Дарья Донцова - Три мешка хитростей
Второе. Никогда нельзя заниматься этой утомительной процедурой, если солнце бьет прямо в глаза: на стекле останутся полосы. И уж совершенно противопоказано делать это вечером, при электрическом освещении: ни за что не протрешь окошечко до блеска.
И третье. Ни в коем случае не становись на подоконник босыми ногами.
Ольга Леонидовна нарушила все прописные истины, что вызвало мое искреннее недоумение. Ладно бы идея навести порядок принадлежала ее дочери Алисе. Неопытная девушка-белоручка, выросшая в доме, где чужие руки застилают кровати, подают еду и моют посуду… Откуда ей знать, как обращаться с окнами? Но Ольга Зверева? Валя говорила, будто баба разбогатела всего лишь лет пять тому назад. Неужели она дожила до сорока с лишним лет и ни разу не мыла окна? Да быть этого не может! Но главное – это почему все-таки взялась сама за тяжелую и грязную работу?
Я встала с кровати и распахнула окно. На улице моросил теплый дождик. Хотя, может, и ничего странного. Есть у нас с Томочкой хорошая подруга, отличный хирург и великолепная хозяйка Оксана. Зарабатывает она хорошо, больные записываются к ней в очередь и, естественно, благодарят после удачно проведенных операций. Оксанка вполне может отдать сто долларов тетке, которая избавит ее от мытья сортира и чистки ковров. Но наш хирург предпочитает лично носиться с пылесосом по квартире, а на все мои вопросы отвечает:
– Никто все равно не уберет так, как я. И не приготовит!
Насчет готовки, это точно! Вспомнив парочку изумительных блюд, которыми Ксюша потчует гостей, я вздохнула и тихонечко, стараясь громко не шлепать тапками, поползла на кухню. Сделаю себе пару бутербродов! Может быть, Ольга Леонидовна обожала мыть стекла и не доверяла это священнодействие прислуге?..
Сжевав хлебцы с сыром и колбасой, я села возле стола и принялась вертеть в руках сахарницу. Так, если предположить, что некто, инсценировав несчастный случай, помог бедной Зверевой совершить последний в жизни прыжок, значит… Значит, я иду по правильному следу. Не зря видеокассета с записью операции хранилась у несчастной Полины в таком странном для подобной вещи месте, как сливной бачок. Ох, делают в этой клинике нечто такое, что стоило жизни двум людям: Зверевой и Полине. И вообще, как они связаны между собой.
В этот момент сахарница выпрыгнула у меня из рук и шлепнулась на пол. Раздалось тихое «блям», керамическая плошечка распалась на несколько неаккуратных кусков. На шум прибежали Дюшка, Клеопатра и Сыночек. Любопытные киски уселись на буфете и принялись с интересом разглядывать, как я заметаю остатки симпатичненькой вещички на красный совок. Дюшка радостно трясла хвостом: столько сахара и весь на полу!
– Ну уж нет, моя дорогая, – пробормотала я, – этот сладкий взрыв пролетит мимо тебя. Собакам нельзя столько сладкого, и потом там могут находиться очень мелкие осколки…
Взрыв! Сахар, ставший из белого сероватым, ссыпался вновь на пол, но я не заметила, что опустила руку с совком вниз. Взрыв произошел в тот момент, когда Полина села в машину ярко-красного цвета, припаркованную возле гастронома на Петровке. И случился этот ужас буквально в двух шагах от челюстно-лицевой клиники. Она расположена во дворе этого магазина.
ГЛАВА 13
Ровно в девять утра я вошла в дверь больницы. Безукоризненно вежливый секьюрити почти ласково спросил:
– Ваш пропуск?
– Там на столбе объявление висит о том, что вам уборщица нужна…
– Идите по коридору до конца, последняя дверь, – улыбнулся охранник, – там Вера Андреевна сидит, с ней поговорите.
Я послушно пошла в указанном направлении и постучалась в кабинет.
– Входите, – раздался звонкий голос:
– Вера Андреевна?
– Входите, – повторила худенькая девушка по виду лет двадцати, – что у вас стряслось?
– Меня прислала Ольга Леонидовна.
Вера Андреевна вскинула брови:
– Зверева? Зачем?
– Понимаете, соседствую с ней по лестничной клетке, стою на бирже, на пособие не прожить… Вот она и подсказала, вроде тут уборщицу ищут?
– Трудовая книжка с собой?
– Говорю же, на бирже стою, если узнают, что работать пристроилась, мигом копейки государственные отнимут. Может, можно как-нибудь без оформления… А? Помогите, пожалуйста.
– Вы кто по специальности?
– Учительница.
Вера Андреевна тяжело вздохнула.
– Не думайте, очень хорошо убираю, – быстро сказала я.
