Дарья Донцова - Маникюр для покойника
– Все-таки проверьте.
Соколов пошелестел бумажками. Когда начал выравнивать стопку, я принялась излагать придуманную по дороге историю:
– Не могли бы вы мне помочь, Юрий Николаевич…
– Для вас, дорогая, что угодно.
– Мы с Котей работали вместе, я была у него на посылках, но хорошо знала, где Катуков хранит вещи, взятые у людей. После его смерти хотела сама заняться этим бизнесом, но не знакома ни с кем из клиентов. К тому же сейчас у меня на руках парочка весьма ценных вещей, и их следует отдать владельцам… Может, вы знаете, кто из ваших приятелей обращался к Косте?
– Как же вы про меня узнали? – изумился Юрка.
– А в долларах лежала записка, – выкрутилась я.
Пианист удрученно покачал головой:
– Увы! Нас познакомила Яна Михайловна.
– Яна?!
– Ну да, она близкая подруга моей жены, вот и посоветовала Костю. Изумительный оказался человек! Думаю, вам будет трудно его заменить.
– Почему?
– Понимаете, он мог абсолютно все: что ни попроси – сделает. Причем совершенно молча, только цену назовет. Я его в свое время Филимоновой Галине порекомендовал. У Галочки сын балбес, попал в тюрьму, она, бедняжка, все глаза выплакала, адвокаты только деньги тянули, а суд все откладывался и откладывался… Ну и попросили Костика присоветовать какого-нибудь хорошего юриста, и он враз дело уладил, парень получил условный срок. Больше никого и не знаю, кто к нему обращался. Понимаете, Костя обделывал деликатнейшие дела, не всякий захочет афишировать свое знакомство с ним!
Я вздохнула: что же, здесь больше ничего не узнаю!
Юра протянул мне три бумажки.
– Возьмите.
– Не надо.
– Почему? Столько Костя брал за хранение. Вы честный человек, вернули деньги и должны быть вознаграждены… И потом, как думаете заниматься бизнесом? Оказывать услуги бесплатно?
Пришлось признать его правоту и принять доллары.
– Позвоните, пожалуйста, Филимоновой и представьте меня.
– С удовольствием, – ответил пианист и схватился за телефон.
Галина Антоновна очень настороженно произнесла:
– Алло.
– Должна передать вам книжечку, оставленную у Катукова.
– Только не везите домой, – испугалась вдруг женщина, – давайте встретимся в городе.
Мы договорились на два часа в кафе «Жар-птица».
Надевая в прихожей пальто, я словно невзначай спросила у Юры:
– Скажите, а вам Костя ничего на хранение не отдавал?
– Мне? – изумился пианист. – С чего бы?
Я пожала плечами:
– Вдруг попросил спрятать документики и фото…
– Нет, – покачал головой Соколов, – да и зачем ему меня просить? Наверное, были у Катукова более близкие люди…
Я двинулась к двери.
– Простите, – окликнул Юра, – у вас нет сестры?
– Нет, а что?
– Да вот, – замялся пианист, – со мной в консерватории училась девушка, Ефросинья Романова, удивительная красавица. Хрупкая, почти бестелесная. У нее делалось такое жалобное лицо, когда она усаживалась за арфу… Я был в нее влюблен, а подойти стеснялся. Знаете, толстый, неуклюжий – словом, совсем не Ромео… Два года вздыхал, а потом решил, что лучше по телефону… Позвонил, а трубку взяла ее маменька и устроила форменный допрос: кто, откуда, зачем… А в конце сообщила: дочь помолвлена и мне не следует мешаться под ногами. Так и не состоялась любовь. Сейчас бы я наплевал на ее матушку, но тогда, провинциальный мальчик, воспитанный учительницей, был полон дурацких принципов. У меня долго екало сердце, когда видел в зале русые волосы, у нее был изумительный цвет шевелюры, словно паутина на солнце…
Я натянула поглубже на брови шапочку и отступила к лестнице.
– Вы похожи на нее фотографически, – настаивал пианист, прищуриваясь.
– Бывает такое! – крикнула я и побежала вниз.
В метро стащила вязаный колпачок и уставилась в зеркальце. Бледная кожа, маловыразительные глазки и едва видные брови. Надо же, оказывается, эти торчащие во все стороны лохмы – изумительные локоны! Следом пришел запоздалый гнев. Ну почему мамуся вмешивалась во все? Кто дал ей право распоряжаться моей жизнью, даже из самых лучших побуждений? Кстати, Юрка тоже нравился неудачливой арфистке, и неизвестно, как сложилась бы моя судьба, поговори я с ним тогда по телефону…
Я покачивалась, стоя у двери, чувствуя, как в груди копится горечь. Мамулечка хотела избавить дочурку от всех жизненных невзгод, прятала под крыло, и в результате – годы моей жизни пошли псу под хвост. Внезапно я поняла – именно мама виновата, что на пороге четвертого десятилетия я не умею ничего. Впрочем, нет, могу изумительно приготовить курицу…
Внезапно на смену горечи и унынию пришла злость. Ну, Ефросинья, сама хороша. Мамочка давно в могиле, а ты все живешь по заведенному ею порядку. И вообще, Фроси больше нет, она умерла, погибла под колесами автомобиля… В вагоне сейчас едет Евлампия, совершенно другой человек – умная, ловкая, сообразительная, талантливая, артистичная… На нее можно положиться, все такой удается.
