Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2
Как выяснилось потом, спас меня от более серьезных увечий Филиппыч, успевший врезать Рите по спине крайсером. Она не стала меня «доедать» и побежала назад, к огородам, где и пристрелили ее бравые милиционеры из двух автоматов.
В травмпункте рану обработали плохо. Все же я не согласился ложиться в стационар: надеялся, что смогу уехать в Анапу, где стоял в это время мой зверинец, и лечь в больницу там. Ступать на ногу я не мог, до номера меня почти донесли под руки Филиппыч и проворный администратор, который жил в этой же гостинице. Рита прокусила мышцу насквозь, четыре зловещие дыры от ее клыков продолжали кровоточить, повязка скоро задубела, а потом засохла. К утру я понял, что до Анапы мне не добраться, тем более, что во всем городке мне не смогли найти костыли. Не оказалось костылей и в больнице, куда утром меня увезла «скорая». Я передвигался, прыгая на одной ноге.
Больница эта заслуживает отдельного рассказа, а то и целой повести на условную тему: «Перестройка и здравоохранение». Ходить с помощью тросточки я смог через два месяца, так что у меня накопилось много материала по этим проблемам.
Достаточно хотя бы упомянуть, что оперировали меня под воздействием мощного галлюцигена, так как ни обезболивающих, ни усыпляющих препаратов не было. Притом, этот галлюциген оказался из арсенала ветеринарных медикаментов, так называемый «Калипсол». Пока я после укола «смотрел мультики», хирург вырезал поврежденную мышцу почти полностью. Дальнейшее лечение представляло собой каждодневные мучительные перевязки, обработку раны банальной перекисью и десяток инъекций чудом сохранившегося пенициллина.
Единственное, чего в больнице было в достатке — разовые шприцы из гуманитарной помощи. Жаль только, что набирать в эти шприцы было нечего.
Через несколько днем появился посетитель — сам Вокалев в сопровождении нескольких «шестерок», загруженных яствами. Я поблагодарил бывшего шефа за внимание. Он осторожно намекнул, что не стоило в нетрезвом виде вмешиваться. Ясно было, что и его визит, и предложенная версия были четко продуманы его мудрой головой.
— Простите, но в травмпункте провели пробу на алкоголь, так что увы, шеф…
Он сразу же поинтересовался — нужны ли мне деньги… Никакого зла я к Вокалеву не питал, напротив — я отчасти даже уважал его за умение жить. Поэтому, от денег не отказался. Вручая мне пачку червонцев, директор вздохнул облегченно: ему вовсе не хотелось, чтоб история достигла главка или вышла на страницы печати.
Болеть было скучно. Скучно из–за отсутствия хороших книг, из–за скудного питания, из–за тяжелых ночей, наполненных духотой и болью.
Выписавшись, я решил не ехать в Анапу, где по прежнему стояла часть зверинца, а добрался автобусом до Минвод, откуда вылетел в Уфу. Именно туда должна была направить свой путь Петровна на лето.
Почти все мои вещи остались в Анапе, я так и не смог их в дальнейшем заполучить: их благополучно спер кто–то из рабочих.
Зверинец, как оказалось, после железнодорожного переезда в Уфу еще не приехал, гастролировал в городке, отстоящем от столицы Башкирии на 40 километров. Пришлось добираться туда. Ворчание Петровны, уже получившей дезинформацию в стиле Вокалева, прекратилось, когда я показал справку о том, что был в момент получения травмы трезвым, и предъявил больничный, который в случае отсутствия пометки об алкогольной пробе не оплачивается. Она скорбно полюбопытствовала о моем самочувствии, с любопытством ребенка взглянула на рану, которую, сдвинув повязку, я ей показал, и тут же сообщила, что через три дня надо переезжать в Уфу.
Я не стал говорить, что «снять», подготовить к приему зверинца полуторамиллионный город за три дня, из которых два — суббота и воскресенье, невозможно. Я просто оформил командировку и уехал.
Снять город, как мы выражаемся, — дело хлопотливое. Необходимо собрать разрешающие подписи у чиновников исполкома, санэпидемстанции, пожарников, архитектора, милиции, договориться об обслуживании с коммунхозом — вода и вывоз мусора, — найти хорошую площадку (лучше асфальтированную) в бойком месте, получить разрешение на ее временное использование.
