Керри Гринвуд - Снежный блюз
Фрина допила кофе. В ее глазах снова появился огонь, она взбодрилась и оживилась.
– Простите меня, Элизабет, я иногда бываю такой гадкой! Говорите, конечно!
– Я о пакетиках, которые вы мне прислали. Во что вы ввязались?
– А что? Что в них такое?
– Вот в этом, – сказала доктор Макмиллан, выкладывая на стол аптечную упаковку, запечатанную красной восковой печатью, – хлорид натрия, обычная поваренная соль. А в этом, – она вытащила муслиновый пакетик, – чистый кокаин. Меня не интересует, где вы их взяли, но советую вам быть поосторожней, моя дорогая. Эти люди порой действуют слишком поспешно.
– Об этом я слышала… – пробормотала Фрина. Крошечный пакетик попал в ее карман, когда она была у мадам Бреда, и там был настоящий кокаин. А в пакетике побольше, который она приобрела как настоящий кокаин у княгини де Грасс, оказалась соль.
– Интересная соль, – добавила доктор, поднимаясь. – Я обнаружила в ней следы самых разных химических элементов. Думаю, это соль Мертвого моря – ее используют для солевых ванн в некоторых салонах красоты. Что ж, мне пора.
– Выпейте хотя бы чашку чаю, Элизабет! – запротестовала Фрина, но гостья покачала головой.
– Биологические процессы не ждут, – заметила доктор и ушла.
В дверях она столкнулась с господином Смайти.
Управляющий был вежлив, но тверд. Он понял, что мисс Фишер была совершенно непричастна к правонарушениям, по поводу которых вчера вечером к ней наведались полицейские. Он рад, что все так мирно закончилось. Но больше такое повторяться не должно. Еще один такой эпизод – и ради благополучия отеля он будет вынужден попросить мисс Фишер найти другое место пребывания. Фрина улыбнулась и уверила его, что подобных случаев больше не ожидается и что внушительные douceur[34] непременно будут добавлены к счету, чтобы успокоить его оскорбленные чувства. Господин Смайти удалился с довольным видом, осторожно закрыв за собой дверь.
– Срочно запри дверь, Дот! Не то еще кто-нибудь сюда заглянет и устроит представление перед завтраком, – крикнула Фрина и добавила: – Не открывай никому, кроме обслуги! Черт, как там говорится? «Так не глушил меня никто со дня, как мужа матери отцом назвал я».[35] Кажется, Шекспир. Саша! Пора вставать!
Молодой человек, явно успевший снова заснуть, вынырнул из-под одеяла и за минуту оделся. Он уселся на диване рядом с Фриной, на зависть бодрый и свежий.
Фрина взглянула на него с возмущением:
– Как можно так хорошо выглядеть в этот час? Это неестественно. Отвратительно. Ну да ладно. Что ты делаешь сегодня?
– Мне нужно зайти в «Скотс». У нас с сестрой утреннее представление в десять, потом еще одно в три, и вечернее шоу в театре «Тиволи». Думаю, княгиня захочет с тобой поговорить, – добавил он.
– Я бы тоже хотела с ней побеседовать. О, господи, кто там еще?
Дот пошла открывать и вернулась, катя столик с завтраком.
– Наконец-то! – сказала Фрина и принялась за вареное яйцо.
В девять часов они с Сашей уже спускались по лестнице, направляясь в отель «Скотс». На стойке администратора ее ждали два конверта: тонкий голубой с золотыми краями и ничем не украшенный пухлый белый. Незаметно для Саши она опустила их в сумочку, решив прочесть позже. Фрина не собиралась ни с кем делиться всеми известными ей сведениями. Дот получила все необходимые инструкции на случай, если мисс Фишер не вернется через три часа, и номер телефона душки полицейского. Саша предложил Фрине руку, и ее ладонь в перчатке проскользнула между его локтем и мускулистым боком. Он и вправду был очень привлекателен.
Саша, похоже, угадал мысли Фрины – уголки его губ чуть дрогнули в еле заметной самодовольной улыбке; если бы на его месте оказался другой мужчина, Фрина рассердилась бы. Но Саша ее умилял. В нем не было самолюбия мужчины-завоевателя, только детская актерская гордость, рожденная заслуженными аплодисментами искушенной публики. От прозрачного утреннего солнца на аккуратной блестящей шапочке Фрининых волос появился рыжий отсвет. Они подошли к «Скотс», не самому модному, но весьма респектабельному отелю. Швейцар с явным неодобрением оглядел Сашин костюм, но впустил его, нехотя раскрыв дверь. Фрина не дала швейцару чаевых, и это расстроило его еще больше.
Когда Саша влетел в номер, княгиня и Элли, пересчитывавшие горстку монет, подняли на него глаза и тут же вернулись к прежнему занятию.
