Дарья Донцова - Три мешка хитростей
– Дары данайцев? – спросила я, ткнув пальцем в бисквитно-кремовые руины. – Борзой щенок от кого?
– Что? – не поняла Галя.
Девушка не только не знала легенды и мифы Древней Греции, она даже не читала Гоголя. Пришлось спросить о том же, но попроще:
– Тортик от кого?
– Ролина из второй выписывалась, – захихикала Галя, – знаешь Ролину?
Я отрицательно покачала головой:
– Ну ты даешь! – удивилась девушка. – Кино, что ли, никогда не смотришь? Ну «Последний поцелуй», «Время любви», «Осенний вальс».
Я ахнула:
– Елизавета Ролина? Так ей же небось семьдесят давно стукнуло!
Галочка засмеялась еще громче.
– Возраст наших пациентов – тайна, покрытая мраком. Может, лечащему врачу на ушко сообщают, а в истории болезни вранье сплошное. Вот Воробьева… Эту знаешь? Лидия Воробьева, в сериале снималась «Москва преступная».
Я кивнула.
Галя продолжала веселиться:
– Так вот, пять лет тут работаю, можно сказать, с основания клиники, и все эти годы Лидочка ложится сюда весной. То морду шлифует, то жир из жопы отсасывает, то в губы гель вкачивает, то сиськи подтягивает. И самое интересное, что в документах в графе «возраст» всегда стоит – тридцать лет!
– И грудь можно переделать?
Галочка, явно обрадованная присутствием малообразованного собеседника, ухватила сигареты и принялась радостно вводить меня в курс дела.
– Можно все.
Я слушала, разинув рот. До сих пор ни разу не сталкивалась с косметической хирургией. Честно говоря, мне все равно, сколько морщин на морде и какую форму имеет мой бюст. Впрочем, пару раз в году у меня случаются приступы женского тщеславия, во время которых торжественно покупаю что-нибудь вроде «Маски для лица из белой глины», обещающей дать стойкий эффект омоложения. В обычное время обхожусь отечественным кремом «Люкс». Привыкла к нему еще в советские времена и искренне считаю, что он значительно лучше широко разрекламированных импортных средств. Что же касается груди… Честно говоря, ее у меня никогда и не было. В тридцать лет я вообще пролезала между прутьями забора, торопясь на работу, да и сейчас, желая сократить путь до метро, проделываю данный трюк с такой же легкостью. Никакого повода молодиться у меня нет. Моим ученикам абсолютно все равно, как выглядит наемная репетиторша, главное – чтобы хорошо знала немецкую грамматику. Олег видит меня внутренним зрением, и я в его глазах всегда прекрасна… Ну к чему ложиться под нож? Хотя великолепно понимаю, что для человека искусства, лицо которого служит «орудием производства», внешность имеет первостатейное значение.
– Не представляешь, чего делают! – щебетала Галя.
Оказывается, физиономию возможно «перекроить». Изменить форму носа, губ, разрез глаз и овал лица. Коррекции поддается и фигура. Маленькая грудь превращается в большую, отвислая в приподнятую. Жирная задница, огромный, отъеденный на пирожных и макаронах живот делается плоским, как кошелек перед получкой.
– Словом, – заверила Галочка, – войдешь толстой, старой, морщинистой брюнеткой с карими глазами, а уйдешь стройной, молодой, нежнокожей, голубоглазой блондинкой!
– И волосы перекрашивают?! И глаза?
– Ты еще дурей, чем кажешься, – заржала Галя, – нет, конечно. Шевелюру, конечно, окрашивают, а в глаза вставляют цветные линзы. У нас на первом этаже визажисты работают и есть парикмахерская. Такого наворочают, мать родная не узнает!
Я недоверчиво покачала головой:
– Чего-то ты напридумывала. Вон в третьей палате сегодня тетку видела, прямо испугалась. Морда, как подушка, сама вся синяя, глазки-щелочки, нос лепешкой… Небось брак получился.
Галочка зашлась в таком хохоте, что чуть не свалилась со стула.
– Ой, простота! Так всегда бывает. Первые три недели – просто жуть, зато потом! Красота!
– А говоришь, уходят красивыми блондинками!
– Правильно, тут в основном люди богатые, денежные, оплачивают месяц пребывания, не хотят с фиолетовой мордой перед людьми светиться. Журналисты, знаешь, какие сволочи и паразиты! Вон, Лидию Михайловну уволили! Польстилась дурочка на подачки от «Экспресс-газеты» и пустила ихнего корреспондента с фотоаппаратом. Думала, никто не узнает. И что? Мигом вычислили и выгнали. Такое место потерять!..
– У вас зарплата большая? – прикинулась я дурой.
Галя вздохнула
– Тысяча двести, только чаевые дают хорошие, и питаться можно бесплатно. Домой отсюда таскаю.