И это святая правда. Еще не так давно хваталась за любую возможность заработать, мы с Томочкой до ее и моего замужества отчаянно нуждались. Приходилось мыть полы, убирать чужие квартиры и постоянно бегать с веником наперевес. Так что я мастер спорта по разряду швабр и ведер.
Начальница постучала карандашом по столу и, сердито сдвинув брови, сообщила:
– Так и быть. Никак человека не найду, зарплата невелика. Работаете сутками через трое. Мыть чисто, с хлоркой, не лениться. Увижу, что грязь по углам расталкиваете, выгоню. Платить стану в конце месяца, тут, в кабинете, с глазу на глаз, восемьсот в руки. Больные могут чаевые давать, но только за отличную уборку. И еще, клиника у нас специфическая, встречаются известные люди: актеры, писатели, журналисты. Мало кто хочет, чтобы по Москве пошел слух о подтяжке лица. От персонала требуется строжайшее соблюдение тайны. Начнете язык распускать – уволю! Понятно?
– Я не болтлива.
– Хорошо, тогда приступайте. Идите в седьмой кабинет, там Женя выдаст вам форму.
Хорошенькая толстушка Женечка заговорщицки мне подмигнула:
– Верка-то стала прямо генерал.
– Да уж, – пробормотала я, получая темно-желтую пижамку, колпачок и тапочки, – такая серьезная.
– Начальство, – хихикнула Женя, – заместитель главного врача по административно-хозяйственной части. Между прочим, из уборщиц выбилась, так-то вот. Значит, запоминай. Твой этаж второй: палаты, холл, коридор. Перевязочную и процедурную сестры сами моют, нам не доверяют. До четырех тут всегда работа, потом все шишки по домам разбегаются, только дежурные врачи остаются, вот тогда и отдыхай, никому ты с тряпкой не нужна. Ну только если кто из больных в палате набедокурит. Но они, коли судно разольют или другую грязь разведут, обязательно чаевые дают. Тут всякие кадры попадаются, бывает, доллары суют. Кстати, жрачку нашу они посылают сама знаешь куда. Так что спокойно иди в столовую, когда больные «поели», и скажи диетсестре, что я тебя прислала, она и покормит без проблем. А если Аньке понравишься, так еще и с собой даст. Усекла?
– Усекла, – ответила я и поволокла на второй этаж ведро, швабру и бутылку «Белизны».
До шестнадцати часов время пролетело в трудах праведных. Палат оказалось десять, и все одноместные, больше похожие на гостиничные номера, чем на больничные обители. Честно говоря, я впервые видела подобные условия. Все больницы, в которых приходилось до сих пор подрабатывать, поражали теснотой, ветхим бельем и омерзительным запахом. Здесь же в просторных, светлых комнатах стояли широкие, удобные деревянные кровати, пододеяльники и простыни выглядели так, словно их только что принесли из магазина, и пахло дорогой косметикой. Больные, в основном женщины, вели себя тихо. Когда я входила с ведром, они мило говорили: «Мне выйти в коридор?» или «Если полежу на кровати, не помешаю?»
Перепадали и чаевые. Одна тетка пролила на постель кофе, и когда я переменила белье, сунула мне в карман пижамки десять долларов. А мужик с почти полностью забинтованным лицом и руками попросил сбегать за сигаретами и дал двести рублей. Получив пачку «Парламента», он отмахнулся от протянутой сдачи. При таких заработках можно было от официальной получки и отказаться.
Кормили в клинике не просто прилично, а вкусно. Столовая располагалась внизу, в полуподвальном помещении, но я насчитала там всего человек пять, бродивших с тарелками возле шведского стола. Диетсестра Аня встретила меня ласково, велела не стесняться и есть от пуза. Ровно в четыре врачи и основная масса медсестер разбежались по домам. На втором этаже осталась только жутко смешливая Галочка.
– Слышь, Виолка, – крикнула она мне из сестринской, – кончай линолеум драить, дырку протрешь, иди кофейку глотни.
На круглом столе высился огромный двухкилограммовый торт, вернее то, что от него осталось.
– Дары данайцев? – спросила я, ткнув пальцем в бисквитно-кремовые руины. – Борзой щенок от кого?
– Что? – не поняла Галя.
Девушка не только не знала легенды и мифы Древней Греции, она даже не читала Гоголя. Пришлось спросить о том же, но попроще:
– Тортик от кого?
– Ролина из второй выписывалась, – захихикала Галя, – знаешь Ролину?
Я отрицательно покачала головой:
– Ну ты даешь! – удивилась девушка. – Кино, что ли, никогда не смотришь? Ну «Последний поцелуй», «Время любви», «Осенний вальс».
Я ахнула:
– Елизавета Ролина? Так ей же небось семьдесят давно стукнуло!
