Шарль Эксбрайя - Заговор корсиканок
– Шеф… вы не можете…
– Замолчите, черт возьми! Или я вас разжалую!
Положение казалось безвыходным, как вдруг у двери раздался спокойный голос:
– Что у вас тут за шум? На улице слышно.
Радуясь, что может выместить злость на более крепком противнике, Оноре воскликнул:
– А, вы пришли очень вовремя, Базилия! По вашей вине они сядут в тюрьму!
– А что они такого сделали?
– О, ничего особенного… Просто развеяли по воздуху Эспри и Мирей Акро, так что потом останки пришлось собирать по всей улице.
– Эти двое были плохими людьми.
– А мне плевать! И вас это тоже не касается!
– Я с вами не согласна.
– Хватит, Базилия! Из-за вас, из-за ваших безумных поступков я рискую потерять место!
– Вот видите! И вы еще хотите, чтобы мы доверяли правосудию тех, кто даже не способен оценить ваши достоинства?
Кастелле счел реплику Базилии очень ловким ходом и с любопытством ожидал реакции шефа. Тот немного помолчал.
– Базилия, – наконец проговорил Сервионе изменившимся голосом. – Вы что ж, совсем потеряли совесть? Все эти мертвые… У меня нет против вас прямых улик, но косвенных вполне достаточно, чтобы, как того требует мой долг, лишить возможности и впредь преступать закон.
– Так вы и меня тоже отправите в тюрьму?
– Для начала – в больницу.
– А мои внуки?
– Я уверен, что ими займутся ваши друзья.
– Нехорошо вы поступаете, – немного подумав, заявила старуха.
– Послушайте, Базилия, я даю вам сутки на то, чтобы привести в порядок все дела. Завтра в это время я за вами приеду. Что до вас, Шарль, я постараюсь доказать, что вы замешаны в этой истории с бомбой, и, если у меня это выйдет, можете распрощаться с Барбериной!
Все это угнетало комиссара. Не выдержав, он стал изливать душу своему обычному собеседнику, инспектору Кастелле:
– Знал бы я только, чем обернется для меня это назначение, о котором я столько мечтал! Просто руки опускаются… Станут говорить, будто я выгораживал соотечественников… В какой-то мере это верно, пусть даже я так поступал не вполне осознанно… Видите ли, Кастелле, Базилия и ее друзья принадлежат к миру, очень непохожему на этот… Хотя все эти люди уехали с нашего острова очень давно (а может, как раз поэтому), они лишь внешне приняли здешние обычаи, в душе же остались верны тому, как жили старики во времена их юности, и даже не догадываются, что на Корсике все это тоже давно ушло в прошлое. Все поступки Базилии и других продиктованы уверенностью, что так повелевает им долг и любое уклонение было бы изменой. Можно ли судить по нашим законам людей иного времени? И однако… Я обязан помешать им продолжать вендетту… Но как?
– Шеф… кажется, у меня проклюнулась одна мыслишка… может, это не очень умно, и все-таки…
– Все равно скажите, старина… Раз я сам не в состоянии ничего придумать, грешно было бы привередничать.
– Надо, чтобы подручные Консегюда пали духом и признались в своих преступлениях…
– Ну да? И вы знаете способ уговорить их добровольно подставить голову палачу?
– Возможно…
– И что же это?
– Страх.
Не по себе было не только комиссару, но и некоему типу по имени Юбер. Когда за утренним кофе он открыл газету, чашка выскользнула у него из рук и, к огромной досаде супруги, кофе пролился на брюки кабатчика, но тот даже не почувствовал ожога.
– Ты что, заболел, Юбер?
Он лишь молча указал на статью, занимавшую чуть ли не всю первую полосу.
– Вот так штука! Эта задавака Мирей… Ну и конец! – кратко высказала свое мнение Антуанетта.
– Завтра это может случиться с нами.
– С нами?
– Разве ты не понимаешь, что кто-то решил жестоко отомстить за корсиканцев, которых Фред прикончил в Вилльфранш?
– Ну и что?
– Бенджен, Пелиссан, Акро и его жена… И мы тоже отправимся следом!
– Мы-то почему?
– Потому что мы были сообщниками!
– Ты, но не я!
– И не надейся, моя крошка, ты тоже по уши в этом деле!
– Подонок!
– Вот это мило! А не ты ли с огромным удовольствием получила от Фреда за алиби пятьдесят кусков?
– Я не догадывалась, что мы так рискуем.
– Честно говоря, я тоже… как, впрочем, и они… Никто не сомневался, что все пройдет как по маслу…
– Вот ведь умники! Но я, знаешь ли, вовсе не хочу раствориться в пространстве, как Мирей!
– Ты можешь предложить какой-нибудь выход?
– Тот фараон, который к тебе иногда заходит…
– Кастелле?