В этот момент дверь в сестринскую отворилась, и влетел странно знакомый мужчина, быстрый и ловкий в движениях. Окинув мгновенным взглядом торт, он ласково спросил:
– Развлекаетесь?
Галочка покраснела и подскочила, как на пружине:
– Так ведь отдыхают все: кто читает, кто телик глядит, кругом порядок! Не сомневайтесь.
– Конечно, дорогушенька, – ласково проговорил мужчина, – когда вы на работе, моя душа спокойна.
Быстро повернувшись на каблуках, он выскочил за дверь.
– Кто это? – поинтересовалась я.
– Гений, – серьезно ответила Галя.
– Кто?
– Владелец клиники, профессор Чепцов Феликс Ефимович, золотые руки, – пояснила медсестра. – Не поверишь, из Парижа приезжают и в очередь пишутся.
Внезапно в голове что-то щелкнуло. Я вспомнила самое начало видеокассеты. Вот распахивается дверь, влетает мужчина и бесстрастный голос произносит: «Оперирует профессор Чепцов».
– А уж бабы его обожают, – тараторила Галочка, – прямо вязанками падают и в штабеля укладываются. Клиентки обмирают, подарки тащат… И знаешь, какая жуть: у него вчера жена с собой покончила. Правда, он с ней давно не живет, но развод не оформлял. Наши говорят: от любви к нему жизни лишилась. Роковой мужчина. И ведь не делает ничего, только глянет – мороз по коже. А руки золотые, да он…
– А у вас, что, операции на видеокассету записывают?
– Ага, – спокойно пояснила Галя, – через фонарь в потолке, там аппаратура стоит, и девчонка до недавнего времени работала, видеоинженер.
– Зачем?
– Такая запись – отличный материал для подготовки студентов. Во время операции профессор не может без конца останавливаться и объяснять, что к чему, и вообще, к операционному столу допустят только курса с четвертого. А тут так удобно, верти ленту туда-сюда, рассматривай…
– И больные не против?
Галочка хитро прищурилась:
– Это наш секрет, им никто и не рассказывает. Впрочем, некоторые сами просят для домашней коллекции, идиоты!
Я молча переваривала услышанное, вдруг нужная информация достигла мозга. Я так и подскочила на стуле, чуть не разлив чашку.
– А как звали супругу Чепцова, ну ту, что покончила с собой?
– Ольга Леонидовна Зверева, – преспокойненько ответила женщина, – она у нас работала, анестезиологом, с Феликсом Ефимовичем-то они разбежались, уж лет семь не жили, но оперировали вместе.
Мне на голову словно надели толстую зимнюю шапку, в ушах зазвенело. Галочка, не замечая ничего вокруг, токовала, словно глухарь на залитой солнцем лесной полянке:
– Конечно, Феликсу Ефимовичу удобно было считаться женатым мужчиной, тут на него прямо охота идет.
– Слышь, Галь, – прервала я ее, – а отойти на часок можно?
– Да иди себе спокойно до девяти, – отмахнулась Галина, – ежели чего, помою. А ты потом ночью мне поспать дашь, идет?
– А справлюсь? Медицинского образования нет.
– Ерунда, – потянулась Галочка, – зовут в основном форточки закрыть либо судно подать, если лежачие… Ежели чего по врачебной части, буданешь меня. Согласна?
Мы ударили по рукам, и я, переодевшись, выскользнула через служебный вход в тихий старомосковский дворик.
Возле метро нашелся вполне работающий телефонный аппарат. Я сунула в щель карточку:
– Алло, – раздался женский голос:
– Квартира Зверевой Ольги Леонидовны? – отчеканила я металлическим голосом.
– Да.
– Кто у аппарата?
– Соседка, – растерянно ответила собеседница, – с Алисой тут сижу, с Ольгой несчастье.
– Беспокоит следователь Петрова, – отрезала я, – у Зверевой работала глухонемая домработница, верно?
– Да, вроде.
– Можете уточнить у Алисы ее координаты и имя?
– Сейчас попробую, – раздался вздох в трубке.
Послышался легкий шорох, попискиванье, потом женщина проговорила:
– Записывайте, Коровина Людмила, улица Пустовалова, двенадцать, телефон…
– Погодите, какой телефон? Она же немая, – сказала я и мигом прикусила язык.
Надо же свалять такого дурака. Скорей всего Людмила живет не одна. Но собеседница спокойно пояснила:
– У нее такая система. Звоните и попадаете на автоответчик, если он включен – Людмила дома и слышит вас, если трубка не снимается – ушла.
Я опять принялась терзать телефон. После тихого щелчка зазвучало ровное сопрано:
– Здравствуйте, работает автосекретарь. Я лишена возможности разговаривать с вами, но великолепно слышу. Передавайте информацию и обязательно перезвоните через минуту снова.
