Наталья Александрова - Миллион черных роз
«Да, наш Василий Терентьевич будет праздновать победу, — думал Сойка, — розы тоже на первый взгляд указывают на виновность Чижовой. С другой же стороны, она в театре ведущая актриса, да еще и красотка, и только ей на спектакле дарят так много цветов, что она не все букеты уносит домой. Розы эти стояли у нее в гримерной второй день, так что кто угодно мог взять их».
Капитан вздохнул и потянул на себя дверь. На вахте сегодня сидела другая бабуля, вернее бабулей ее назвать язык не повернулся бы. Пожилая женщина в черном свитере, с тщательно убранными в узел совершенно седыми волосами казалась учительницей на пенсии. «Тебя с седыми прядками над нашими тетрадками…» — чуть было не запел Сойка, едва удержался.
Вахтерша обернулась и подняла глаза поверх очков, чтобы получше разглядеть вошедшего. Учитывая немалый рост капитана, ей это было трудно, поэтому она даже приподнялась со стула.
— Вы к кому, молодой человек? — строго спросила она. — Здесь служебный вход.
Капитан подошел ближе и показал служебное удостоверение.
— Ах, вот вы кто, проходите, пожалуйста…
— А я хотел бы побеседовать с вами. Давайте познакомимся и поговорим, — вежливо попросил Сойка.
Пожилая женщина решила, что если усадить Сойку рядом с собой, ей будет гораздо легче разговаривать — не надо задирать голову.
Звали ее театрально — Корделия Павловна, и Сойка в душе сначала поразился этому шекспировскому совпадению, но потом решил не обращать внимание.
— Ваша коллега, — начал капитан, — к моему глубокому сожалению, не смогла сообщить нам ничего интересного.
По лицу женщины пробежала тень, но она ничего не сказала.
— Возможно, с вами мне повезет больше, — продолжал капитан.
— Возможно, — согласилась Корделия Павловна. Злословить о коллегах было не в ее правилах.
— Убийство произошло позавчера, вы, верно, уже знаете подробности.
Старуха молча кивнула.
— И вы дежурили накануне вечером…
— Не только вечером, но и весь день, — прервала она капитана, — у нас так положено, смена по двенадцать часов, начинаем в одиннадцать утра. Заканчиваем в одиннадцать или полдвенадцатого вечера. Потом приходит ночной сторож, он запирает все двери и спит где-то там…
— Валерия Кликунец была накануне в театре?
— Была, разумеется, она редко пропускала спектакли.
— И вы помните, когда и с кем она ушла?
— Очень хорошо помню, потому что она ко мне специально подошла. Она, видите ли, потеряла свою брошку.
— Что? — капитан вскочил со стула.
— Сядьте, пожалуйста, — слегка поморщилась Корделия Павловна и добавила учительским голосом: — Я повторю, если вы не поняли. Покойная Валерия Борисовна обратилась ко мне с просьбой. Она, дескать, потеряла свою брошку, так что если кто-то найдет и принесет, то пускай оставит ее у меня, она назавтра заберет.
— Она была расстроена, что потеряла такую дорогую вещь?
— Нет, выглядела она совершенно спокойно. А когда я выразила сомнение в том, что брошку ей вернут — люди-то ведь разные, не все честные, она так рассмеялась и сказала, что вещь эксклюзивная, продать ее не будет никакой возможности, так что умный человек это поймет и вернет брошку, а глупый обязательно попадется.
— Ну и ну, — поразился капитан. — Значит, на следующее утро брошки при ней не было…
— И не могло быть, — невозмутимо ответила старуха. — Видите ли, покойная одевалась всегда с большим вкусом. По моим наблюдениям драгоценностей у нее было очень много, но никогда она не носила лишнее. Это ведь только малокультурные люди считают, что чем больше золота и дорогих камней на пальцах, шее и в ушах, тем больше окружающие будут им завидовать и уважать, — старуха снова заговорила учительским голосом. — С Валерией Борисовной такого никогда не случалось. Драгоценности она носила только к вечернему туалету. А днем одевалась хоть и элегантно, но просто. Во что, например, она была одета в то трагическое утро позавчера?
— Ну, — вспомнил капитан, — черные брюки, черный тонкий свитер… сверху, кажется, жакет…
— Серый, мягкого трикотажа… — добавила старуха, — ну сами посудите, можно к такому костюму носить бриллиантовую брошь?
— Да уж, — буркнул капитан, — но тогда это совершенно меняет дело.
— Я знаю, что брошку нашли в столе у Ольги Чижовой, — добавила старуха, — и скажу вам, что наверняка ее подбросили недоброжелатели. Просто нашла какая-нибудь злобная завистливая баба и подбросила ей в стол. Сделать гадость — большая радость, так ведь говорят, верно?
