Антонова Саша - Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке
— Не знаю, — Хендрик в досаде стукнул кулаком по стене. — Не было там уже никого. Но кто-то же спустил тетиву арбалета при льежских доспехах?!
— Привидение? — ахнула я.
— Э, нет, — горько усмехнулся он. — Привидению не справиться. Оно же бестелесное. А тетиву натянуть — силенка нужна… Ну, ты готова?
Я кивнула и вернула ему влажный шейный платок. Ледяная вода, которая била из небольшого фонтана, остудила мое разгоряченное, зареванное лицо. С таким лицом было бы неловко появиться перед мачехой маркграфа и придворными. Парчовое платье немного испачкалось во время скитаний по заброшенным коридорам, но я уповала на то, что Изабелла экономит на свечах, и впотьмах никто не заметит.
Маркграф протянул руку, и мы двинулись по коридорам замка. На этот раз скорым шагом, не задерживаясь для повторения того самого поцелуя. Того поцелуя, от воспоминания о котором у меня слабели колени, а сердце начинало биться часто-часто.
Да, сердце биться…
На половине Изабеллы царило яркое веселье. В зале собралось полсотни придворных дам и кавалеров. Жонглеры забавляли их ловкой игрой с шарами и пустыми флягами. Играли музыканты, услаждая слух нежной мелодией. Столы, уставленные серебряной посудой с яствами, ждали гостей для трапезы.
— Хендрик, ну наконец-то! Сколько можно ждать! — воскликнул Магнус с набитым ртом. — Так и от голода помереть можно!
Он один сидел за столом, пожирая свиную ногу. Придворные вились в другом конце зала вокруг Изабеллы. Мачеха маркграфа восседала в кресле под балдахином. Спинка кресла не уступала по высоте трону в бальном зале.
Изабелла оказалась расплывшейся красивой женщиной в том возрасте, когда тело еще молодо, а душа уже утомилась от удовольствий. Она скучала в окружении нарядных дам и галантных кавалеров. Ее пухлые губы, сложенные изящным бантиком, источали липкий мед приторного презрения ко всему на свете, кроме собственной особы. Возле ее ног возлежал совсем юный паж и водил пальчиком по мыску туфельки, едва видневшейся из-под меховой опушки вдовьего платья. И по тому, как он водил пальчиком, было понятно, что пажу ведома и вся ножка вдовы.
Да, такие женщины не покидают добровольно грешный мир ради уединения и молитв. Такие женщины не меняют дорогие меха на грубую рясу. Напрасно отец Бонифаций надеялся, что отряд христовых невест пополнится за счет Изабеллы.
Стайка придворных дам оттеснила меня от Хендрика. Беспорядочно мельтеша и щебеча птичками, они усадили меня в низкое кресло, так что колени мачехи оказались на уровне глаз.
— Ой, какое миленькое платьишко, — губы Изабеллы изобразили улыбку. — И оно так тебе к лицу, дорогая Агнес. Я сама заказала точно такой же парчи для обивки стен в гардеробной.
Я хотела ответить ей, но вспомнила наставления Гунды и промолчала.
— О, какая жалость, весь подол выпачкан. Где же ты испачкалась, любезная Агнес? — не унималась она. — Наверное, в свадебном путешествии. По каким же канавам таскал тебя Хендрик? Впрочем, что с него взять?! Всем известно его пристрастие к конюшням и сеновалам… Не правда ли, Марианна?!
Я изо всех сил стискивала зубы и держала на губах вежливую улыбку, но последние слова Изабеллы заставили меня взглянуть на нее. Вдова наслаждалась произведенным эффектом. Не знаю, как ей это удалось, но смотрела она одновременно на двух женщин: на меня и на придворную даму с кошачьими глазами. Ту самую, которую я приметила еще во время пира в бальном зале. Она сидела тогда во главе общего стола рядом с надменным стариком и откровенно скучала в его обществе. Еще мне запомнился ее взгляд. Что было в том взгляде: любопытство, насмешка или грусть? А может быть, то были затаенная боль и презрение?
Сейчас на ее лице алели пятна унижения. Грудь вздымалась от еле сдерживаемых рыданий, а с губ готово было сорваться проклятие, не подобающее добропорядочной христианке. И не надо было быть ворожеей, чтобы понять, на какой сеновал намекала Изабелла и с кем проводил там время маркграф.
Я с любопытством разглядывала соперницу Агнес. Да, у Хендрика был неплохой вкус. Марианна была самой изящной, самой красивой из придворных дам. Зеленый цвет очень шел к ее чуть раскосым глазам. И в этих глазах полыхало такое пламя отчаяния, что придворные дамы затаили дыхание, предвкушая скандал.
Да, затаили дыхание…
— Изабелла, мы очень рады твоему намерению стать монахиней, — маркграф Хендрик, во главе подобострастной свиты кавалеров, подошел к женскому кружку и испортил зрелище. — Какой же монастырь ты собралась осчастливить своим присутствием?
— Я еще не решила, — с досадой ответила Изабелла.
