Елена Логунова - Звезда курятника
— Это что?! — выкрикнула я, поспешно срываясь с места: совсем забыла, что на сковородке жарятся котлеты. — Фу-у, успела, не пригорели! Так как, ты сказал, называется это ваше макаронное творчество?
— Мандала, — важно сказал Колян. — Это такая конструкция, которая обладает необъяснимой способностью потенциировать духовный рост личности, привлекать энергию космоса и открывать человеку путь к гармонии внешнего и внутреннего миров.
— Я лично скорее обрела бы внутреннюю гармонию, съев пару котлеток, приготовленных как положено, с молочком и зеленью, а также с гарниром, — заметила я, накрывая на стол. — И где только ты набираешься таких глупостей? То значение неисправного унитаза в концепции даосизма, то мандала макаронных изделий!
— Ой, совсем забыл!
Колян убежал в прихожую, пошуршал там сво-ей сумкой и принес тонкую пластиковую папочку. Сквозь полупрозрачную розовую обложку был виден бумажный лист с текстом в четверть странички и маленькими схематичными рисунками.
— Вот изучи на досуге! — вручив мне папку, Колян пробрался на свое законное место во главе стола, взял вилку и решительно придвинул к себе тарелку с котлетами.
— Кокле, кокле! — закричал ребенок, возбужденно колотя ручками по столу.
Я подсадила его на высокий стульчик, дала ложку и мисочку с едой, потом взяла отложенную было папку и без особого интереса посмотрела сквозь розовый целлофан:
— Это еще что такое?
— Это распечатка с сайта «сантехник-собака-фронт-ру», — прочавкал Колян, загрузив в рот целую котлетку. — Тут техническое описание унитазной механики и конструктивных особенностей санитарной техники вообще. Будет время, почитай и впредь не говори, что я ничего в доме не делаю!
Это нелепое заявление не заслуживало даже опровержения, поэтому я только фыркнула и тоже принялась за еду.
Впрочем, почитать популярную сантехническую литературу я не отказалась, только в этот вечер у меня руки до нее не дошли. Уложив спать насытившегося малыша, с сонно прищуренными глазенками, лоснящимися толстыми щечками и округлившимся животиком, здорово похожего на маленького Будду, я наскоро привела в относительный порядок кухню и тоже бухнулась в постель.
Нужно было как следует отдохнуть: на завтрашний день у меня были наполеоновские планы.
Пятница
Ночью Масянька разнылся, и я переложила его к себе под бочок, поэтому с утра пораньше малыш получил неограниченный доступ ко всем интересующим его объектам. Первым делом он затолкал в видик забытую отцом кассету с записью научно-популярного фильма о роли NASA в освоении ближнего космоса, так что пробудилась я под бодрый дикторский текст на английском языке.
На экране телевизора величаво уплывал в темные глубины американский космический аппарат, а диктор за кадром говорил что-то о первых шагах человечества по Марсу. Отзвуки этих исторических шагов были слышны и мне: совсем рядом кто-то размеренно топал. Интершумом шел громкий хруст, который я спросонья приняла за протестующий треск ино-планетного гравия под суставчатой металлической ногой марсохода.
— У нас гости? — шепотом спросил меня пробудившийся Колян. — Я проспал и не услышал, кто к нам пришел?
— Понятия не имею, — тоже шепотом призналась я, прислушиваясь к топоту с хрустом с нарастающим беспокойством. — Я лично никому дверь не открывала!
Я с сожалением вспомнила, что с вечера не поставила у входа в дом никаких противотанковых ежей, а зря! Стоило чуток ослабить меры безопасности, как произошло вторжение!
Тут меня осенило, что ночью я положила на большую кровать Масяньку, а теперь ребенка в комнате нет.
— Колюша, ты где? Мама тебя потеряла! — громко позвала я.
Из кухни на зов вышел малыш. Личико его было перепачкано сахарной пудрой, в одной руке — надорванный цветной пакет, в другой — пригоршня сладких кукурузных палочек. Мася затолкал лакомство в рот, с хрустом пожевал и сообщил:
— Я шага!
В подтверждение сказанного он сделал несколько шагов, и мне стало ясно, кто топотал. На ногах у малыша были мамины туфли, по длине вдвое превышающие размер детской стопы. Масины лапки плотно засели в носках туфель, а оставшиеся далеко позади плоские каблуки звонко хлопали по паркету. При этом передвигался малыш забавными мелкими шажками, почти не отрывая ног от земли.
— Масянька, ты похож на японку в национальной обуви! — развеселился Колян. — Типичная гейша!
