Елена Логунова - Любовные игры по Интернету
Я прислушалась. Из-за дощатого забора домовладения, соседствующего с хозяйственным магазином, доносились характерные звуки, подтверждающие справедливость Иркиного афоризма: в огороде кто-то усердно мотыжил землю.
– Ау, есть хто дома? – певуче позвала Ирка, поднимаясь на носочки, чтобы заглянуть поверх ограды.
– Зачем ты спрашиваешь? Ясно же, что «хто-то» есть! – одернула я. – Не сама же по себе тяпка на грядках пляшет?
– А может, она дистанционно управляемая? Японская, типа Серегиной «Панасунгихи»? – легко нашлась с ответом подружка. – И вообще, не мешай, в станице свой этикет, я знаю, как тут нужно разговаривать!
И она снова запела:
– Хозя-а-аева! Хто дома есть, нет? Выходьте!
– Моя твоя не понимай, однако! – пробормотала я, слушая, как Ирка калечит великий и могучий русский язык.
Делать такое на улице Пушкина было настоящим кощунством!
Однако подружка моя явно ведала, что творит.
– Хто это тама? – донеслось из-за забора.
– Мы это тута! – обрадованная Ирка запела громче.
Я застонала, борясь с желанием заткнуть уши. «Мы это тута»! Ирюта и Ленюта!
Скрипнула, сдвигаясь в сторону, заборная доска. В проем высунулась белобрысая голова с короткими толстыми хвостиками, похожими на кисточки. Хвостики-кисточки были перехвачены у основания толстыми цветными резинками и торчали параллельно горизонту. Благодаря этому создавалось стойкое впечатление, будто по бокам головы приклеена пара бритвенных помазков из белой свиной щетины.
– И шо вам надо? – строго насупив белесые брови, спросила девчонка лет девяти-десяти.
– Деточка, ты Ларина? – преувеличенно ласково спросила Ирка. – Мы Татьяну ищем.
– Я Татьяна! И шо?
– Нам бы другую Татьяну! – сказала я.
– Мамка на работе, будет после пяти! – решив, что разговор окончен, деточка завертела головой, втягивая ее за забор.
– Нам третью Татьяну! – заявила Ирка. – Самую старшую!
– Бабу Тату, что ли? – Девчонка тоненько присвистнула.
Я посмотрела на нее с завистью. Я никогда не умела свистеть, сколько в детстве ни старалась, ничего у меня не получалось, одно змеиное шипение. А иногда так хочется кого-нибудь шумно освистать, хоть нашу футбольную сборную, хоть депутатов Государственной думы с их новыми законами!
– Баба Тата дома уже не живет, она в городе, в больничке, – объяснила Танюшка.
– Что за больничка? – насторожилась я.
– Специальная такая больничка для стареньких бабушек, которые все забывают и могут, если за ними не смотреть в оба день и ночь, хату поджечь или уйти и потеряться, – не задумываясь, ответила девчонка, явно отбарабанив заученный текст.
– Ага! – значительно сказала Ирка и посмотрела на меня.
– Не иначе, профессора Топорковича больничка! – кивнула я. – Танюша, а давно баба Тата в пси… в специальной больничке лежит?
– Да с полгода уже, кажись, если не больше. – Девчонка нахмурила гладкий лоб, и помазки на висках вздрогнули, как живые. – Точно, больше! Как раз на Седьмое ноября она курятник подпалила, так сразу после этого ее в город и свезли.
– Мне все ясно, – сказала я.
– А мне нет! – возразила Ирка. – Слышь, Танюшка, а зачем она курятник подожгла?
– А чтобы фашистам не отдавать, – легко ответила девчонка. – Они в войну у бабы Таты все подворье разорили, требовали: «Мамка, дай курка, дай яйка!» На Седьмое ноября в парке салют был, а баба Тата грохот услыхала и решила, что в станицу немцы пришли, вот и побегла партизанить!
– Побегли и мы! – вымолвила Ирка и пошла прочь от забора.
Мы сели в машину и уставились друг на друга неотрывно и значительно, как участники опыта по чтению мыслей. Догадаться, о чем думает Ирка, мне было совсем не трудно.
– Полагаешь, наша Татьяна Батьковна сбежала из заведения Топорковича? – спросила я.
– Она ведь явно с приветом, правда? – Ирка вращением пальца у виска изобразила этот самый привет. – Склероз, маразм, внезапное влечение к Лазарчуку, банановые блинчики… Слушай, может, громилы на джипе – это были санитары из дурдома?! Тогда понятно, почему они такие здоровенные и такие грубые.
– Джип «Скорой медицинской помощи»? – с сомнением повторила я. – Вряд ли в автопарке дурдома имеется полноприводной внедорожник высокой проходимости.