«И документы найду, – думала я, закрыв глаза, – и Катю выручу, разберу дурацкую квартиру, научусь готовить».
– Станция «Пушкинская», – объявил машинист.
Я выскочила на платформу. Поезд захлопнул двери, на секунду мне показалось, что в самом углу сидит, сгорбившись, худенькая женщина с несчастным выражением лица. Внезапно правая рука помахала убегавшему составу – прощай, Фрося, надеюсь, больше не свидимся.
ГЛАВА 12
Хорошо еще, что Константин жил в безобразно большом доме без лифтера. Будь здание поменьше или сиди в подъезде бдительная бабулька, меня бы уже давным-давно арестовали. А так я вновь вошла в квартиру, вытащила книжечку, потом, подумав, забрала и золотые часы. Ну не ходить же сюда постоянно!
Вбегая в «Жар-птицу», я внезапно подумала: а как я узнаю нужную женщину? В большом зале, заставленном простенькими пластиковыми столами и дурацкими изогнутыми стульями, оказалось полно посетителей. Люди с аппетитом жевали пироги, булочки и пиццы.
Поозиравшись минуты две, я увидела, как дама, сидящая в самом углу, помахала рукой. Подойдя к столику, я спросила:
– Вы Галина Антоновна?
Дама кивнула. Выглядела она безупречно: элегантная шубка, умеренный макияж, изумительный парфюм, дорогая кожаная сумка… Впрочем, лицо напряженное, нервное, и было понятно, что под слоем тональной пудры спрятана бледность.
– Давайте, – потребовала Филимонова командным тоном богатой женщины.
Я выложила на стол потрепанный блокнотик. Собеседница моментально схватила его, сунула во внутренний карман шубки и расслабилась.
– Давайте помянем Костю, золотой человек погиб!
Я оглянулась к стойке – там не было ничего даже похожего на бутылки.
– Принеси два пустых стаканчика! – командным тоном велела дама.
По дурацкой привычке повиноваться приказам я было поднялась, но тут же села назад и отрезала:
– Сама сбегаешь!
Галина Антоновна вскинула брови, она явно не привыкла, что ей перечат, но молча пошла к кассе. Потом из дамской сумочки появилась элегантная фляжка. Мне дама плеснула на донышко, себе налила целый стаканчик и тут же опрокинула емкость. Глаза ее маслено заблестели, а из груди вырвался довольный выдох.
«Э, милая, – подумала я, – да ты самая настоящая алкоголичка».
– Золотой человек погиб, – повторила Филимонова, быстро наливая себе следующую порцию, – все умел…
– Да-да, – подтвердила я, – вам он здорово помог.
– И не говорите! – всплеснула руками дама.
Алкоголь оказал на нее моментальное действие. Щеки раскраснелись, из лица ушло напряжение, тревожная складка у губ расправилась, и Галина Антоновна из высокомерной светской дамы превратилась в болтливую простушку, одетую в несуразно дорогую шубу.
– Мой сынишка Володька – балбес, – радостно сообщила Филимонова, – свет не видывал таких идиотов! Ну посудите сами. Сдал экзамены за первый курс и напился, словно свинья. Праздновали они с приятелями удачно сброшенную сессию…
Бутылок, как обычно бывает в таких случаях, не хватило. Володю послали в ларек. Плохо соображавший парень полез в закрытую палатку, сломал дверь, да и лег там спать, не успев ничего взять. Через час его и обнаружил вернувшийся продавец. Завязалась драка. Студент, все детство занимавшийся в секции карате и имевший всевозможные пояса и даны, здорово накостылял по шее возмущенному торговцу, досталось и приехавшему патрулю.
– Всех убью, – кричал Володька, размахивая невесть откуда взявшейся палкой. – Порешу любого!..
Кое-как его скрутили. В отделении милиционеры подсчитали потери и возмутились до глубины души – одному патрульному разбушевавшийся студент сломал нос, другому выбил зуб, третьему поставил изумительной красоты синяк под глазом…
Цеховая солидарность – страшная сила. Когда Галине Антоновне позвонили из отделения, сынулю уже препроводили в СИЗО, известное в народе под именем «Бутырская тюрьма». Вменялись ему страшные вещи – грабеж и нападение на сотрудников правоохранительных органов, в сумме все тянуло лет на десять с конфискацией!
