Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
С этой мыслью она из квартиры и выскользнула. Чтобы охрану гаража не будить, решила пешком добежать до подруги — благо недалеко. Уже подходя к подъезду Евы, Евдокия заметила пса. Не решаясь идти с ней рядом, Бродяга плелся позади, но дистанцию сохранял аккуратно.
— Как ты выскочил, глупый? — удивилась она и тут же порадовалась: — Это даже и хорошо. Какая ни есть, а охрана.
Пес важно задрал облезлую морду.
«Знай наших», — прочитала Евдокия в его глазах и приказала:
— Не вздумай в подъезд заходить. Здесь, на крылечке сиди. Я скоро.
Однако, скоро не получилось. Долго, долго жала она на кнопку звонка — Ева не открывала. Евдокия даже себе позволила робко (слегка) ногой постучать — бесполезно.
— Умерли они что ли? — прошептала она и, ужаснувшись, захотела кричать, звать на помощь соседей, но передумала, потому что мелькнула мысль:
«А что если Евка Боба моего собой так упахала, что спят теперь оба без задних ног. У них сон мертвецкий, а я панику зря подниму. Вот будет позорище!
Но что же делать?»
И Евдокия выход нашла: надо бежать к Ирине!
Если дома она, значит Боб и Ева в порядке. Времени немного прошло, авось зла совершить не успела.
Ирина была дома — нервная, всклокоченная и растерянная. Увидев в четыре утра на пороге своем Евдокию, она закричала:
— Что случилось?
Та спокойно пожала плечами:
— Ничего, просто мимо тебя проходила и решила зайти.
Ирина, не в силах сказанного постичь, молчала.
«Ну ты даешь!» — говорили ее глаза.
С деланым равнодушием Евдокия спросила:
— Ты, кажется, чем-то взволнована?
Ирина кивнула:
— Да.
— Чем?
В лице Ирины мелькнули испуг и смущение.
— Ты меня не поймешь, — прошептала она.
Евдокия взяла ее за руку и ласково попросила:
— Говори, обещаю: я все пойму.
— Нет!
Ирина неловко оттолкнула подругу: ее рука угодила в грудь Евдокие, но вместо мягкой упругой плоти наткнулась на нечто твердое, торчащее из кармана.
— Дося, что там? — спросила она.
Евдокия не стала лгать:
— Твое письмо.
— Мое письмо? — поразилась Ирина. — Я сто лет никому не писала.
— Зато писали тебе.
— Мне?
Несмотря на то, что изумление подруги казалось совершенно искренним, Евдокия ей не поверила.
— Да, тебе, — сказала она, — и не притворяйся, пожалуйста. Это письмо я нашла у тебя в квартире. Точнее, не я, а Бродяга.
— Бродяга? Ничего не пойму, какой бродяга? Откуда в моей квартире бродяга? — растерянно пролепетала Ирина.
— Хватит ваньку валять, — прикрикнула Евдокия. — Бродяга — мой пес!
— Ах, да, пес Бродяга, и что он?
— Он умыкнул письмо во время поминок.
— У кого-нибудь из гостей, — предположила Ирина. — Письмо не мое.
— Но письмо тебе адресовано, — глядя подруге в глаза, воскликнула Евдокия и с удивлением прочитала не только растерянность, но и смятение, и ошеломление в ее лице.
Все эти чувства говорили о том, что Ирина совсем не играет, (так притвориться нельзя) она натурально потрясена.
— Мне письмо? — закричала Ирина. — Что там? Дай я прочту!
Не веря своим глазам, но доверяя фактам, Евдокия ядовито спросила:
— Не хочешь ли ты сказать, что не читала это письмо?
— Как я могла прочитать, когда оно у тебя? — удивилась Ирина.
Евдокия подумала: «Одно из двух: или Ирка актриса сверхгениальная, или не помнит совсем ничего, потому что крыша поехала».
— Что ж, — сказала она, — возьми, почитай.
Ирина долго читала короткий текст, а потом тупо уставилась на Евдокию:
— Дося, что это?
— Там же написано.
— Но я понять не могу. Кто написал?
— Какая разница, — рассердилась Евдокия. — Дело не в том, кто писал, а в том, что было после письма.
— А что было после письма?
— Умер Зая! В связи с этим ты ничего рассказать мне не хочешь? Кажется, ты собиралась.
— Да-да, — затрясла головой Ирина. — Конечно же я расскажу, только с духом вот соберусь. Дай мне минуту, и все расскажу. Ничего не скрою. Только тебе. Никому другому.
Бессмысленный ее взгляд блуждал, но глаза горели каким-то странным шальным огнем, от которого у Евдокие холодело за пазухой.
— Да-да, сейчас, подожди, — рассеянно лепетала Ирина, перебирая пиджак дрожащей рукой.
