Наталья Александрова - Настоящая жизнь
Когда я выходила из ванной, позвонили в дверь.
– Кого там несет, на ночь глядя? – Мать успела раньше меня к входной двери и уже взялась за замок.
– Не открывай! – крикнула я.
– Кто там? – спросила мать, удивленно на меня оглянувшись.
Не услышав ответа, мать отошла от двери, и тут же позвонили снова.
– Нет, не разглядеть в глазок, кто там, – проворчала мать и приоткрыла дверь на цепочку.
– Зачем ты? – упрекнула я, но она не послушалась.
– Здрас-сте! – послышалось с лестницы. – Приветствую, Нина!
– Да какая я тебе Нина! – рассердилась мать. – Чего ты ломишься в чужой дом так поздно?
– Да? – удивился мужской голос, судя по всему, сильно навеселе. – А разве Смоковниковы здесь не живут?
– Нет, не живут, и больше тебе скажу: по всей лестнице Смоковниковы не живут, – втолковывала мать через цепочку.
– Так что, мужик, ты не квартиру перепутал, а парадную, а может, вообще дом не тот, – поддержал ее вышедший в прихожую отец.
– Ну надо же! – удивился наш поздний визитер.
Я стояла в прихожей, и вдруг на меня снизошло озарение. Я поняла, почему лицо исчезнувшего профессора Шереметьева показалось мне знакомым. Я вспомнила, где я видела этого человека. В ту самую среду, когда мы с ненаглядным в последний раз были в теткиной квартире и он пошел в душ, в дверь неожиданно позвонили. И я открыла, потому что хотела найти еще какое-нибудь доказательство двуличности ненаглядного. Вдруг принесли бы какое-нибудь письмо или уведомление на его фамилию… Но на лестнице стоял профессор Шереметьев. То есть тогда я этого не знала. Просто пожилой, но бодрый мужчина вежливо осведомился, не это ли квартира пятнадцать?
Теткин дом был старый, и квартиры нумеровались не по порядку. Там что-то делили и перегораживали, в одни квартиры был вход со двора, в другие – с улицы… Рядом с теткиной дверью была квартира под номером четырнадцать, а теткина – не пятнадцатая, а вовсе даже девятнадцатая. А пятнадцатая находилась этажом выше, что я и объяснила вежливому мужчине, извинившись за свой внешний вид, – на мне была только рубашка ненаглядного, которая, впрочем, доходила почти до колен.
Я кинулась в свою комнату и заперла двери, чтобы никто не мешал думать. А я-то, наивная, думала, что неприятности начались в субботу! Оказывается, они начались в мой предыдущий приход в теткину квартиру – в среду. Именно тогда я совершенно случайно увидела профессора Шереметьева. И после этого кто-то послал «черного киллера». Не сразу, а в субботу, в следующий мой приход. Значит, я на правильном пути!
Допустим, профессор должен был с кем-то встретиться в доме на улице Академика Ландау, в квартире пятнадцать. Встреча была конфиденциальная, раз профессор никому про нее не сказал. Он ошибся дверью и зашел к нам. Но видела его только я, потому что ненаглядный, как всегда, был в душе.
Затем профессор поднимается в нужную квартиру и ненароком сообщает тому, кто его там ждет, что ошибся дверью. Что же случилось потом? Что-то произошло в квартире пятнадцать, после чего профессор исчез. Никто его с тех пор не видел. И судя по тому, что меня начали преследовать, кому-то очень не нужен свидетель, который видел профессора вечером в среду в доме на улице Ландау.
Я испугалась. Куда же делся бедный профессор? А вдруг его, не дай Бог, убили. Хотя это уже из области чистых предположений. Кому понадобилось убивать немолодого приличного человека? Заседание комиссии – вспомнила я. Профессор должен был дать какое-то заключение. Но тут я пас. Я совершенно в этом не разбираюсь. Знаю только одно: если раньше, начиная с той самой среды до сегодняшнего дня, убийцы еще могли надеяться, что я понятия не имею, за что они на меня ополчились, то теперь, после того, как показали по телевизору фотографию профессора и официально заявили о его исчезновении, я стала для них гораздо опаснее, потому что я – свидетель.
Они будут меня искать. И кто такой тот симпатичный мужичок, если можно так сказать про убийцу, мужичок, который избавил меня от шантажиста и пытался избавить от «черного киллера»? Правда, во втором случае я сама о себе позаботиться успела раньше него. Похоже, что только так я смогу выпутаться из неприятностей, – я должна сама о себе позаботиться. И прежде всего нужно выяснить, кто хочет меня убить, то есть кому я так мешаю. Очевидно, это тот самый человек, который приложил руку к исчезновению профессора Шереметьева. Да, крути не крути, а нужно разобраться, что это за комиссия и что за доклад экспертов. И почему он был так важен.
