Хелена Секула - Туз пятой масти
Комодик не убежит, а вот таинственный «хлам» сегодня заберут, в половине десятого вечера. Впереди полдня, чтобы на что-то решиться.
И тут меня осенило. Ну и дура же я! Зачем за ними следить, если у меня есть адрес!
Осень уже разгулялась вовсю. Дни состояли сплошь из сумерек, а вечера были длинные. Хлестал мелкий, противный дождь.
Я влезла в старые джинсы, мохеровый свитер и непромокаемую куртку с капюшоном. Серенькой мышкой выскользнула из тридцать шестого трамвая на конечной остановке.
Интересующее меня место оказалось далеко от Виляновского замка. Пришлось пройти по шоссе, потом свернуть на узенькую дорожку-улочку.
Дом ничем не отличался от других на этой улице. Сад, огороженный металлической сеткой. Хозяйственные пристройки в глубине сада. Сзади протекает канал, там уже сетки нет, а боковые границы участка обсажены шпалерами высоких деревьев. Тополями, кажется.
Из кирпичного сарая возле самого канала доносился ритмичный скрежет какого-то механизма, сквозь неплотно прикрытые двери падал луч света. Какая-то мастерская?
Я огляделась. Вокруг все то же самое: одноэтажные домики, тут надолго не спрячешься. За заборами лаяли собаки, изредка попадался прохожий.
Будь у этих тополей не такие гладкие стволы, в их кронах можно было бы укрыться, да и то летом, когда буйствует листва. Но сейчас оголенные кроны просвечивали насквозь. Дождик усилился, я чувствовала, как костенею от холода.
Я обошла всю улицу, свернула к каналу. Вдоль него вилась болотистая тропинка, заросшая сухим бурьяном, лопухами и какой-то еще дрянью. Репьи цеплялись к штанам.
На задворках домов несли вахту прикованные цепями лодчонки, по большей части прогнившие, наполненные водой. Участки были отделены друг от друга колючей проволокой или сеткой. Ни дать ни взять – сусеки. Однако в ограде зияли дыры, и я смогла пролезть к высоким тополям, окружавшим мастерскую, откуда по-прежнему доносился скрежет. Что там творится, не разглядеть, но ближе подойти я боялась.
Было около семи вечера. Я промерзла навылет и вскоре поняла, что до половины десятого на посту не продержусь. Ладно, дорогу теперь знаю, приду сюда за полчаса до назначенного срока.
Я вернулась к шоссе, под фонарем по мере сил отодрала репьи, но только в «Кузнице» – стильном ресторанчике, когда портье смерил меня презрительным взглядом, сообразила, что выгляжу не слишком элегантно, зато слишком молодо.
«Надо его обвести вокруг пальца, иначе не пустит!» – подумала я и поздоровалась по-английски с самым хорошим произношением, какое можно было усвоить на курсах отцов бенедиктинцев:
– Добрый вечер!
Халдей с неохотой взял все-таки промокшую куртку, я же, дабы развеять его сомнения, кинула еще пару фраз о погоде и ткнула пальцем в пачку «Пал-Мал». Вытащила пятисотку и небрежно положила на прилавок.
Это были деньги из моего «часового» капитала, я тряслась над ними, как Гобсек, но теперь даже стало интересно: надует он меня или нет?
Не надул. Честно отсчитал сдачу. Теперь я могла выпить кофе.
Только в теплом зале почувствовала, насколько замерзла. Кругом царила толчея, все столики забиты. Даже возле стойки бара нет свободного места.
Я беспомощно огляделась. Самообслуживанием тут и не пахнет, если не найду места – не видать мне и стакана воды.
Придется к кому-нибудь подсесть. В основном публика расположилась большими компаниями, но во втором зале, напротив дверей, я заметила одинокую пару. Они заняли столик на четыре человека, одного стула не хватало, но последнее место было свободно.
Только через несколько минут я сообразила, что бессознательно таращусь на мужчину за столиком. У него было интересное лицо. Смуглое, со слегка выдающимися скулами, из-за чего темные глаза казались узкими и слегка раскосыми, особенно когда улыбался. Черные брови срослись на переносице; на щеках и выдающемся вперед подбородке – синеватая тень после бритья.
Неизвестно почему мне было приятно, что его спутница, несмотря на молодость, выглядела блекло. Как же, «неизвестно почему'! Очень даже известно: незнакомец мне понравился, а эта бесцветная блондиночка мне не конкурентка. Я покраснела, как последняя идиотка: он улыбнулся, поймав мои взгляд. Мельком глянул на меня, нахмурился, словно я ему кого-то напомнила, и поклонился.
Самоуверенность тотчас вернулась ко мне: я решительно подошла к столику, за которым сидела парочка, почему-то снова пустила в ход свой английский.
