Руслан Ходяков - Лунный плантатор
— Рисую, — сознался Кулебякин и покраснел. — Хотите посмотреть?
— Хочу, — кивнул Родик. — Если можно, — добавил он с осторожностью.
— Конечно, конечно, — засуетился Вадик Кулебякин, подскочил со своего места и заламывая руки стал метаться по комнате. — Где же он? Где же он? Где? — Вадик всхлипнул. — Вы не видели? — Кулебякин остановился и внимательно посмотрел на Родика.
— Что? — спросил Родион.
— Альбом с моими рисунками? И все такое…
— Вы у меня спрашиваете?
— У вас.
— Понятия не имею.
— Интересно, — Вадик остановился посреди комнаты и стал задумчиво грызть ноготь большого пальца. — Интересно, — еще раз повторил он себе под нос. — Очень интересно.
«Да уж, — подумал Родик. — Чем дальше, тем интереснее! Ну и Натка! Ну и присоветовала она мне уникума!»
Родион посмотрел по сторонам. Жилище Вадика Кулебякина нельзя было назвать просто интересным. Оно было ПРОСТО-СТРАННЫМ.
Обшарпанный шкаф, стол, тахта и…
Море одуванчиков!
Кругом плескалось белоснежное море одуванчиков! Не желтые цветочки из которых девчушки по весне плетут смешные венки, а именно те самые пушистые маковки, которые появляются к концу июля в каждом дворе, на каждой лужайке, вдоль газонов и тропинок в городских парках.
Одуванчики были везде. На шкафу, на стенах, на потолке. Белоснежные головки обрамляли люстру и струились вдоль карниза единственного окна в комнате. И что действительно удивительно — все головки были целыми. Ни одной хоть сколько-то ущербной. Только ровные, гладкие белоснежные пушистые шарики. И этих шариков было бесчисленное множество! Рай из одуванчиков!
Стену над тахтой украшало воздушное панно или скорее барельеф выложенный одуванчиками и изображающий… Трудно сказать, что именно. Скорее это изображение напоминало движение кучевых облаков в ветреный летний день. Родик уже было отвел взгляд в сторону, но вдруг снова посмотрел на барельеф. Ему показалось, что расположение облаков на барельефе изменилось.
«Чертовщина какая-то!» — подумал он.
— Это свет играет так… — смущаясь пояснил Вадик, заметив недоумение Родиона. — Всем кажется, что они движутся, а на самом деле это свет… И еще сквозняк… Наверное… И все такое…
— А почему одуванчики? — спросил Родик.
— Как же? — Кулебякин всплеснул руками. — Как же? Разве вы не понимаете?
— Нет, — Родик покачал головой. — Не понимаю.
— Никто не понимает, — расстроено вздохнул Вадик. — Никто.
— А чего тут понимать?
— Это же тайна? Разве не понятно?
— Нет.
— Смотрите, — Вадик сложил ладони лодочкой. — Вот это желтый, глупый одуванчик. — Видите?
Родик кивнул:
— Допустим.
— Очень желтый… Очень глупый… На излете мая…
— Чертовски поэтично, — сказал Родик.
— Да, — согласился Вадик Кулебякин. — Очень. Очень поэтично и трогательно. — он посмотрел на свои сложенные лодочкой ладони словно они были наполнены желтым цветом. — Видите? — еще раз спросил он.
— Вижу.
— А теперь не ведите, — Вадик сложил ладони горстью.
— Теперь не вижу, — согласился Родион мысленно покрутив пальцем у виска.
— Потому, что настала ночь, — пояснил Вадик. — Первая ночь лета. И все такое…
— Замечательно, — с усмешкой в голосе прокомментировал Родион.
— А наутро произошло чудо, — Вадим раскрыл горсть медленно, как раскрывается бутон цветка и на ладонях у него оказалась белая пушистая головка одуванчика. — За одну ночь, желтый, глупый цветок превращается в белый пушистый шарик. — Разве не чудо? — Вадик посмотрел на Родиона большими, ясными глазами.
— Я бы сказал фокус, — улыбнулся Родик и тут же поправил себя, что бы не огорчать этого странного, немного сумасшедшего человека. — Чудо. Конечно чудо! Можно посмотреть? — он протянул руку за одуванчиком.
— Пожалуйста, пожалуйста, — Вадик передал ему пушистую маковку.
На ощупь цветок оказался жестким и даже немного колючим.
— Как вы это делаете? — спросил Родион.
— Я люблю одуванчики, — ответил Вадим и почему-то покраснел.
— Я понимаю, — кивнул Родик. — Почему они не рассыпаются?
— Немного лака для волос, немного формалина, немного разных других реактивов. Они высыхают и не разлетаются, — пояснил Вадик. — Они тоже меня любят… И все такое…
— Замечательно, — Родик усмехнулся. — А это что? — он указал на подоконник, заставленный трехлитровыми банками.
