Дарья Донцова - Маникюр для покойника
Филимонова бросилась улаживать дело. Мальчишка-продавец, получивший неплохой «гонорар», пожалел студента и был готов забрать заявление. Милиционеры, умасленные суммой «на лекарства», сменили гнев на милость… Но из СИЗО Володя мог выйти только по постановлению суда, а заседание назначили аж на 13 декабря. Судья, к которому Галина Антоновна попала на прием, только развела руками:
– Дело вашего сына и выеденного яйца не стоит, но закон есть закон, ждите зимы.
– Но сейчас только май! – в ужасе воскликнула мать. – Что же ему, из-за глупости почти восемь месяцев в камере находиться.
– В другой раз умнее будет, – отрезала служительница Фемиды, – заседания расписаны, места нет!
В отчаянье Галина Антоновна кинулась по знакомым – искать пути подхода к каменному судейскому сердцу. И тут, на ее счастье, Юрий присоветовал Константина.
Катуков молча выслушал историю и дал телефон адвоката, Зверевой Тамары Леонидовны. Галина Антоновна понеслась к даме. Та спокойно произнесла:
– Четыре тысячи долларов – и в конце мая получите свое сокровище.
Так и вышло. Двадцатого мая состоялся процесс. Суровая судья недрогнувшим голосом зачитала приговор – год с отбытием в колонии общего режима. Галина Антоновна чуть не упала в обморок, но потом услышала, что Вовочка тут же попадает под амнистию и отпускается прямо в зале суда.
– Господи, – воскликнула Галина Антоновна, успевшая к тому времени полностью опустошить фляжку, – всю оставшуюся жизнь за Костю молиться буду!
– Скажите, – поинтересовалась я, – а вас Костя ни о чем не просил?
Филимонова улыбнулась:
– Просил, и очень часто.
– О чем?
– Я работаю гинекологом в больнице, – разоткровенничалась пьянчужка, – вот и посылал ко мне пациентов. Один раз девочку двенадцати лет, в другой – даму без документов. Впрочем, мои услуги хорошо оплачивались, а что имел Константин за посредничество, меня мало волнует.
– Документы никакие не передавал?
– Мне? Нет! Кстати, вот…
И дама протянула триста долларов. Наверное, у Кости такса такая была за спрятанные вещи.
Недрогнувшей рукой я взяла приятно хрустящие бумажки. В конце концов, моя работа тоже должна быть оплачена.
По дороге домой я разменяла одну купюру и получила ворох сторублевых банкнот. Так здорово было ощущать их в кошельке! Раньше деньги не вызывали у меня особых эмоций, они просто всегда были. Зарплата малоизвестной арфистки не слишком велика, когда-то я получала сто – сто двадцать рублей в месяц, а потом вообще перестала зарабатывать, сев на шею Михаилу. Сегодня же в кармане лежала огромная сумма, полученная исключительно в результате собственной находчивости, и я решила устроить праздник.
Для начала выбрала самую большую коробку мозаики, из полутора тысяч кусочков, потом прихватила чипсы, несколько новых книжек, крабовые палочки и бутылку пепси.
В мясном ряду огромный, слегка полноватый мужик вопил:
– А ну, кому мясо, свининка парная, налетай, дешево отдаю, прям бесплатно…
Я подошла к прилавку и осведомилась:
– Чего так орешь?
– Да бес с ним, – отозвалась тщедушная женщина, сидевшая рядом, – как разговеется, так и визжит, ровно кабан недорезанный. Мы уже привыкли, а покупатель пугается, никто около него поэтому и торговать не хочет! Вы возьмите у меня, правда, дешево отдам, билет на поезд в кармане, по пятьдесят рублей, идет?
Цена – просто даром, даже на оптушке за перемороженную грудинку хотят шестьдесят пять. Но что можно сделать с окороком? В голову пришла гениальная мысль.
– Скажите, как быстро и вкусно приготовить свинину? Вот вы, например, куда ее деваете?
Продавщица не удивилась и ответила:
– Беру лопатку или почечную часть и пеку.
– Как?
– Просто в духовке.
– Куплю самый большой кусок, – пообещала я, – только расскажите подробней, совершенно не умею готовить, а за мясо в первый раз берусь.
Торговка улыбнулась:
– Слушай. Моешь свининку, потом делаешь в ней ножом дырочки и засовываешь туда дольки чеснока, солишь, перчишь…
– Сколько?
– Да щепотку-другую. Потом заворачиваешь все в фольгу, аккуратненько, чтоб дырок не было, лучше в два слоя, – и на противень. Часа через полтора-два пальчики оближешь.
– И все?
– Все.
– Давайте этот, – ткнула я пальцем в изумительно красивый, прямо картинный шматок.
Баба вздохнула:
– Хочешь совет?
– Ну?
– Этот не бери.
– Почему, такой симпатичный?