— Умоляю, не надо начинать утро ни с чего японского и китайского! — попросила я, вставая с постели.
— Как жаль, а я хотел попросить на завтрак зеленый чай! — огорчился муж.
— Это пожалуйста, чай у нас индийский, — согласилась я.
— А против Индии ты пока ничего не имеешь? — уточнил Колян. — Это хорошо. Кыся, а что будет на завтрак?
— Тати! — включился в обсуждение меню ребенок. — Тати-фафи!
— Сосиски, — подтвердила я. — На завтрак будут сосиски. Есть возражения?
Я обвела взглядом своих мужчин. Против сосисок никто не возражал, меню приняли единогласно. Завтрак был приготовлен быстро и прошел в теплой дружественной атмосфере, после чего Колян убежал на работу, а Масянька, зажав в каждом кулачке по цветному мелку, пошел во двор заниматься настенной и напольной живописью в стиле примитивизма под присмотром няни.
Я навела порядок в квартире, оделась, сложила в сумку все нужное барахло и отправилась на поиски компании «Атлант», руководимой Эдуардом Рудольфовичем Кочерыжкиным.
Не скрою, мне было любопытно увидеть человека, которого супруга предпочитает видеть раздражительным и несдержанным на язык. Неужели употребление крепких выражений по адресу родных и близких придает этому мужчине какую-то особую прелесть? А тихий и благонравный он начисто лишен обаяния?
Впрочем, в «Атлант» я отправилась не затем, чтобы познакомиться с Эдуардом Рудольфовичем. Мне просто необходимо было сделать что-нибудь такое, с чем я могла бы со спокойной душой появиться на глаза директрисе «Планиды». Она же обязательно спросит меня при встрече, как продвигается выполнение «заказа Кочерыжкиной»! А в «Планиду» зайти мне нужно было обязательно, потому что я хотела что-нибудь узнать о покойной Аделаиде Титоренко, которая была клиенткой фирмы.
Итак, первый пункт программы — фирма «Атлант»! Здание этой компании на одной из центральных улиц города я нашла без труда, потому что нарисованные по обе стороны входной двери мускулистые мужики в неприлично узких набедренных повязках видны были за версту. Ярко-розовые, как целлулоидные пупсы, атланты держали на плечах большие плетеные корзины, из которых свешивались гирлянды сосисок, торчали колбасы, рыбьи хвосты и французские батоны. «Торговый дом «Атлант»: продукты и деликатесы», — было написано на вывеске.
Я толкнула тяжелую деревянную дверь, вошла в здание и оказалась в длинном узком коридорчике, в котором витал слабый, но отчетливый запах копченостей. В коридор выходило с полдюжины дверей — все, кроме первой, ближайшей к входу, были закрыты, поэтому я не выбирала, куда мне сунуться.
— Доброе утро, — в меру приветливо сказала я мужчине, который телосложением и цветом костюма был очень похож на кузнечика-богомола.
Сухощавый дядечка с узким длинным лицом, прорезанным скорбными вертикальными складками, поднял на меня большие печальные глаза бездомного спаниеля, сморгнул невидимую слезу, встал из-за стола, на котором помещался компьютер. Дядечка работал за ним: сложив пальцы «пистолетами», оттопыренными указательными наносил редкие удары по кнопкам клавиатуры. Неожиданно глубоким голосом он звучно возвестил:
— Привет вам!
Я и в самом деле почувствовала себя несколько «с приветом». Интересно, тут всех так оригинально встречают? На всякий случай, чтобы соответствовать ему по тону и стилю, я тоже выпрямилась во весь рост и красивым меццо-сопрано напевно произнесла:
— Приветствую вас, уважаемый! Могу ли я просить оказать мне содействие?
Вселенская скорбь на лице человека-кузнечика уступила место сдержанной радости.
— Не откажу в помощи ближнему своему, — возвестил дядечка.
Я прищурилась, всматриваясь в беленький прямоугольничек бейджа на кармане его пиджака: «Михаил». Михаил — и все!
— Могу ли я просить вас, уважаемый Михаил, сопроводить меня в отдел кадров или же указать мне туда путь? — спросила я, невольно начиная изъясняться в витиеватом и нарочито прочувствованном стиле, ствойственном моему собеседнику.
— Един наш путь, сестра моя! — воскликнул Михаил, уже откровенно ликуя.
Я лично не видела никакого повода для неуемной радости, но тоже изобразила солнечную улыбку. И уже совершенно автоматически, просто потому, что это слово само собой просилось в качестве точки в столь странном диалоге, я воскликнула:
— Аллилуйя!