— Это? — Вадик тоже посмотрел на подоконник.
— Ну.
— Это мои картины.
Родик поджал нижнюю губу:
— Картины?!
— Картины.
— Картины? В банках? Консервированные? Как помидоры?
— Почему как помидоры? — не понял Вадик Кулебякин. — Почему консервированные? Вот эту картину, — он взял в руки крайнюю банку. — Я нарисовал сегодня утром. Называется она «Дождь номер семь», а вот это, — он поставил на подоконник банку и взял следующую, — «Дождь номер шесть»… — А вот это… — Еще одна банка оказалась в его руках…
— «Дождь номер пять», — сказал Родик.
— Откуда вы знаете? — удивился Вадик Кулебякин.
— На бирке написано, — соврал Родик, потому, что по правде сказать надпись разглядеть он не успел.
— Да? — Вадим внимательно взглянул на этикетку банки. — Нет, — сказал он. — Это «Грибной дождь номер пять», — он поднял банку на уровень глаз и взглянул сквозь нее на свет. Зрачки Вадика быстро забегали, словно там, за выпуклым, чуть зеленоватым стеклом происходило какое-то движение. — Да, — уверенно сказал он. — Это «Грибной дождь номер пять», — И добавил. — «Диез шестнадцать».
— Что это значит, — спросил Родик. — Диез шестнадцать?
— Тональность картины, — пояснил Вадик. — Это «Грибной дождь номер пять» в тональности «Диез шестнадцать».
— Вы сумасшедший? — без обиняков спросил Родик.
Вадим нисколько не обиделся. Вадим улыбнулся. Он даже просиял.
— Вы тоже так думаете? — спросил он Родика.
— Как вам сказать, — дипломатично проговорил Родион.
— Вы тоже так думаете, — утвердительно произнес Вадик. — Все так думают… Впрочем, я понимаю, что со стороны я действительно похож на сумасшедшего рисующего картины в банках и покрывающего лаком одуванчики… — Вадим Кулебякин замялся. — Да, я действительно сумасшедший, — сказал он и посмотрел в глаза Родиону. — И все такое…
Взгляд Вадика был ясным, осмысленным и твердым. Взгляд Вадика был умным и холодным. Вадик не был сумасшедшим. Родион понял это и уже в который раз убедился в том, что там где начинаются творческие материи, заканчивается логика вещей.
— Так… — спохватился Вадик. — Вы хотели посмотреть мои рисунки, — сказал он. — Мне нужно найти альбом, — и Вадик встал на колени.
Кулебякин встал на колени и заглянул под тахту.
— Вот он, — сказал Кулебякин. А я его искал, — он достал из-под тахты большой альбом в толстом картонном переплете, похожий на альбом для фотографий. — Смотрите, — Вадик протянул его Родику, отряхнул на колени и присел на тахту.
Родион открыл альбом. Это действительно был шедевр. Уж насколько Родик понимал в «рисунках» такого толка, но то, что он увидел показалось ему верхом художественного мастерства. Вадик Кулебякин действительно оказался настоящим рисовальщиком.
— Снимаю шляпу, — проговорил Родик, пристально, с видом знатока рассматривая «рисунки». — Нет, правда, я действительно снимаю шляпу перед вашим гением! — сказал Родион и посмотрел на уже в который раз смутившегося Вадима.
— Нет, что вы! — сказал Вадик. — Какой я гений. Никакой я ни гений. Так… Рисовальщик. И все такое… Жить-то на, что-то надо?
Итак, что увидел Родик в альбоме рисовальщика?
В полиэтиленовые, прозрачные ячейки альбома, вместо рисунков и, тем более, фотографий были вставлен искусно заполненные бланки всевозможных документов: Паспорта — внутригражданские и заграничные; Удостоверения личности; Членские билеты всевозможных организаций, обществ и партий; Иностранные паспорта; нотариальные документы — купчие, доверенности, свидетельства; Просто свидетельства «в корочках» — об окончании разных учебных заведений, о рождении, о браке… И многое, многое другое…
Вадик Кулебякин был гением фальшивки. Вадик Кулебякин не гнушался ни чем. Он с одинаковым усердием и виртуозностью мог поделать паспорт гражданина республики Мозамбик и проездной билет на городской транспорт за ноябрь месяц.
Но основное достоинство Рисовальщика Вадика Кулебякина заключалось не в этом. Он проделывал документы не только любо страны мира, но и любого года, десятилетия, столетия и даже эпохи!
Первые несколько листов в альбоме было отведено вышеперечисленным шедеврам современности, но листая альбом дальше Родик как бы погружался в глубь времени.