О строительстве «Невского Диснейленда» очень много писали в газетах, только я не читала, мне тогда это было неинтересно. Придется идти в библиотеку, что я завтра и сделаю.
«Будем надеяться, что завтрашний день еще у меня есть, – почти спокойно подумала я. – Сегодня они не смогут связаться с „черным киллером“, завтра забеспокоятся и начнут думать, что со мной делать дальше… И за что мне это все?
Да ни за что, просто двадцать шесть лет со мной ничего, ну абсолютно ничего не происходило. Зато теперь за несколько дней судьба решила преподнести все неприятности, какие только возможно».
Уже засыпая, я подумала, что нужно позвонить ненаглядному и спросить, кто живет в пятнадцатой квартире. Только звонить я буду не из дома, чтобы никто не узнал, что я интересуюсь той квартирой.
Злость и страх не оставляли Петра Степановича Вахромеева с того злополучного дня, когда он назначил встречу упрямому старому профессору. Он не мог встречаться со стариком ни у себя в Управлении, ни у того в институте – такая встреча сразу привлекла бы нежелательное внимание: начали бы вынюхивать, выведывать причины их контакта. С огромным трудом удалось уговорить профессора встретиться на нейтральной территории, в квартире, которую Вахромеев снимал через Копылова для разного рода встреч – как с дамами, так и с деловыми партнерами. Старикан долго упирался, повторял, что ему скрывать нечего… Еле уговорили. Так угораздило же старого идиота ошибиться квартирой, позвонить в другую дверь… Сам же и рассказал. Позвонил, говорит, а мне открыла такая девушка интересная, почти без одежды, в мужской рубашке на голое тело… Вот ведь, старый козел, ему о душе уже надо было думать, а он на девушек пялится… Тогда Вахромеев не придал этим словам большого значения, вежливо встретил профессора, изложил свою просьбу, в конце концов, что этому старику надо, все равно ведь будем строить, с его экспертизой или без нее… Другого профессора найдем. Слишком большие деньги тут крутятся, чтобы из-за какого-то эксперта останавливаться… А старик уперся, руками машет, слюной брызжет – на что вы меня толкаете! Хотите, чтобы я согласился на фиктивную экспертизу, лишился честного имени! Вы убийцу из меня делаете!
Вахромеев профессора осадил: вы, говорит, кристальная личность, не особенно тут кипятитесь! Вы знаете, почему мы именно к вам обратились?
Тот отвечает: потому, мол, что я – самый авторитетный эксперт в данной области. – Ага, – смеется Вахромеев, – авторитетный ты наш, а не забыл, как внучку твою с наркотой прихватили? Ты думаешь, просто было тогда дело замять? Если бы не я, вылетела бы твоя Людмилочка из института, а при большом желании могла бы и срок получить. А зять твой разлюбезный не рассказывал никогда о своих шашнях с малолетками? Не рассказывал? Зря, поинтересуйся, борец за мораль, тебе понравится. Знаешь, как на зоне с такими поступают? Тебе-то, может, на зятька наплевать, а представь, каково будет твоей дочери сразу и мужа, и ребенка потерять!
Профессор, козел старый, глаза выпучил, сам побагровел хуже свеклы и пошел на Вахромеева – руки растопырил, мебель задевает, – говорит, морда фашистская, ты что себе позволяешь?
Вахромеев даже рассмеялся: эта старая обезьяна думает, что ее кто-то принимает всерьез! Толкнул его легонько в плечо – старикан и отлетел, как перышко… Лежит и молчит. Тут уж Петр Степанович забеспокоился, позвал Копы лова – тот в дальней комнате сидел, разговору не мешал, ждал приказов. Пришел Копылов, присел на корточки, послушал сердце у старикашки, потом глаза на хозяина поднял и говорит:
– Все, отскандалил старый мерин.
Петр Степанович сначала даже не поверил. С чего бы это старик загнулся? Наклонился, посмотрел, а он, видно, виском об порог ударился и не пикнул – мигом Богу душу отдал. Крови-то почти и не было, ссадинка небольшая на виске.
Вот так история! Очень не ко времени профессор-то окочурился! Да и не к месту – что теперь с покойничком делать прикажете?
Вахромеев референту своему говорит:
– Ну, ты разберись тут… Сам уж знаешь, что делать нужно. На стройку, что ли, его, в бетон закатать… Ну в общем, сам реши, для того я тебя и держу.
Копылов закивал, засуетился. Полиэтилен откуда-то притащил, труп завернуть. Тут-то Петр Степанович и вспомнил, что старик вначале говорил, как квартирой ошибся, не в ту позвонил. А что, как эта баба его запомнила? Нехорошо…
