Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена Ивановна
— Ну не здесь же! — возмутилась Трошкина. — Зайдем в парк, сядем на укромную лавочку под елочкой, там и снимешь грим, не пугая людей стремительными метаморфозами!
— Надеюсь, ты не хотела сказать, что в нормальном виде я страшненькая! — проворчала я, неохотно пряча пудреницу в сумочку.
— В нормальном виде ты гораздо красивее, чем в ненормальном! — заверила меня Алка. — Просто это очень странно смотрится, когда у человека одна половина лица розовая и веснушчатая, а вторая — смуглая, и глаза разного размера…
— Вот оно! — я резко остановилась и щелкнула пальцами. — Эврика!
— Что ты нашла? — эрудированная Трошкина легко воспроизвела перевод с греческого.
— Объяснение!
— В любви?
— Наоборот!
— Интересно, но не понятно! — призналась Алка.
— На лавочке объясню!
Я подхватила подружку под руку и с ускорением потащила ее в парк.
В жаркий послеполуденный час свободные скамейки имелись только на солнцепеке и еще под сенью огромного тополя, обильно линяющего белым пухом. Мы с Алкой предпочли устроиться под тополем и тут же начали чихать. Клочья пуха кружились в воздухе, точно крупные снежинки. На траве под деревом во множестве валялись белые клочья. Похоже было, будто на газоне распотрошили десяток-другой двуспальных ватных матрасов или растерзали отару мериносов.
— Ап-чхи! Я жду объяснений! — невнятно напомнила Трошкина.
Спасая дыхательные органы от приставучего пуха, она закрыла лицо руками. Я сноровисто стирала с физиономии обильный грим. Со стороны можно было подумать, будто я размазываю по физиономии слезы, а Алка рыдает, уткнув лицо в ладони. Я заметила, что парни, лениво фланирующие по аллее, поглядывают на нас с растущим интересом. Еще чуть-чуть — и придут угощать! Этого мне совсем не хотелось — мою потребность в новых знакомствах надолго удовлетворило общение с Александром, поэтому я быстро закончила зачистку лица, убрала антигримировальные принадлежности, а Трошкину толкнула в бок и прошептала:
— Гюльчатай, открой личико!
— А? А-апчхи! — ответила Алка. — Ну, так что у тебя за «эврика»?
— Ты хорошо разглядела моего налетчика?
— Как бы я его хорошо разглядела? Он же личико закрыл, как та Гюльчатай! — Алка сместила ладони ниже, открыв глаза. — Только зенками в прорези сверкал!
— Вот именно. Зенки его я как раз и запомнила.
— Они такие красивые? — заинтересовалась Трошкина. — Слушай, а я ведь читала в каком-то журнале, что женщины, оценивая привлекательность мужчины, первым делом обращают внимание на его глаза!
— А вторым? — я тоже заинтересовалась.
— После глаз обычно смотрят на руки, потом на фигуру вообще, а затем уже на фасон и опрятность нижнего белья! — отбарабанила начитанная подружка.
— Быстрые! — завистливо заметила я.
И потерла лоб:
— Так, о чем это мы?
— О налетчике, которого ты уже называешь своим! — уколола меня Алка. — Что там вторым пунктом — руки? Как тебе они? А фигура?
Рука налетчика оставила след на моей шее, но не в моей памяти. На фигуру в целом я особого внимание не обратила, вроде мужик как мужик, не инвалид — две руки, дне ноги… А до демонстрации нижнего белья у нас, к счастью, и вовсе не дошло. Я напомнила об этом Алке и вернулась к тому, с чего начала:
— Так вот, глаза налетчика! Они у него действительно необыкновенные! Они разные!
— В смысле, они такие выразительные, что могут передавать самые разные эмоции?
— Трошкина, ты в своем уме?! — я вспылила. — Какие-такие разные эмоции он мог выражать в то время, когда сжимал мое горло? Любовь и нежность?!
— А почему нет? Вот, к примеру, Отелло…
— Гюльчатай, закрой личико! — не выдержала я. — Или хотя бы рот! Помолчи одну минуту, дай мне сказать! Объясняю: глаза у налетчика были разные! Один голубой, другой зеленый! Я, правда, не сразу это поняла, все ходила, думала — что с ним не так?
