Дарья Донцова - Продюсер козьей морды
– Добрый вечер, господа! Мы собрались здесь по замечательному поводу! День рождения всеми любимого…
Словесный запас иссяк. Черт побери! Как зовут начальника Гарика? Он величает босса «гондон», но я же не могу повторить с эстрады сие слово! Надо выкручиваться!
– …глубокоуважаемого, нашего…
Я сделал эффектную паузу, потом развел руки в стороны и выкрикнул:
– Давайте все вместе, хором, поздравим именинника! Ну, раз, два, три.
– Дорогой…
– Шмур-бур-дур-вич! – в едином порыве заорали присутствующие.
– Еще разочек! – велел я, тщетно пытаясь разобрать имя начальника Гарика.
– Шмур-бур-дур-вич! – грянуло в ответ.
Дядька в галифе медленно встал и начал кланяться!
– Здравствуй, Дедушка Мороз! Здравствуйте, ребята! Ты подарки нам принес, педераст проклятый! – тоненько пропищал кто-то из-за кулис.
Я пропустил пошлую частушку мимо ушей, в конце концов у любого успешного артиста всегда найдутся завистники, а я сейчас легко управляюсь с залом.
– Замечательно, прелестно, – зачастил я, – начинаем праздничный спектакль. Перед вами выступит коллектив Морелли, группа артистов – лауреатов международных конкурсов, обладателей золотых медалей, Гран-при и памятников.
Из кулисы донеслось тоненькое хихиканье. На секунду мне стало не по себе. Памятники – это как-то слишком! С другой стороны, если сам себя не похвалишь, то никто другой этого не сделает! Иван Павлович, коли ударишь в грязь лицом, вечером придется в компании с макакой заниматься шулерством! Вперед, мой друг!
– Лучшие сцены мира приглашают Морелли, – заорал я, – но сегодня мы с вами!
– Охренеть! – пропищали из задника.
– Специально для именинника мы покажем уникальный спектакль, – я добавил децибел в голос, – а чтобы вы хорошо поняли действие, я буду его комментировать. Пьеса написана в четырнадцатом веке…
– Гомером, – громко подсказали сзади, – старик наплел ее для Краснознаменного ансамбля песни и пляски, и с тех пор ее регулярно поют в пеших походах!
Я отошел в сторону.
– Внимание! Действие первое! Катарина, юная дочь графа Композито, влюблена в красавца Луиджи. Увы, юноша не богат и не знатен. Отец хочет выдать Катарину замуж за старика-горбуна, обладателя несметного состояния. Луиджи ночью приходит на свидание. Катарина заперта в башне, поэтому парень просит друзей ему помочь! Ночь! Сад графа Композито! Спят все, кроме юной пары.
Воцарилась тишина, потом послышался скрип, шорох, тихие ругательства и дискант пропищал:
– Фанеру заело!
По залу понесся кашель, и тут застучала барабанная дробь. Я юркнул за кулисы, вытер пот со лба и уставился на братьев Морелли. Через пару минут дрожь в коленях прошла. Энди, Антонио и Мара работали слаженно и четко. Первый установил на голове длинный шест, второй ловко взобрался на его середину, третий залез до самого верха, сделал несколько акробатических па и замер с вытянутой вперед рукой.
Луч прожектора переместился левее, выхватил из темноты фигуру Жозефины, девочка-каучук открыла рот, и зазвучал женский голос. Я закрыл глаза. Чарующие звуки, великолепное пение, какой диапазон, мощь, страсть и одновременно тоска и нежность.
Зал ахнул, я потряс головой, поднял веки и испытал восторг. Мара и Антонио выполняли акробатический этюд, Жозефина пела, зрители сидели в шоке. Еще бы! Подобного они никогда не видели!
– Слышь, Вова, – зашептал мне в ухо Гарик, – твоя солистка просто чума! Ей надо на большую сцену! Талантище.
Я закивал. Еще бы, это великая Мария Каллас. Жозефине и про чижика-пыжика слабо исполнить, в правой кулисе стоит Костя, дрессировщик медведя, он и включил запись.
Последнее «ля» взметнулось к потолку. Прожектор «отпустил» Жозефину, Мара и Антонио быстро съехали по шесту и замерли возле Энди. Я вновь выскочил вперед и зачастил:
– Второе действие. В Луиджи еще влюблена Мэри, некрасивая дочь трактирщика. Мэри решает разрушить счастье Катарины. Ночь. Площадка перед беседкой.
Я бросился назад за кулисы, краем глаза увидев, что Алина Брин выходит из зала, наверное, звезде стало плохо при виде триумфа другой актрисы.
Мара сделал сальто, Антонио легко встал на руки, Энди на голову, и тут из правой кулисы вышла женская фигура. Зрители захихикали.
– Алина! – вдруг громогласно заявил Герасим Ильич. – Моя дорогая участвует в постановке! Это сюрприз! Браво!