– Пожалуйста, садитесь, – ответил мужчина на мой вопрос, тоже по-английски, но с ужасным произношением. Вблизи он казался значительно моложе, но его мрачная красота от этого не пострадала. Нет, я точно никогда его не видела.
– Спасибо, я просто хотела выпить кофе. – Я почувствовала, что снова краснею, и ужасно разозлилась на себя.
Пара ужинала.
Мужчина позвал официанта и заказал мне кофе.
– Мне показалось, что я вас где-то видел, – обратился он ко мне на своем ужасном английском.
– Простите, что помешала вам, но здесь нет свободных мест, а я так замерзла.
– Ну что вы, какая мелочь! Могу я вам еще чем-нибудь помочь?
– Спасибо, нет.
Я торопливо хлебала свой кофе, угостила их сигаретами, закурила сама. Вообще-то я не курю, но умею обходиться с этим свинством без того, чтобы давиться дымом и кашлять как чахоточная при смерти. Однако сигарета ударила мне в голову не хуже водки.
Мужчина перестал обращать на меня внимание, занялся своей выбеленной блондинкой. Умирая от зависти, я угрюмо поглядывала на них.
Разговаривали они громко, поэтому я навострила ушки, хотя какое мне до них дело… Но все-таки обрадовалась, как дурочка, когда сориентировалась, что блондинка – его приятельница со студенческих лет и сегодня возвращается к себе в Краков.
Ну и что с того, я ведь наверняка его больше не увижу. И все-таки душа моя пела.
Из кафе я вышла в девять вечера. Парочка осталась, мужчина равнодушно со мной попрощался. На сцену выпорхнули танцовщицы.
Гардеробщик с поклоном подал мою невзрачную куртчонку, я сунула ему десятку, дабы не выйти из роли. Размеры чаевых его не поразили, он явно видывал и побольше.
На улице по-прежнему тоскливо лил дождь, время от времени туман прорезали автомобильные фары.
Я быстро преодолела знакомую уже дорогу и углубилась в бурьян. У канала света совсем не было, тьма египетская, а я не осмеливалась зажечь даже свой маленький фонарик, размером с кошачий глаз, не больше. Продиралась на ощупь, пока не замаячили контуры тополей.
Так, я на месте. Из сарая, как и два часа назад, по-прежнему падал лучик света и точно так же скрежетала какая-то машина.
Я стояла там уже с полчаса, когда со стороны улочки на прогалину между тополями въехал грузовик. Я распласталась в чащобе лопухов – померещилось, что в свете фар вся как на ладони. Однако машина развернулась и подползла задом к приоткрытым дверям, которые кто-то распахнул настежь.
Фары погасли. Огромный грузовик, крытый брезентом, остановился впритык к самым дверям сарая.
Там что-то происходило, какие-то люди грузили в кузов ящики, но противный скрежет ни на секунду не замолкал, даже стал еще пронзительнее.
Со своего места я не могла толком разглядеть людей, но до меня доносился грохот ящиков. Что же там грузят?!
Естественно, «хлам» Омеровича. Только вот что это за «хлам»? Наверняка нечто такое, что не любит дневного света. Я лихорадочно пыталась связать факты: сначала в памяти всплыло лицо Халины Клим, потом Омеровича. Бися из «Омара» и Банащак…
Начальник отдела техконтроля… кладовщик… халтура Омеровича… Спиртовая Монополия!
Ничего другого и быть не может! Они крадут водку!
У меня не было никаких доказательств, одна лишь гипотеза, основанная на логике. Я возгордилась своей проницательностью, и тут же стало ужасно обидно, что такие умственные усилия не удостоятся даже плохенькой троечки, скажем, по физике. А физика мне в последнее время здорово докучала… Да и остальные предметы тоже.
Ну да, конечно! Если догадка верна, то Банащак с компанией у меня в кулаке! Теперь этому ворюге никуда не деться, только бы удалось собрать побольше фактов. Но на кой дьявол ему понадобился наш дом? И зачем он впутывает мою маму?
А эта несчастная женщина, Халина Клим, смотрится во всей афере как белая ворона. Чтобы она была сообщницей такого урода, как Банащак?
Но мне вспомнились ее глаза, безумные, одержимые. Она ведь до потери пульса любит этого паразита, маляра подзаборного. Неужели любовь способна довести человека до такого падения?
К действительности меня вернул ослепительный свет фар, они словно целились в меня. Грузовик уезжал. И сразу, как ножом отрезало, все стихло. Ни скрежета, ни света в сарае. Наступила звенящая тишина, я затаилась, не помня себя от страха, – что, если кто-нибудь из бандюг услышит, как шуршит сухой бурьян?
Не знаю, сколько времени я так просидела, похоже, целую вечность. Потом послышался скрип замка и удаляющееся шарканье. Наконец все смолкло.