– Почему это? За беглыми психами только на вездеходе и гоняться, – возразила Ирка. – Они же ненормальные, мало ли, куда их занесет!
– Может, оно и так, но что-то мне не верится…
Ирка моментально нашлась с решением:
– А давай Топорковичу позвоним!
– А давай! – согласилась я и полезла в сумку за мобильником.
– Почему у тебя телефон выключен? – спросила подружка, заметив, что я оживляю аппарат. – Наверное, малолетнего вымогателя стольников боишься?
– Нет, про него-то я забыла. Я вырубила сотовый, чтобы нас Лазарчук не беспокоил, – объяснила я. – Если он узнает, что мы начали искать Татьяну Ларину на свой страх и риск, то опять начнет ругать нас за самодеятельность!
– Это точно. – Ирка убежденно кивнула и, следя за тем, как я набираю номер телефона главврача городской психушки, скороговоркой добавила: – Но про пацана ты напрасно забыла, он о себе еще напомнит! Я вчера поспрашивала знакомых и выяснила, что он на днях еще Нытиковым звонил и Тамаре, парикмахерше моей.
– Да ну? – Я удивилась, но вынуждена была прервать разговор о несовершеннолетних телефонных вымогателях, потому что в трубке мажорно загремел голос профессора Топорковича.
– Еленочка Ивановна, голубушка, неужели это вы? – растроганно басил профессор, мгновенно опознавший входящий номер. Удивляться этому не стоило, у Топорковича феноменальная память. – Давненько, давненько вас не видать, не слыхать, совсем позабыли старика!
– Валерий Антонович, дорогой, простите, ради бога! – взмолилась я. – Я и рада бы увидеться, да времени совсем нет, у меня свой дурдом – покруче вашего!
– Весь мир сошел с ума! – согласился профессор психиатрии и довольно хохотнул, словно радуясь необозримому фронту работы.
– Валерий Антонович, у меня к вам один вопросик! – сказала я, переходя к делу. – Скажите, пожалуйста, среди ваших пациентов нет Татьяны Лариной?
– Как это – нет? – Топоркович даже малость обиделся. – У нас все есть! И сам Александр Сергеевич Пушкин, и Татьяна Ларина, и Евгений Онегин! Владимира Ленского, правда, выписали на прошлой неделе, а до того полный комплект был, хоть инсценируй роман в стихах, все действующие лица и исполнители на своих местах в своих палатах.
– А ваша Татьяна Ларина, она какая?
– Тихая! Никого не трогает, ходит кругами и шепчет: «Я к вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать?» – да пальцем на стекле вензеля рисует, – тут голос профессора построжал: – Все окно в палате залапала, санитарки жалуются, что мыть не успевают! Чипсов наестся и давай жирными руками стекла мазать! И чего это поколение пепси так чипсы любит, скажите на милость? Страшная ведь гадость эти чипсы, и для здоровья вредно! – посетовал профессор.
– Чипсы богаты крахмалом, – машинально ляпнула я, а потом до меня дошло, что Топоркович причислил Татьяну Ларину к молодежи, и я воскликнула: – Какое поколение пепси? Татьяне Лариной лет семьдесят, она из поколения сидра и сбитня!
– Путаете, голубушка, – с достоинством возразил мне Валерий Антонович. – Нашей Татьяне всего осьмнадцать лет, совсем еще юная барышня, повредилась умом, готовясь к вступительным экзаменам в литературный вуз.
– А-а-а… – протянула я, сраженная этой информацией.
– Про джип спроси! – подсказала Ирка.
– А импортного черного джипа для перевозки пациентов у вас в больничном гараже нету? – послушно спросила я.
– Еленочка Ивановна, миленькая, сдается мне, пора нам с вами повидаться! – обеспокоенно сказал профессор. – Какой импортный джип для перевозки пациентов, что вы? У нас одна-единственная «Скорая» Самотлорского автомобильного завода, да и то не черная, а белая, с красным таким крестиком, очень симпатичная…
Судя по тону, Топоркович готов был предложить мне прокатиться на этой его прелестной «Скорой» в городскую психушку и пожить там бок о бок с тихой девушкой Татьяной Лариной вплоть до восстановления моего пошатнувшегося душевного здоровья. Я не дала доброму профессору возможности проявить гостеприимство, быстренько распрощалась с ним и с нервным смешком сказала Ирке:
– Топоркович решил, что я спятила! Никаких джипов у них в дурдоме нету, а Татьяна Ларина есть, но не наша, совсем другая, аж на полвека моложе.
– В нашем городе есть еще краевая психиатрическая больница, – подумав немного, напомнила Ирка. – По логике, именно в нее должны свозить шизиков из городов и весей матушки-Кубани.
– Значит, пушкинских героев там будет гораздо больше, так что наша Татьяна вполне может затеряться в толпе тезок, – сделала я неутешительный вывод.