— Верно, — пробормотал капитан, — спасибо, Корделия Павловна, вы мне очень помогли. Жаль, что позавчера вас не было дома, ведь вам звонили… и вчера тоже…
— Ну, молодой человек! — старуха рассмеялась. — В моем возрасте уже нечего стыдиться, когда не ночуешь дома. Так что могу признаться: навещала приятельницу, да так два дня у нее и прожила. Домой мне не к кому торопиться…
Капитан развернулся и направился не в театр, а в управление. Следовало срочно сообщить о брошке следователю. Одна улика против Чижовой считай, что устранена. Кто бы ни подбросил ей брошку — убийца или «друг» из театра, — так или иначе, утром этой брошки на покойной Кликунец не было и быть не могло. Версия ограбления и раньше висела на ниточке, а теперь рухнула.
Тут капитан Сойка вспомнил, что чертова брошка очень дорогая, что ценный вещдок висит на нем, а он, капитан, как отдал его позавчера экспертам, так ничего и не знает. Что-то ему беспокойно, тем более, раз все выяснилось и брошка не является больше уликой, ее могут потребовать родственники назад. Правда, родственников у покойной вроде бы никаких нету, кроме бывшего мужа, а такое, с позволения сказать, родство не считается. Но покажите вы мне такое наследство, на которое не найдется охотников! А наследство от покойной, судя по брошечке и рассказам про остальные драгоценности, осталось неплохое. Так что мигом выплывут какие-нибудь двоюродные племянники из Саратова и троюродные тети из Мариуполя, уж это точно.
В Управлении капитан направился прямо к экспертам. За столом, где он привык постоянно видеть немолодую полную Альбину Михайловну, сидела тощая очкастая девица в белом халате.
— Вам кого? — нелюбезно буркнула она, не оборачиваясь и не отвечая на приветствие Сойки.
— Альбину Михайловну! — гаркнул Сойка во весь голос.
Но на девицу это не произвело ни малейшего впечатления. Все так же не отрываясь от микроскопа, она ответила, что Альбина со вчерашнего дня в отпуске.
— А вы, значит, теперь за нее будете работать?
— Надо думать, раз на ее месте сижу! — раздраженно ответила девица и оторвала наконец голову от микроскопа.
Сойка улыбнулся самой своей обаятельной улыбкой, но на девицу не произвели ни малейшего впечатления ни его улыбка, ни гигантский рост, ни кудрявая шапка волос.
— Вы по какому вопросу? — допрашивала девица. — Если вне очереди что-то сделать, так и не надейтесь. Работы навалили — выше головы.
— Да я, собственно, — Сойка плюхнулся на стул, тот покачнулся под ним, и капитан схватился за стол рукой.
— Тихо вы! — зашипела девица. — Всю настройку мне сбили!
Она наклонилась, поправляя верньеры, сдвинув локтем множество мелких предметов на столе, среди которых Сойка с изумлением заметил ту самую бриллиантовую брошку-змейку с глазами-изумрудами.
— Слушайте, что это у вас такой ценный вещдок просто так на столе валяется? — сердито заговорил капитан, желая отомстить противной девице за то, что она не прониклась его несомненным мужским обаянием. — Брошечка подотчетная и, между прочим, очень дорогая, что случись — мы с вами за целую жизнь ее не отработаем. Вы бы, девушка, поаккуратнее с вещдоками обращались.
— Чего? — насмешливо протянула девица, окончательно оторвавшись от микроскопа. — Вы про эту брошку говорите? Да это барахло, бижутерия!
— Ну-ну, милая, тебя заносит, — усмехнулся в ответ капитан, — такие люди, как ее покойная владелица, бижутерии не носят.
— Говорю — это подделка! Очень умелая, но подделка! Имитация…
— Точно? — упавшим голосом переспросил капитан.
— Абсолютно. Техника не ошибается, — девица любовно погладила микроскоп.
— И когда ты это установила?
— Когда экспертизу проводила, тогда и установила, — буркнула девица.
— А тогда какого черта ты раньше не сказала, что брошка фальшивая? — заорал Сойка так громко, как только был способен.
От звука его голоса зазвенела лабораторная посуда на полках.
— А меня спрашивали? — девица заорала в ответ. — Ваш Крачкин только интересовался, чьи отпечатки на брошке, очень ему хотелось, чтобы Чижовой отпечатки были. Ну, я его разочаровала, говорю — нет там ничьих отпечатков кроме покойницы. Он рассердился и трубку повесил. А мне оно надо? Кому надо, пусть тот и спрашивает…