Придворные дамы также с трудом сдержали вздох разочарования. Марианна, пользуясь тем, что на нее никто больше не обращал внимания, отошла к столу и машинально взяла из вазы гроздь винограда. По напряженной спине было видно, что горькие слезы катятся по ее щекам. Несчастная женщина, это о ней, видимо, говорила Гунда, когда упомянула некую особу, которая билась в истерике и грозила покончить жизнь самоубийством. Вот и еще одна жертва жестокого маркграфа и его сладких поцелуев. Я почувствовала болезненный укол в сердце: неужели и ее Хендрик целовал так же, как и меня?
— Вот как? — удивился маркграф. — А отец Бонифаций сообщил нам, не далее как сегодня утром, что это твой прощальный ужин. Что всем сердцем и помыслами ты уже находишься среди христовых невест. И завтра же облачишь свою грешную плоть во власяницу.
— Во власяницу?! Завтра?! — ее плечи передернулись. — Отец Бонифаций?! — Изабелла метнула на святого отца гневный взгляд. — Мы же договорились!
— Договорились, договорились… — священник поспешно протиснулся ближе к трону. — Днем раньше, днем позже, не велика разница… Молитва от нас никуда не уйдет. Все мы там будем… Возблагодарим же Господа нашего Иисуса Христа и Мать Его Непорочную Деву Марию за благополучное исцеление дочери нашей Агнес и возвращение молодых из свадебного путешествия… — он умильно воздел очи к потолку, потом поклонился в мою сторону и уже другим, ворчливым тоном поинтересовался:
— А где это дочь наша Агнес потеряла символ супружества?
Я прикрыла левую руку ладонью, но было уже поздно. Все заметили, что обручального кольца на пальце нет. Виноватый взгляд на маркграфа ничего не дал. Он сам был в замешательстве.
— Не об этом ли кольце речь? — Шут растолкал локтями придворных и пробрался к подножию трона. — А я смотрю, какая красивая штучка валяется под столом бального зала. Дай, думаю, подберу. Вдруг кому пригодится?
Он вытянул руку и раскрыл кулак. Ладошка была пуста.
— Ах, я — дурак! — он залепил себе звонкую пощечину, вытянул другую руку и, медленно разгибая пальцы, явил на ладони кольцо с большим синим камнем. То самое кольцо, которое я потеряла в коридорах замка.
Варкоч присел на одно колено, взял мою левую руку и надел кольцо на безымянный палец. Мне показалось, что при этом он едва заметно подмигнул. Отец Бонифаций кусал губы в досаде.
— Отец Бонифаций, проводите меня к столу! — резко приказала Изабелла, настроение у нее было безвозвратно испорчено.
Да, было испорчено…
— Ну, наконец-то, Хендрик! — сыто рыгнул Магнус и отвалился на спинку кресла. От свиной ноги осталась тщательно обглоданная кость. — Я чуть не умер от голода. Где ты так задержался?
— В рыцарском зале, — ответил Хендрик, усаживаясь от меня по правую руку.
— Что же ты там делал? — хохотнул толстяк. — Там такой жесткий пол: все колени отобьешь, пока отделаешь женушку по всем правилам! — он хлопнул себя по животу и гулко рыгнул. Его масляные глазки ощупывали мое тело через броню парчового платья.
— Магнус! — нахмурился маркграф. — Заткнись. Прошу тебя по-хорошему.
— Хендрик! Ну, что ты, как непорочный отрок! — Магнус расхохотался натянутым смехом. — Это же была шутка! Сам подумай! Ну не мог же ты рассматривать в рыцарском зале старые чучела?!
— Я рассматривал в рыцарском зале арбалетную стрелу, Магнус, — голос Хендрика перекрыл шум разговоров и звон бокалов. — Сегодня вечером один из обитателей замка выстрелил из арбалета и чуть не убил мою жену.
В зале повисла такая тишина, что стал слышен шум дождя, шуршавшего в непроглядной тьме стрельчатых окон.
— Ты опять шутишь?! — жалобно спросил дядя.
— Нет, на этот раз я не шучу.
— Ну, ты поймал негодяя?
— Нет, но я догадываюсь, кто это сделал.
— Кто? — Магнус исподлобья окинул сидящих дам и кавалеров подозрительным взглядом. Придворные притихли, косясь друг на друга.
— Тот, кто знал о прощальном ужине Изабеллы. Тот, кто знал, что мы приглашены. Тот, кто знал, что мы пойдем через рыцарский зал…
Слова маркграфа потонули в вязкой тишине. Магнус выхватил из рук застывшего соляным столбом кравчего кувшин и присосался к носику. Вино булькало, переливаясь из кувшина в его глотку. Изабелла сидела с приоткрытым ртом, вытаращив глаза. Отец Бонифаций перебирал четки, прикрыв веки в глубокой задумчивости. А Марианна… А Марианна смотрела на Хендрика таким взглядом… Взглядом, в котором читалась безграничная любовь, тоска и безнадежность.