Престарелый ректор резво вскочил и начал аплодировать, зал взорвался овацией. Я вжал голову в плечи: по сцене вышагивала Мими! Увы, судьба сыграла с нами злую шутку: мартышка одета как Алина Брин. Тело обезьянки обтягивает ярко-красное платье, на ногах белые ботфорты, довершает картину парик из завитых белокурых волос.
– Прикольно, – зачирикал уже знакомый противный дискант, – ща Алина сама сюда прикандыбает и мало всем не покажется. Один в один картинка! Неудивительно, что старый пердун от счастья тащится!
Хотелось обернуться и увидеть человека, который комментировал концерт, но мне было не до него. Я начал панически искать выход из идиотского положения.
А ничего не знающие артисты тем временем исполняли предписанные им роли. Энди и Антонио крутили сальто, Мара встал в каноническую позу балетного премьера: правая нога чуть впереди левой, обе руки прижаты к сердцу, голова картинно отклонена назад. Из правой кулисы вынеслась Жозефина и играючи села на шпагат.
Мими уперла лапы в бока. Я зажмурился. Мартышка до отвращения напоминает госпожу Брин! Единственное отличие – длинные белые перчатки, которые я, помня о неудачном пассаже про рисовые плантации, самолично натянул на лапы «Мэри».
– Эх, по Тверской-Ямской! – понеслось над залом. – Да с колокольчиком! То не лед трещит…
Я чуть не рухнул: это конец! Идиот Костя нажал пальцем не ту кнопку на пульте! Вместо заготовленного мной отрывка из оперы «Кармен» сейчас звучит русская народная песня. С какого боку она в истории про графа Композито? Это сокрушительный провал! Морелли закидают тухлыми яйцами. Правда, я надеюсь, что никто из почтенной публики не прихватил их с собой!
– Это ты организатор сего дерьма? – впилось мне в ухо хрипловатое меццо.
Я обернулся и вздрогнул. В сантиметре от моего лица покачивалась маленькая ручка с ярко-фиолетовыми острыми ногтями.
– Сейчас узнаешь, как меня пародировать, – продолжала Алина, – мало не покажется!
– Ма, – зазвенел тот самый дискант, который постоянно комментировал представление, – не тронь его! Прикольно!
Из темноты выступила девочка-подросток в рваных джинсах и ярко-розовой майке с надписью «Putana» на груди.
Брин неожиданно опустила руку.
– Ты так считаешь?
– Ага, – кивнула дочка, – народ плющит. Слышишь, жаба в экстазе! Во! Уши раздень!
Я невольно посмотрел на сцену. Мими выплясывала, высоко вскидывая ноги. Потом обезьянка присела, легко подпрыгнула, сделала двойное сальто и продолжила танец. Жозефина изгибалась в разные стороны, Мара ходил на руках, Антонио и Энди работали с першем, а на заднем плане мерно переминался с лапы на лапу медведь Тихон. В общей суматохе про Топтыгина забыли, но он, истинный циркач, сам нашел дорогу на сцену!
– Все газеты о таком напишут, – уверенно заявила девочка, – шикарный пиар!
– Верно, – протянула Алина.
И тут музыка стихла.
– Милая, – заорал Герасим Ильич, – дорогая! Какой талант! Бас как у Шаляпина!
Не в силах сдержать эмоций, ректор с неожиданной для его возраста и статуса резвостью рванул по боковым ступенькам на сцену. Охрана, явно не ожидавшая от старца молодой прыти, не успела стреножить барина.
Я попытался отклеить от спины прилипшую к ней рубашку. Насчет Шаляпина Герасим Ильич абсолютно прав. Песня «Вдоль по Питерской» прозвучала в исполнении Федора Ивановича. Мими, как вы понимаете, не обладает певческим даром, вот в карты она жульничает лихо и сальто крутит мастерски.
Герасим Ильич обнял Мими, наглая макака не растерялась и обвила лапами в перчатках стан ректора.
– Какая у меня жена! – закричал дедуля.
Зал взвыл.
– Талантливая!
– А-а-а!
– Голос! Роскошный!
– И-и-и!!
– Акробатка!
– О-о-о!!!
Именинник тоже сорвался с места, но охранники успели его перехватить. А тем временем и на сцене, и в зале творилось нечто невообразимое. Тут и там сверкали вспышки фотоаппаратов, откуда ни возьмись выехала камера.
– Дайте занавес, – нервно потребовала Алина, – уберите свою артистку, я буду общаться с прессой. Эй, очнись и действуй! Сколько она хочет за молчание?
– Кто? – не понял я.
– Баба, которая меня изображала, – топнула ногой Брин, – ну?
Она вытащила из сумочки пачку купюр.
– Тыщу евриков и больше ни копейки! – отрезала Алина. – Пусть она заткнется! Навсегда! Сейчас не она пела! Там была я!
Отпихнув меня в сторону, Брин дернула рычаг, пыльная драпировка сомкнулась. Энди, Мара, Мими, Антонио и Жозефина унеслись в правую кулису. Алина выбежала на сцену и вцепилась в Герасима Ильича, который, так ничего и не поняв, продолжал биться в восторге.