Так как сделать все это я за отпущенное время не мог, я договорился с директором ЦПКиО, который, кстати, располагался рядом с гостиницей (не директор, а — парк), что займу асфальтовый огороженный «плацдарм» на его территории. Две тысячи, которые он потребовал, я пообещал с легкостью. В день мы можем пропустить зрителей на три–четыре тысячи, так что оплата не показалась мне чрезмерной. И место хорошее: в парке, в центре города, много отдыхающих, зверинец тут будет кстати. И многие коммунальные вопросы решаться директором, а не городскими службами Масса выгод!
Оставалось позаботиться о рекламе. В понедельник, пока шоферы перевозили хозяйство, я дал объявление о гастролях в газеты, на радио и на телевидение. Но Петровна осталась недовольной. Ей было жалко двух тысяч. Я пытался объяснить, что скупой платит дважды — тщетно. Она надулась, кровно на меня обиделась и отбыла в Анапу. Я тогда еще не знал, что летние гастроли она предпочитает проводить на море. Особенно, если есть кого за себя оставить.
А тут как раз она заключила контракт с бизнесменом от сладкой ваты, неким киевским инженером Хитровским Владиславом, крупным, уверенным в себе, отошедшим от инженерии лет десять назад и сколотившим первые сбережения в роли мотогонщика по вертикаль ной стене.
Что представляют подобные аттракционы, знают, по–моему, все. Из армированного дерева собирается своеобразная бочка, вверху которой — антресоли для зрите лей. Успешно используя центробежный закон, мотоциклисты катаются по внутренней стороне этого деревянного стакана, а зрители глазеют на них сверху. Трюк старый, как мир, разбавляется некоторыми базарными вариантами: езда без рук, езда с завязанными глазами и т. д.
Большая часть таких «бочек» и собирает основную публику около базаров, наиболее же предприимчивые накатывают свои рубли в компании со зверинцами. Обычно хозяева этого аттракциона имеют маршрутный лист какого–нибудь южного парка культуры, хотя, по сути, являются чисто частными. Почти все они объединены братьями из Армении, штаб–квартиры которых в Москве и в Ереване. Гонщики и обслуживающий персонал в полной мере испытывают на своей шкуре, каково работать на хозяина: это то, что в тюрьмах зовется беспределом.
Но наиболее способным удается завоевать хозяйское доверие и припасть к кусочку вкусного пирога. Хитровский со временем возглавил этот аттракцион и сделал его одним из лучших. Потом он вступил в долю производителей сладкой ваты, а вскоре создал и собственный небольшой «концерн». Одна из его точек базировалась у славной директрисы, заработок был прямо связан с успешными гастролями зверинца, так что директриса могла спокойно принимать морские ванны — Хитровский работал, как проклятый.
Владислав жил какое–то время в одной со мной гостинице, но потом из экономии перебрался в вагончик, который сам умело и аккуратно оборудовал. Одевался он, несмотря на скрываемую скупость, богато и безвкусно: американский спортивный костюм, черная кожаная куртка, турецкий свитер, джинсовая рубашка с эмблемой USA — униформа новоявленных нуворишей, выбираемая только из–за высокой в нашей несчастной стране цены. Но если новоявленные бизнесмены, всплывшие на мутной волне инфляции, не имели за душой ни чего, кроме некоторой практической сметки, Владислав, сохранил кое–какие интеллектуальные задатки. По крайней мере, разговаривать с ним было интересно.
Кроме того, он любил и умел работать. В это лето сахар в Уфе был только по талонам, Хитровскому приходилось завозить его с Кубани, с Украины, что наносило урон сладкому бизнесу — моя возможность доставать сахар мешками по госцене его шокировала, что не помешало ему освободить меня почти от всех цирковых дел, переключив на добычу «белого золота».
Я печатал на фирменном бланке зверинца стандартную просьбу оказать содействие в приобретении N-гo количества сахара для кормления экзотических животных и вырывал у функционеров исполкомов соответствующие резолюции. Дальше было просто — торговые отделы предпочитали не возражать.
Обойдя многочисленные райисполкомы, я до того обнаглел, что выбил триста килограммов даже в министерстве Башкортостана. Владислав на своей «Волге» добросовестно возил меня по инстанциям, за сахар платил наличными — сразу после получения оного выплачивал мне гонорар: 100 рублей за каждый пятидесятикилограммовый мешок.
Гостиницу оплачивал зверинец, зарплата и колесные с командировочными тоже шли, так что жизнь моя стала безмятежной. Гостиничные шлюхи вились вокруг меня, как мухи, а питался я только в ресторане.
С Хитровским мы даже несколько сдружились. Он планировал получить под свое единоначалие какой–нибудь зверинец, а я с радостью рассказывал о своих, реализованных у Вокалева идеях, которые в улучшенном варианте можно воплотить в будущем хозяйстве Хитровского.
