Дарья Донцова - Живая вода мертвой царевны
– Волновать не хотела, – быстро нашла причину Маша.
Меня охватила ревность.
– Но тебе она рассказала!
Маша с удивлением взглянула на меня.
– Я здесь работаю, как от меня происходящее скрыть? Слушай, зачем ты пришла?
Я попыталась изобразить смущение.
– Отложила в магазине, тут неподалеку, сапоги. Денег не хватает, три тысячи. Подумала, перехвачу у Натки.
– Ее сегодня нет, – отрапортовала Кутепова.
– А где она, не знаешь? – задала я вопрос дня.
Маша потерла переносицу.
– Она мне в пятницу что-то говорила… вроде поедет на целый день в библиотеку, куда-то в город… извини, забыла. Или ей надо перед Англией собрать справки… нет Орловой сегодня. Ты ей позвони.
– Натка не отвечает, – протянула я.
– Значит, сидит в читальном зале, – уверенно заявила Маша, – ты ее не ищи. Орловой надо перед отъездом много чего написать. Она с тобой сама свяжется. Не волнуйся, с ней полный о’кей! Извини, не могу тебя выручить, денег всего триста рублей до получки. Ой! Кто-то хочет со мной поговорить.
Кутепова взяла со стола замигавший голубым огоньком сотовый.
– Алло! О! Привет! Как дела! А-а, ага! Нет, нормально. Сейчас не могу, занята! Хорошо! Ладно, успокойся. Ну… ну… я на работе!
Кутепова покосилась на меня, я встала, отошла к окну и сделала вид, что любуюсь на залитую солнцем улицу.
– Спокойно, – тихо сказала Маша, – нет повода для истерики. Поговорим попозже. Миша, не дергайся!
– Нет, я устал! – заорал за моей спиной мужской голос. – Больше не могу так жить! Пусть Войтюк что-то другое придумает! Нет сил! Умираю!
Я обернулась и от неожиданности ойкнула. Пока я, демонстрируя хорошее воспитание, делала вид, что не слышу чужую беседу, в кабинет ввалился не кто иной, как преподаватель психологии школьников, аспирант института имени Олеся Иванко, девичья мечта Ленки Викторовой, белобрысый, смахивающий на поросенка Михаил Петрович Ковалев.
Меня он не узнал, что совершенно неудивительно. Семинарских занятий у нас по его предмету нет, а лекции Ковалева я банально прогуляла. Ну умираю я от скуки, слушая, как аспирант с выражением усталого крокодила вещает о проблемах семилеток.
– Мне нужен Войтюк! – потребовал нежданный гость.
– Ты же со мной по мобиле говорил, – растерялась Кутепова, – я думала, ты на работе.
– Нет, я сюда приехал, потому что умираю! – заорал Ковалев.
Маша предостерегающе кашлянула и сказала:
– Извини, у меня посетительница.
– Плевать, – проревел Михаил Петрович. – Где Войтюк?
Кутепова покосилась на меня.
– Геннадий уехал в командировку, он за границей!
– Я погибаю, – простонал Михаил Петрович, – меня скрутило и не отпускает!
Кутепова опять глянула в мою сторону.
– Побегу в магазин, может, они оставят сапожки до завтра, – бодро воскликнула я.
– Да, – с облегчением кивнула Маша, – если хорошенько попросишь, точно навстречу пойдут.
Я, старательно удерживая на губах идиотскую улыбку, вышла в коридор и прижалась к стене. Расчет оправдался, через минуту Кутепова распахнула дверь и оглядела коридор, но не догадалась обозреть небольшое пространство, ограниченное распахнутой створкой. Я затаила дыхание и закрыла глаза. Уши уловили тихий хлопок. Кутепова решила, что я уже мчусь в лавку, мечтая о новой обуви. Мне оставалось лишь чуть-чуть приоткрыть дверь и приложить ухо к небольшой щелке.
– Какого черта, – шипела Маша, – ты пришел? Заорал при посторонних! Совсем ку-ку?
– Мне плохо, – продолжал жаловаться Ковалев, – сегодня еле с постели встал. Ноги дрожат, руки трясутся, тошнит, ломает, жить не хочу. Лучше умереть. Дай лекарство!
– Откуда оно у меня? – сердито отбрила Кутепова. – Я что, дилер по продажам?
– Ты дружишь с Войтюком, – сказал Михаил.
– Геннадий улетел в Германию, – четко, словно беседуя с маленьким ребенком, произнесла Мария, – когда вернется, ты сразу с ним встретишься. Но неужели Гена тебе запас не оставил? Он очень аккуратный, не мог забыть о твоей проблеме. И мы с ним не в дружеских, а в приятельских отношениях, почувствуй разницу.
– Я дозу увеличил, – проныл аспирант.
– Не поняла, – протянула Кутепова, – ты стал употреблять большее количество таблеток? Сам так решил?
– В прошлую пятницу мне тревожно стало, – объяснил Ковалев, – ни сидеть, ни лежать не мог, метался по квартире. Настроение хуже некуда, голова заболела, то в жар, то в холод бросало. Я позвонил Войтюку, а он трубку не берет, гудки идут, но он не отзывается. Я не сразу в панику впал. Сначала себя уговаривал: Войтюк занят, обход делает, прием ведет, в лабораторию пошел, консультации дает. Но к обеду меня совсем разобрало. Вышел я из дома, пошел в парк посидеть, а все лавки убраны. Одна осталась, на детской площадке.