– Ну да… Он вроде бы неплохой тип?
– Кто знает? Легавый есть легавый.
– Согласна… но тебе следовало бы прощупать почву, Юбер.
– Зачем?
– Надо выяснить, здорово ли тебе придется расплачиваться, если ты признаешь, что соврал.
Юбер, видимо, не сразу сообразил, на что намекает его подруга, но, как только до него дошло, чем для него чревато подобное предложение, он заорал:
– И ты смеешь говорить это мне? Хорошенький образ мыслей! Да во что ж это ты превратилась, хотел бы я знать?
– Не понимаю, что тут особенного!
– Да уж конечно! Ты просто-напросто предлагаешь мне сдать полиции людей, которые мне поверили и к тому же заплатили за молчание! А заодно советуешь отправиться за решетку, возможно, на долгие годы! Как это любезно с твоей стороны! А не слишком ли нескромно с моей стороны поинтересоваться, что в это время будешь делать ты?
– Ну… вести хозяйство.
– Ага… а потом, решив, что достаточно нагрела лапы, загонишь барак и улизнешь? Нет уж, такое мне не по вкусу, моя красавица! Либо мы погибнем, либо выплывем, но вместе!
– Как хочешь.
– И не советую что-либо предпринимать самостоятельно, моя курочка! Например, пытаться поболтать по душам с фараонами… Иначе тебе точно не жить. Вспомни беднягу По…
Слова замерли на губах Юбера, и, не закончив фразы, он шарахнул кулаком по столу.
– Черт возьми! Черт возьми! Так это не он! Выходит, Жозе прикончил парня ни за что ни про что?
– Ты хочешь сказать, Полен…
– Мертв! Мертвее некуда! И это Жозе свел с ним счеты!
– Но… почему?
– Он думал, что Полен отправляет всех в мир иной…
– А ты, Юбер? Надеюсь, хоть в этом убийстве ты не замешан?
– Почти нет…
– Почти?
И хозяину «Веселого матроса» пришлось признать свою долю участия в преступлении Жозе Бэроля, а заодно и то, что несчастный Кастанье покоится на дне морском.
– На сей раз ты точно влип в историю, и уж тут я ни при чем.
– Вот утешение-то!
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю… ах да, хорошенько надраться!
И, не слушая криков жены, Юбер заперся в погребе – единственном месте, где мог безраздельно наслаждаться покоем.
В доме Консегюда никто не улыбался. На лицах Фреда и Гастона читался страх, а Жозе выглядел скорее сердитым.
– Бедный Эспри… – проговорила Жозетт. – Он этого не заслуживал, да и Мирей тоже…
– Да.
На том надгробная речь по ушедшей из жизни пары завершилась. Когда хозяйка дома приготовила выпивку, Гастон отхлебнул большой глоток и поставил бокал на стол.
– А теперь, ребята, – заявил он, – нам придется рискнуть. Мы не можем спокойно ждать, пока эта мразь Кастанье покончит с нами со всеми… Придется его ликвидировать. А если он и впрямь, как сказал мне, сочинил письмо легавым – что ж, потом подумаем над средствами защиты. Когда Полен попадет в морг, мы сможем дышать спокойнее. Кто возьмет это на себя? Ты, Фред?
– Вы не думаете, что я сейчас и без того здорово засветился?
– Да уж, не говоря о том, что и всех нас впутал в невероятную историю с этими твоими корсиканцами… Самолюбие Анаис такого явно не стоило… Тогда ты. Жозс?
– Это уже сделано.
Все ошарашенно уставились на гиганта.
– Вы хотите сказать… – начала Жозетт.
– Да, я убил Кастанье.
– Без спросу? – возмутился Консегюд. – А ведь ты знал о его письме!
– Враки.
– Почему ты так уверен?
– Он сам сказал. А потом я его убил.
– Где труп?
– В море. Юбер подсобил его спрятать.
Жозетт налила Бэролю еще стаканчик.
– Вы это заслужили!
Все с облегчением перевели дух. Лица просветлели. Смерть Кастанье освободила бандитов от страха. Общее мнение выразил Консегюд:
– Ну, вот мы и выбрались из туннеля, ребята. Теперь, когда Полен заплатил сполна, нам больше нечего опасаться. Спасибо, Жозс!
– Нет.
Гастон, собиравшийся снова выпить, медленно опустил бокал.
– Что означает это «нет»?
– Мы не выбрались из туннеля, потому что…
– Ну?
– Потому что, когда Эспри и Мирей взлетели на воздух, Кастанье был уже мертв.
Внезапно наступила полная тишина. Каждый вглядывался в лица других, пытаясь угадать, какое впечатление столь неожиданное открытие произвело на них. И опять Жозетт первой стряхнула с себе оцепенение.