– Мой мальчик, ты должен принять ванну и переодеться, – рявкнула княгиня. – Через час у тебя спектакль. Элли, собери монеты и спрячь их. Мисс Фишер, садитесь, пожалуйста. Хотите чаю?
Фрина кивнула, убрала с кресла три пары рваных чулок и села, исполнившись внимания.
Княгиня налила чай из самовара в фарфоровую чашку и передала ее Фрине. Элли тем временем ссыпала деньги в мешочек и исчезла в соседней комнате, вероятно, для того, чтобы снабдить Сашу чистым трико. Фрина вспомнила о маске смерти и вытащила ее из кармана пальто. Княгиня схватила маску и провела длинным узловатым пальцем по красным пятнам на ее краях.
– Ваша? – резко спросила она.
Фрина махнула рукой в сторону соседней комнаты.
– Его, – ответила она столь же резко.
Лицо старухи, казалось, еще больше осунулось.
– А-а. Он сам мне все расскажет. А вас не ранили?
– Конечно, нет, – ответила Фрина. – И Саша ранен совсем неопасно. Просто царапина на руке. Она ему даже не мешает.
– А-а! – издала торжествующий возглас княгиня. – Он все-таки развлек вас? Как бы я хотела, чтобы он женился! Это его единственный талант – это и танцы. Если нам не повезет, он станет жиголо, а это недостойно потомка княжеского рода. Мы ни на что не годимся! Меня ничему, ничему не научили в детстве – считалось, что работать должны крестьяне. Но я училась, самостоятельно докапываясь до истины. Потом царские дочери пошли в сестры милосердия, и мне тоже разрешили заняться чем-нибудь полезным. Но когда мы оказались в Париже, я поняла: мой самый ценный талант тот же, что у Саши. И я… это было весьма забавно, но очень скоро все будет кончено. Что же случилось?
– За ним гнались. И мы прибегли к хитрости. Княгиня, вы знали, что в пакетике, который вы мне продали, обычная соль?
На лице княгини не дрогнула ни одна складочка, но она заговорила на пол-октавы ниже:
– Соль? Нет, я отдавала деньги не за соль. Что себе думает Герда?
– Не знаю. Вы уже покупали у нее этот товар?
– En effet… mais pas tout-!a-fait,[36] – призналась княгиня. – Она всегда находила предлог не продавать.
– Предлог?
– Да. Или говорила, что за ней наблюдает мадам, или что поставок еще не было, или что все уже продано… Tiens![37] Соль! А мы заплатили за нее цену кокаина!
Старуха расхохоталась, и через мгновение Фрине это все тоже показалось смешным. Она попробовала чай – он был очень крепким, с лимоном и совсем ей не понравился.
Но был еще пакетик настоящего кокаина, найденный в ее пальто вместе с запиской. И когда пакет соды, которым она подменила наркотик, выпал из кармана ее пальто, Эллис, полицейский, выпалил: «Все как она сказала». Это означало, что человек, который навел на Фрину полицию, знал о сделке, совершенной княгиней в банях мадам Бреда. Круг подозреваемых, таким образом, ограничивался княгиней, ее свитой, Гердой и, возможно, мадам Бреда – любой из них мог подбросить Фрине кокаин.
Княгиня перестала смеяться, вытерла слезы и подлила себе чаю. Потом кивнула Фрине:
– Вы продвинулись в своем расследовании? – спросила она, и Фрина покачала головой. – У меня есть адрес, может быть, имя – я точно не знаю, – продолжала княгиня. – Вероятно, он вам поможет.
Де Грасс вытащила сложенный лист бумаги из недр своего наряда, который на этот час состоял из старомодного корсета и роскошного голубого атласного платья, довольно длинного и местами выцветшего.
Фрина развернула листок.
– Литтл Лон, семьдесят девять, – с трудом прочла она нацарапанный кошмарным почерком текст.
– Кто этот Лон? – спросила княгиня. – Вот что я хотела бы узнать. Возможно, это и есть наш сукин сын.
– Сукин сын?
– Негодяй.
– Я найду его, – пообещала Фрина и попрощалась с де Грассами.
Красавчик Саша нежно поцеловал ее и подвел к сестре для поцелуя. Фрине они казались настолько похожими, что она не стала возражать. Она знала, что близнецы хотят вместе обладать ею, и такая перспектива уже начала казаться ей увлекательной, но она решила оставить похотливые мысли и удалиться. Фрина нарочито громко простучала каблучками по коридору, а затем, крадучись, вернулась и приникла ухом к двери.
Она услышала голос старухи, говорившей на своем уже знакомом французском:
– Ну как дойная корова? Ты ей понравился?
– Разумеется, – самодовольно ответил Саша. – Гладил, пока она не замурлыкала. Для англичанки она необычайно чувственная. Думаю, я окрутил ее. Она снова захочет меня.
