла Кира из-под подола платья, которое закрывало ее с головой. В свете, падающем из окна, было видно, что на ней крохотные трусики-стринги, а на ляжках – целлюлит. Я бы погоняла ее в тренажерном зале до седьмого пота, ведь наверняка тратит прорву денег на бесполезные кремы.
– Обними меня, Балашов, и подсади, я ее вытащу!
Балашов не стал обсуждать стратегию спасения, он послушно и привычно меня обнял и приподнял. Я снова скинула туфли и полезла вверх по стене. Балашов остался стоять внизу большой и бесполезный, как слон в зоопарке. Добравшись до Киры, я одной рукой приподняла ее за спину и крикнула Морозу:
– Давай руку!
Мороз протянул худую ручонку. Кира совсем не помогала мне мышцами, не напрягала тело, она только беспрестанно и виртуозно ругалась. Я почувствовала, что могу сорваться в любой момент, и от злости шепнула ей в ухо: «Шевели граблями, кукла, если я упаду, то утащу тебя с собой, чтобы было мягче падать!»
Угроза подействовала, Кира напрягла спину и даже немного подтянулась, протянув Морозу руку. Я подсадила ее под мягкий зад, и Мороз, пыхтя, втянул ее в окно, проявив неожиданную силу.
– Я, женщина, в детстве скалолазанием занимался, – затараторил он в проеме окна, – но даже я в это время суток, в такую погоду – никогда! Это, извините, полный... абсурд, по скользкой стенке толстыми ногами сучить в каблуках и без трусов, извините, конечно.
От злого бессилия Кира сильно и звонко дала ему по морде. Я крикнула: «Руку!» и Мороз следом втащил меня в окно.
– Только не бейте! – попросил он. – Я на работе все-таки. Всего уже измутузили, голова болит, сил нет! Я с детства драться не любил, поэтому на бокс не записался. Вы тут так Новый год встречаете, я понимаю, у богатых свои причуды. Я в следующий раз на работу буду шлем одевать, у меня пацаны знакомые в пожарке работают – дадут погонять... или нет, у меня друган в детстве юным следопытом был, каску немецкую откопал, так я ее попрошу... Представляете, женщина, Дед Мороз в немецкой каске! Эксклюзив и полный... абсурд. Можно в два раза дороже брать, потому что об голову хоть бутылки колоти, еще бы Снегурку в бронежилете и крутых задорого поздравлять...
– Заткнись! – заорала я.
– Только не бейте!
Я выглянула в окно, Балашова внизу не было. Куда его черт понес? У меня, правда, ключ от комнат, я могу выйти, но Кира вряд ли меня выпустит одну, поэтому, придется опять спускаться по стене и искать Балашова. Неужели он решил вернуться в дом через тайный ход без меня?
– Скажи, мартышка, что там происходит? – прошипела Кира. – Где Виктор? Кто стрелял? Почему меня не выпускают? Почему погас, потом включился свет? Слышишь, говори! – Словно не очень рассчитывая получить ответ, она задрала подол платья и стала рассматривать свою ногу. На ней проступил кровоподтек, в остальном нога была целая и невредимая.