— Вот это примета! — обрадовалась Трошкина. — Разноглазого злоумышленника, пожалуй, без всякого фоторобота разыскать не проблема! Если только…
Она покосилась на меня и вздохнула.
— Если только — что? — напряглась я.
— Если только он действительно такой разноглазый уникум, а не близорукий пижон, потерявший одну цветную линзу!
Такой вариант обескураживал. Мы помолчали. Потом Алка немного виновато сказала:
— Тебе, наверное, на работу вернуться надо?
— Ты куда-то спешишь? — надулась я.
— Надо бы Кате позвонить, рассказать ей, как прошел первый раунд с Александром, да уже начинать готовиться к свадьбе.
Алка вздохнула, показывая, как тяготят ее предстоящие хлопоты, но глаза у нее засверкали не хуже, чем незабываемые зенки налетчика.
Нормальные женщины реагируют на упоминание предстоящей вскоре чужой свадьбы, как ветераны Бородино на команду «привал». Ну, вы помните — «кто кивер чистил, весь избитый, кто штык точил…». Я тоже ощутила позыв основательно почистить, если не штык, то хотя бы перышки, и ревниво спросила Алку, знает ли она, в чем пойдет на свадьбу Катерины? Ответ на этот важный вопрос Алка еще не обрела, но надеялась найти его в одной из модных лавок торгового центра «Мегаполис». Мы договорились, что я после работы прямиком поеду туда же, и мы прошерстим магазины вместе. Парный шопинг — это именно тот вид спорта, в котором мы с Трошкиной образуем поразительно гармоничный дуэт.
В троллейбусе я с тоской смотрела в пыльное окошко. На работу не хотелось. Хотелось куда-нибудь в пампасы. Неожиданно даже некомфортный и малобюджетный сплав по горной речке показался мне вполне заманчивым мероприятием. Откровенно привлекательной представилась и беспокойная ночевка в двухместной палатке, и утренний кофе, поднесенный в походную постель в помятой жестяной кружке. Я дала себе слово сегодня же вечером позвонить Денису и с максимально возможным интересом в голосе расспросить его о порогах, водопадах, кострах и комарах.
Мечтательно воображая себя, обожженную солнцем и искусанную насекомыми, на носу несущегося по волнам утлого челна с коротким веслом наперевес, я слишком резко толкнула дверь с горделивой табличкой «Рекламное агентство полного цикла „МБС“», и массивная золотая ручка с внутренней стороны сильно ударила в чью-то широкую спину.
— Ой, простите! — извинилась я, удержав при себе естественный, но невежливый вопрос: «Идиоты, что ж вы встали на пороге?»
Доступ в офис мне преграждали сразу две широкие спины, одна из которых после непредумышленного удара дверной ручкой повернулась. Показались мускулистый торс и разгневанная мужская физиономия.
— Кто?! — рявкнул ее обладатель.
— Я, — честно призналась я. — Это я вас. Не нарочно! Ручкой.
— Скорее уж ножкой! — пробурчал грубиян.
И он посмотрел на мои нижние конечности с таким выражением, словно думал увидеть крепкие телячьи копытца и тут же сварить из них холодец.
Обычно мужчины заглядываются на мои ножки с большей симпатией. Мне стало обидно.
— Это была дверная ручка! — высокомерно сказала я и решительно вклинилась между мешающими мне фигурами свое плечо. — Позвольте, господа… Гран мерси.
— Индия! — обрадовался мне Сашка Баринов.
— Намастэ, — довольно желчно приветствовала его я, перейдя с французского на язык упомянутой страны.
Я не в восторге от имени, которым меня наградили любящие родители, и за пределами семейного круга предпочитаю скромно зваться Инной. Особенно я не люблю, когда меня называют Индией в присутствии незнакомых людей, тем более — клиентов. Мало кто остается равнодушным к такой диковинке, как девушка — тезка далекой экзотической державы.
К сожалению, толстокожий Сашка не понял, что я не в духе, и с удовольствием продолжил игру затверженной фразой на хинди:
— Куа хал хаи?
Поинтересовался, стало быть, состоянием моего здоровья.
— Теак таак! — гаркнула я, отвечая, что все в порядке, и надеясь, что после этого приставучий Баринов от меня отцепится.
Как бы не так!
— Индия! — снова воззвал он.
— Ну чего тебе, Афанасий Никитин?! — вызверилась я.