Дарья Донцова - Имидж напрокат
– Вы тоже хирург? – поинтересовалась я.
Хозяйка подлила мне чаю.
– Нет, для этой специальности мне характера не хватает, я работаю в клинике брата косметологом в отделении безоперационных подтяжек.
– Есть и такие? – удивилась я.
– Конечно, – сказала Надежда, – это уколы, аппаратные процедуры. Могу с помощью инъекций сделать человека на десять лет моложе.
Из прихожей раздался грохот, сестра Милова вскочила и поспешила в холл, я пошла за ней.
На красиво уложенной плитке сидел парень в черных джинсах, такого же цвета футболке и странной жилетке. Черные волосы незнакомца были собраны в хвост, в ушах золотые колечки. Шею и руки парня покрывали разноцветные татуировки, а на лбу красовалась большая ссадина.
– Борис! – ахнула Надежда. – Что случилось?
– Шел домой, – заплетающимся языком завел молодой человек, – надо было по красной идти, а меня понесло по зеленой… Устал, мамулечка, сильно устал, сел у А-пять отдохнуть. Потом решил встать… голова закружилась… я упал… Мама, спать хочу…
Произнеся последнюю фразу, Борис вытянулся на полу, подсунул под щеку сложенные ладони и захрапел. В воздухе резко запахло алкоголем.
– Сын не пьет, – начала оправдывать отпрыска мать, – вообще не увлекается спиртным. Но недавно его бросила Анжелика. Хорошая девочка, студентка, она здесь экскурсии водит. Не знаю, что у ребят не задалось. Пыталась поговорить с Ликой, та ответила: «Надежда Борисовна, мы не сошлись характерами, у нас разные цели, нам лучше идти по жизни отдельно». И вот мальчик стал выпивать. Еще хорошо, что в таком состоянии на мотоцикл не садится… О, Боже, сейчас мама придет! Она всегда в пять вечера заглядывает чайку попить. Осталось пятнадцать минут. Нельзя, чтобы она Боречку в таком состоянии увидела. Дорогой, встань!
Надежда стала тормошить сына. Тот открыл глаза, сел, покачался, икнул, издал отвратительный звук, а потом парня вырвало прямо на плитку. Борис тут же снова лег и захрапел.
– Господи, что делать? – прошептала Надежда.
Я посмотрела на ее трясущиеся губы, ввалившиеся глаза и решила взять ситуацию в свои руки.
– За четверть часа можно добежать до канадской границы. Где у вас ведро и кран с водой?
– Третья дверь слева по коридору, – сказала Надежда, – там, в постирочной, есть все нужное.
– Живо тащите сюда плед, – приказала я и кинулась за ведром.
Снова в холле мы оказались одновременно, я со шваброй, сестра Милова с одеялом.
– Поворачиваем Бориса на бок, – скомандовала я.
– Как? – окончательно растерялась мать.
– Так, как судмедэксперты труп вертят, чтобы на спину взглянуть, – пояснила я. – Видели когда-нибудь? У вас же был в институте курс судебной медицины.
Надя кивнула.
– Ну-ка, вы врач, я санитар, – скомандовала я, – ваши ноги, мой торс. Хвать, раз-два-три… Теперь вы его удерживаете, я подстилаю одеяло. Опускаем тело… ой, простите, Бориса. Отлично. Хватайте плед за край и тяните его куда надо. А я пока пол вымою.
Когда в замке заворочался ключ, от зловонной лужи ничего не осталось, плитка сверкала, противный запах улетучился в предусмотрительно открытые хозяйкой окна. Где Надежда спрятала своего Борю, я понятия не имела, но надеялась, что у нее хватило ума запихнуть пьяного сына в самый дальний угол дома.
Дверь распахнулась, появилась приятной полноты круглолицая дама с коробкой, в которой явно был торт. Заговорила она с порога:
– О, Надюшенька, у тебя гости? Познакомь меня с милой девочкой. Добрый день, ангел мой, я Галина Михайловна.
– Евлампия Романова, лучше просто Лампа, – привычно произнесла я.
– Душенька! Какое прекрасное старинное имя! – восхитилась старшая Милова. – На память сразу приходят Лесков, Салтыков-Щедрин, Мельников-Печерский. Слышали о таких писателях?
– У последнего мне очень нравится роман «В лесах», – ответила я, – вторая книга «На горах» тоже замечательная, но я ее люблю меньше.
– Надюшенька, завари твой фирменный чаек, – прожурчала нежным голосом Галина Михайловна.
– Мама, Лампа устала, она как раз собиралась уходить, – пробормотала дочь, – ты ее буквально у выхода поймала.
Пожилая дама взяла меня за руку.
– Ах, душенька, неужели вы откажете в удовольствии пообщаться с вами? Любите классическую музыку?
– Я окончила консерваторию по классу арфы, – ответила я, не признавшись, что щипковый инструмент никогда не приносил мне ни малейшей радости.