– Зачем тебя понесло шляться? – перебила Михаила Маша. – Идиот!
– Дома оставаться не мог, – жалобно произнес Ковалев, – стены давили, воздуха не хватало. Я до песочницы дошел, посмотрел на детей и чуть не умер! Все закружилось, в горле пересохло, глазами моргнуть не могу, под веками будто песок насыпан. Еле домой вернулся и решил еще одну дозу принять.
– Вот урод! – воскликнула Маша. – Слов нет!
– Думал, что лучше станет, – прохныкал Михаил, – и ведь отпустило! В субботу я нормально себя чувствовал, аппетит вернулся, сон наладился.
– Но ты по-прежнему принимал удвоенную дозу, – уточнила Маша.
– Ну да, – признался Ковалев, – а в воскресенье меня с катушек сорвало, колотило и ломало. Войтюк трубку не снимал. Что мне оставалось делать?
– Даже комментировать не хочу то, как ты поступил! – взвилась Кутепова.
– В полдень принял дозу, она симптомы не сняла, в три часа вторую, в пять третью, в семь четвертую, – монотонно перечислял Ковалев, – становилось легче на пятнадцать минут. Я начал радоваться, что отпустило, но не тут-то было! Потом еще хуже сделалось. Ночь провел без сна, под утро чуть закемарил, в семь очнулся, сел и понял: на работу идти не могу. Сделай что-нибудь! Найди Геннадия Петровича. Сестренка, я тебя умоляю! Это ты виновата!
– Я? – возмутилась Маша. – В чем?
– Кто меня с Войтюком свел? – вдруг звонко спросил Михаил Петрович. – Кто?
– Сволочь! – отчеканила Маша. – А ну, вспомни, что случилось восемнадцатого января? А? Кто ко мне приполз? Кто на коврике на коленях стоял и головой о пол бился? Кто рыдал: выручи, придумай что-нибудь, жизнь кончена? Я ради покойной мамы тебе помочь решила, а ты сейчас сестру ответственной сделать решил. Уходи, Михаил!
– Нет, нет, нет, – зачастил Ковалев, – ну прости, прости. Мне просто очень плохо. Я не думал, что так ломать станет! Ну, Машенька.
Кутепова молчала, Михаил Петрович изменил тон:
– Ну я же не виноват!
– Ага, – еле слышно произнесла Мария, – прямо как в кино: «не виноватая я, он сам пришел».
– Думаешь, я про твои грешки не в курсе, – вкрадчиво произнес Миша. – У нас с тобой одна маменька была, передала детям кривую генетику, у меня один поворот, у тебя другой. По твоему мнению, я с левой резьбой, а по-моему, у тебя тоже неправильная жизнь.
– Теперь в твоих неприятностях мама повинна! – вздохнула Кутепова. – Остановись, Михаил! Пока не поймешь, что никто, кроме тебя, за собственную жизнь не отвечает, ничего не изменится! Возьми себя в руки, сам запрети себе думать…
– Правильная ты моя, – перебил Михаил Петрович, – советчица фигова! На себя оглянись! Может, тебе тоже к Войтюку обратиться? Вот ведь интересно, ты со своими замашками хорошая, а я говно? Давай посмотрим на ситуацию широко открытыми глазами. Я закончил институт, поступил в аспирантуру, пишу кандидатскую, работаю на кафедре, читаю лекции, пользуюсь заслуженным уважением студентов, они считают меня лучшим преподавателем вуза!
Я чуть не расхохоталась в голос. Надо же быть до такой степени неадекватным! Да весь наш курс потешается над Ковалевым, ему дали кличку «дятел».
– Впереди мне светит звание доцента, – вещал о своих заслугах Ковалев. – А ты? У тебя какие дела? После школы никуда не поступила, работаешь на кафедре в статусе помощницы десятой поломойки. Мне озвучить причину, по которой у тебя ни мужа, ни детей, ни подруг нет? И кто из нас дерьмо? Я нашел в себе силы признать, что у меня есть проблема. Я пытаюсь исправиться, а ты закрываешь глаза на свои бревна, зато в моих очах видишь каждую соринку. Я в твоем понимании вселенское зло. Разреши задать вопрос: кто тогда расчудесная Машенька? Сама-то ты зелье Геннадия Петровича не трогаешь, а меня подсадила!
Послышался резкий звук, похоже, Кутепова встала и опрокинула стул.
– Скотина! Мастер переворачивать факты! Тасуешь карты, как шулер! Да, я не получила высшего образования. А почему? Кто ухаживал за парализованной мамой? Ты живо съехал, снял квартиру и дома не показывался. А я шесть лет исполняла роль медсестры, няньки и психотерапевта. Ты нам денег предложил? Или хоть раз мамочку в ванную отнес? Да я Геннадию Петровичу за то, что он мамулю в своей медцентр положил и бесплатно там продержал, должна ноги мыть и воду потом пить. Дорогой брат прибежал лишь восемнадцатого января. Мне следовало тебя вон гнать, да ради маминой памяти я дураку помогла! Не смей в моей жизни копаться. Я расслабляюсь, как умею. И моя привычка ерунда по сравнению с твоим пристрастием. Убирайся. Вот вернется Геннадий, я с ним потолкую, больше никаких препаратов от Войтюка не получишь. Неблагодарный гад! Генетический мусор! Такому, как ты, лучше удавиться!