«Все сходится, — подумала Евдокия, — все сходится, черт возьми! Как это ни жутко и ни печально, Ирка маньячка. Мама моя дорогая, какие сумасшедшие у нее глаза! До самых костей пробирают. Ирка маньячка! Даже внешне я могу это определить, не говоря уж о том, что я заявилась к ней в дом среди ночи, а Ирка не в ночной рубашке встречает меня, а в костюме. Куда она собралась? Или откуда-то пришла? Господи! Боб! Ева!»
Ноги у Евдокии подкосились, она рухнула на диван, рядом с Ириной и простонала:
— Господи! Спаси и помоги!
Ирина вздрогнула и, словно очнувшись, сказала:
— Все, я собралась. Теперь я тебе расскажу.
Глава 20
Евдокия приготовилась слушать ужасную, холодящую кровь историю — кто их знает, маньяков, приступы откровения, возможно, бывают даже у них, — но Ирина призналась:
— Я согрешила: в первый день траура не осталась одна. Казьмина Мишу оставила у себя. Теперь буду гореть в аду.
— И это все? — не поверила Евдокия. — Да на тебе нет лица! Мишу она оставила. Хочешь сказать, что только это пугает тебя?
— А что еще может меня пугать после смерти Заи? — спросила Ирина. — Зая чувствовал, чувствовал, и потому пошел к Майе.
— Чувствовал что?
— Что я развратная!
Евдокия схватилась за голову:
— Ты развратная? Ира, это смешно!
— Дося, ты не все знаешь.
— Так скажи мне.
— Я пошла по рукам. Потому я и Майку простила. Как мне Майку теперь осуждать, когда я сама гораздо подлей.
— Ничего не пойму, — воскликнула Евдокия. — Ты можешь ясней говорить?
Ирина зарделась, глаза ее лихорадочно загорелись, к сердцу потянулась рука, губы залепетали:
— Молчи, Ира, молчи, говорить не смей…
— Ты должна мне сказать, — вторила ей Евдокия.
Наконец Ирина решилась.
— Все, не могу больше скрывать! — простонала она. — Дося, прости, но я лучше признаюсь!
— Только об этом тебя и прошу!
— Да! Я признаюсь!
Евдокия решительно тряхнула в ответ головой:
— Признавайся!
— Дай клятву, что точно простишь и оставишь прежними наши с тобой отношения?
— Даю!
Ирина после мучительной паузы хотела что-то сказать, но снова вернулась к прежнему:
— Дай клятву, что точно постараешься меня всецело понять, со всех сторон, объективно.
— Даю! Даю! — с нетерпением крикнуула Евдокия и запричитала: — Ирочка, умоляю, говори, не тяни.
— А я в свою очередь тебе стопроцентно клянусь, что больше этого не повторится. Мишу я выгнала… Ты меня понимаешь?
Евдокия ничего понять не могла, но во избежание лишних затяжек, ответила:
— Прекрасно понимаю тебя.
— Дося, спасибо, это сильнее меня, — скороговоркой застрочила Ирина. — Я над собой не властна. Разумом понимаю, что Зая умер, что траур, что я грешна. Но винить надо только меня. Он не виноват, он мужчина, я должна бы прогнать его. Ясно же, сам не уйдет. Я и гоню. А потом возвращаю.
Ирина запнулась, вздохнула, махнула рукой и устало сказала:
— Гони не гони, дело во мне, не в мужчинах. Я его прогоню, а потом позову. Вот и сейчас он должен придти, да ты здесь, возможно, совсем не случайно и пусть… Это даже удачно, — рассмеялась она и продолжила с ярым задором: — А и пусть все узнают какая я подлая тварь! — И тут же себе возразила: — А мне и не важно, что там все знают! Мне главно одно: чтобы ты простила меня! Ты, Дося, только ты вправе судить меня!
Говоря все это, Ирина то кусала губу, то косилась на дверь; ее лихорадило.
— Да почему только я? — воскликнула Евдокия.
— Не потому, что ты сейчас подумала, вовсе нет, а по-другому. Потому, что ты лучше. Да, лучше всех остальных.
— Да чем же я лучше?
— В тебе совсем нет корысти. И нет злобы. И зависти нет. И ты любишь страдальцев. И умеешь прощать. И всегда подставишь плечо.
После каждого заключения Ирина делала паузы, во время которых Евдокия кивала, обозначая конец предыдущей фразы и начало следующей. Так часто с ней происходило в моменты волнения, но на этот раз привычка ее все испортила. Ирина с ненавистью посмотрела на Евдокию и завизжала:
— А-ааа! Прекрати трясти головой! Зря стараешься! Зря меня раслабляешь! Не получится! Вон! Вон пошла! Во-он!
Она яростно тыкала в дверь. Это была уже не Ирина — это было животное, дикое, злое.
Евдокия, пятясь, подумала: «Ужас какой, сильно крышу у Ирки снесло! Но что же делать? Надо за Леней бежать!»
— Ирочка, ты только дома сиди, — запричитала она, — ты только не выходи никуда, я сейчас уйду, но быстро вернусь, только за Леней сгоняю. Он поможет тебе, укольчик уколет и станет значительно легче…