– Надюша, где ты откопала эту чудо-девочку? – восхитилась мать. – Красавица, умница, знает литературу, играет на стоячих гуслях. Раритет, брильянт! Дорогая, вы замужем?
Я кивнула.
– Супруг хороший?
– Замечательный, – улыбнулась я.
– Ах, какая жалость! – воскликнула Галина Михайловна. И тут же спохватилась: – Не поймите меня неправильно, я рада, что у вас удачный брак. Но у моей подруги холостой сын, который никогда не был женат, не пьет, не курит, зарабатывает прекрасно, хорош собой, и я подумала: ему бы такую, как вы, спутницу жизни. Пойдемте, дорогая. Надю-ша заварит чаек, вы отведаете торта, который я сама испекла. Поверьте, лучше меня только один кондитер – Александр Селезнев. Но он профессионал. Среди любителей я – первая.
Глава 19
В палату я вернулась около девяти и рухнула в кровать, понимая, как себя ощущает курица, попавшая в ощип. Галина Михайловна была очень мила, ее бисквит оказался вкусным до невозможности, я расслабилась и сама не заметила, как рассказала пожилой даме всю свою биографию. И вот странная деталь: в конце очень приятно проведенного вечера я ощутила такую неимоверную усталость, что еле-еле смогла встать со стула. Спасибо Галине Михайловне, которая, приехав к дочери на машине с шофером, подвезла меня до корпуса и даже проводила к лифту. Спать мне хотелось так, что я не пошла в ванную, упала в кровать, даже не умывшись. Хорошо хоть нашла остатки сил на то, чтобы раздеться. Последнее, о чем я подумала перед тем, как утонуть в пучине сна: раньше полудня не проснусь… Но, конечно же, ровно в шесть нежный голос пропел над ухом:
– Надо температурку померить.
Не открывая глаз, я схватила холодную стекляшку, засунула ее под мышку и заснула снова. Но аккуратная медсестра не дала мне со смаком придавить подушку, вскоре в палате раздалось:
– Отдайте градусник, пожалуйста.
Я его вытащила, натянула одеяло на голову, зевнула, подумала, что сейчас подремлю часика два, три, четыре, и… поняла, что сон испарился без следа.
Умывшись и выпив кофе, я выползла в коридор и спросила у девушки, сидевшей на посту:
– Почему в больницах так рано будят?
Медсестра приветливо улыбнулась:
– Этот распорядок диктуют биологические часы человека. Утром лучше всего делать процедуры, инъекции. А с шести до полседьмого самая верная температура…
– Нюся, возьмешь булочки? – громко спросила пожилая женщина в оранжевом халате, подходя к стойке. – Могу семь штук дать.
Девушка округлила глаза и продолжала:
– Еще утром у больного хороший энергетический баланс. Таким образом: шесть утра – оптимальное время для подъема. Нет, тетя Зина, я не возьму плюшки, вы их печете из жирного теста, кладете бездну сахара. Они вкусные, но мне не подходят. Я апологет здорового питания.
На стойке замигала красная лампочка. Нюся вскочила и убежала.
– Что она делает со здоровым питанием? – растерялась тетя Зина. – Пологат? Помогать? Полагает?
– Апологет, – внятно произнесла я. – Слово такое. В узком смысле апологеты – это отцы церкви, защищавшие христианство перед властью. В более широком значении – люди, которые отстаивают некую идею.
– Умеют некоторые так сказать, что все вокруг идиотами выглядят, – рассердилась Зинаида. – Витушки ей мои не по вкусу, мол, сахар в них и масло… А как иначе-то испечь? Тьфу прямо! Слышала я, как вам, больному человеку, Нюська мозг запудрила, втюхивала, почему тут на рассвете всех поднимают. Биологические часы… Ха! Смена у них в семь заканчивается, домой медсестрам поживее охота, а утренние ночных не отпустят, если те им измерения температуры не сдадут. Народу в отделении много, поэтому особо умные девочки ни свет ни заря с градусниками шлендрать начинают. Вон, видите листки…
Зинаида бесцеремонно схватила со стола бумажку.
– Уже заполнили график. Гляньте, против каждой фамилии цифра. В семь дневная смена появится, спросит: «Где температура?» Ночная им на ходу крикнет: «На месте», – и деру домой. Биологические часы… Со смеху можно помереть! Им к своим мужикам поскорей охота.
Зина поджала губы.
– Ишь ты, булочки мои ей плохи! Небось когда Галина Михайловна, мать хозяина, свои торты-пирожные притаскивает, медсестры их жрут. Ничего не скажу, Милова здорово печет, вкусно у нее получается, но я-то понимаю, какая прорва в ее изделиях масла и сахара.
– Мать хозяина заглядывает в отделение? – удивилась я.
– Да она по всей клинике шастает! – воскликнула Зина. – Все двери в легкую открывает! Как же, хозяйка, ее везде с поклонами встречают.