– Здесь рынок, – пробормотала торгашка, разворачивая мясо и показывая хитро спрятанные жилы, – не обманешь, не продашь! Мясо завсегда вели со всех сторон показать. А самый мягкий вот тот.
И она ткнула железной вилкой в малопривлекательный, на мой взгляд, ломоть. Решив поверить, я приобрела предлагаемое и понеслась по рынку дальше.
В квартиру влетела, полная энтузиазма. В кармане много денег, в сумке – продуктов, а в голове – рецепт свинины.
Спустя два часа собаки прочно сели у духовки, изредка шумно вздыхая. Противень, вынутый из духовки, источал немыслимый аромат. Я развернула фольгу, пар вырвался наружу. Рейчел нетерпеливо гавкнула, а мопсы затрясли жирными хвостами и начали подвывать. Примчавшийся Кирюшка откусил кусочек и застонал:
– М-м-м, вкуснее ничего в жизни не ел!
Впрочем, оказалось, что Сережка и Юлька тоже ранее никогда не пробовали запеченную лопатку. Они даже не заметили, что картошка разварилась в лохмотья, так увлеклись поеданием мяса.
– Ну, Лампадель, – бормотал Сережка, – ну, угодила! Плакать хочется, как вкусно.
Я оставила их подъедать последние крошки и пошла к телефону. Фирсов Петр Мокеевич оказался дома и категорично велел:
– Если хотите вернуть часики, приезжайте прямо сейчас, утром, около семи, улетаю.
– Но уже поздно, раньше девяти я не доберусь…
– Тогда придется потерпеть до возвращения, два месяца.
Стеречь шестьдесят дней антикварный брегет, крышку которого украшают крупные, страшно похожие на настоящие, камни? Ну уж нет!
– Диктуйте адрес.
– Новопеределкино, – донеслось в ответ.
Я так и села! Ничего себе, да мне не добраться до богом забытого района к полуночи.
– Ох и не фига себе! – внезапно завопил Сережка. – Откуда в коробочке столько денег?
– Это на хозяйство! – крикнула я, влезая в сапоги.
Честно говоря, черная замша выглядела не лучшим образом. Тонкую ткань покрывали белесые пятна. Да уж, подобная обувь просто не приспособлена для долгих походов по слякотным московским улицам, но других сапог у меня нет. Может, взять денег и купить новые? Хотя и эти еще пока поносить можно, вполне целые, только с виду страшные, лучше, наверное, приобрести Кирюшке качественные джинсы, старые уже совсем обтрепанные…
Сережка молча смотрел на мои мучения с «молнией», потом спросил строго:
– Лампа, где взяла баксы?
– Заработала.
– Где?
Я со стоном выпрямилась и поинтересовалась:
– Какая разница?
– Большая.
– Мне вернули долг.
– А куда сейчас собираешься?
– По делам, – уклончиво сообщила я, застегивая пальто.
– Надо же, – хмыкнула пришедшая Юля, – получили вторую маменьку, тоже хитрит и что-то скрывает! Надеюсь, Лампа не вляпается в неприятности, как Катя.
– Когда вернешься? – не успокаивался парень.
Я прикинула в уме путь туда-назад и ответила:
– Наверное, около полуночи, но не волнуйтесь, если позже.
– Ладно, – пробормотал Сережка и потянулся за курткой.
– А ты куда? – насторожилась я.
– Знаешь, Лампадель, не могу же я дать погибнуть человеку, столь изумительно готовящему свинину. Так и быть, поработаю у тебя шофером.
– Не надо, – испугалась я, – иду на свидание с мужчиной!
– Хоть с китайским императором, – хмыкнул Сережка, застегивая куртку, – не боись, свечку держать не стану, внизу посижу, в «Форде», милуйся со своим мужиком сколько душе угодно.
– Это деловая встреча…
– Лампадель, ты катастрофически нелогична, – бубнил Сережка. – Сначала уверяешь, будто свиданка, потом, что дела… От такого несоответствия в моей голове роятся гадкие подозрения, а желание не отпускать тебя далеко без поводка только крепнет.
Он вытолкнул меня за дверь. Во дворе «шофер» принялся обхлопывать карманы, потом горестно вздохнул и заорал:
– Юлька, сбрось ключики!
Из форточки вылетела связка и брякнулась около капота.
– А что, Катя часто попадает в неприятности? – спросила я, когда Сережка, притормозив у светофора, принялся раскуривать сигарету.
– Ага, – ответил любящий сын, – прямо из дома выпустить нельзя. Просто чучело, а не мать. У других, поглядишь, родительницы как люди – сто кило весом, сидят дома, щи варят. А наша, – он махнул рукой, – мрак.
– Она ведь хирургом работает? Аппендицит, грыжа, да?
– Нет, щитовидную железу оперирует, ювелирная работа, не всякий мужчина такую выполнит, между прочим, имеет высшую категорию, к ней больные в очередь толпятся, только… – И он захохотал, выпуская клубы.
