Дарья Донцова - Лебединое озеро Ихтиандра
– Некоторые люди могут в одночасье сойти с ума, – заметила Софья.
– Реактивный психоз, – согласилась я, – но от него без помощи врача не избавиться. Лера же едет к Евгении Михайловне, успев за полчаса пересечь весь город. Но ведь у нее нет с собой сумки. Где она взяла деньги на метро?
– Небось положила кошелек в карман, – пожал плечами Эдуард, – не стоит искать кошку там, где ее нет. Даша, успокойтесь, Валерия стала жертвой грабителя.
– Сумки при ней не имелось, – твердила я, – она шла с пустыми руками, была небогато одета, без украшений. На такую не нападут даже наркоманы. Ее намеренно убили.
Софья прикрыла рот ладонью, Рената достала из кармана пачку сигарет и щелкнула зажигалкой.
– Милиция разберется, – сказал Эдуард. – Мы не должны мешать специалистам. Увы, Валерии более нет, и, простите, не наше это дело, почему она умерла. Давайте подумаем о Насте. Малышка не очень-то занервничала, когда я ей вечером объявил, что мама сильно опаздывает, а утром рано уедет искать работу. Девочка не очень эмоциональна, она приучена к холодности матери. С одной стороны, это плохо. С другой – будет ли для малышки сильной травмой известие о смерти Леры?
– Дашенька купила нам чудесную стиральную машину! – вдруг вспомнила Софья. – Самую дорогую из возможных, настоящее импортное качество фирмы «Кок».
– Вы очень щедры, – опять похвалил меня Эдуард.
– Ужин готов! – закричал Вадим.
– Пойдемте скорей, – засуетилась хозяйка. – Вадим нервничает, если горячее остывает.
Глава 13
Во время ужина я постоянно поглядывала на Настю и вынуждена была признать правоту Эдуарда. Девочка не выражала беспокойства по поводу отсутствия Валерии, лишь в самом конце трапезы вдруг спросила:
– А где мама?
Софья начала комкать салфетку, Рената, решившая поужинать в приюте, опустила глаза, Эдуард схватил чашку и стал сосредоточенно пить чай. Ситуацию спас Патрик.
– Мама приедет поздно, а завтра рано уйдет. Ты взрослая девочка, поэтому спокойно заснешь. Утром я отвезу тебя к доктору, он вылечит твои ушки.
Настя, сосредоточенно смотревшая на губы психолога, отреагировала только на последнюю фразу Патрика:
– Я стану как все? Завтра?
Психолог ответил честно:
– За один день не получится. Но надо начать. Пошли, я включу тебе мультик.
Около десяти вечера я спустилась в сад. За мной важно вышагивала Афина и семенил Рип.
– Сделай одолжение, пописай на улице, – попросила я щенка, – неприлично делать лужи в спальне.
Собаки побежали в глубь участка, я в кресле поехала за ними. Софья старается экономить, территория приюта освещена плохо, я сидела почти в темноте и тишине. В сентябре птицы не поют так, как в мае, не стрекочут кузнечики: осенью животный мир не суетится, бережет силы для долгой зимы.
Внезапно за спиной раздался кашель. От неожиданности я привстала, почувствовала сильную боль в левой ноге и с коротким вскриком шлепнулась обратно.
– Напугал вас? Простите, я не хотел, – сказал Патрик, появляясь в зоне видимости.
Я перевела дух.
– Ерунда.
Психолог сел на расположенную рядом скамейку.
– Вы совсем ничего не боитесь? Мышей? Пауков? Жаб? Червяков? Тараканов? Одна моя знакомая падала в обморок при виде гусеницы.
Я засмеялась.
– Господь наградил меня сыном и дочкой, которые обожают разную живность. У нас кто только не жил! Удав, паук-птицеед, рыбы, лягушки, не говоря уж о кошках-собаках-хомячках-ежах. Дети первые месяцы преданно заботились о питомцах, но потом им надоедало чистить клетки, мыть хвосты-лапы, и в этот процесс приходилось включаться мне.
– А как насчет крови? – прищурился Патрик. – Или уколов? Вы способны в живого человека иголку вогнать?
Я развеселилась еще больше.
– В некоторых людей – с огромной радостью. Если всерьез, то, как все собачники, я умею делать инъекции, а как мама двоих детей, научилась перевязывать раны, лечить ухо-горло-нос, ставить банки. Не стану орать от ужаса при виде разбитой головы, окажу первую помощь и отвезу человека в больницу. Моя лучшая подруга – хирург, когда она училась в медвузе, мне приходилось гонять ее перед экзаменами по билетам, поэтому я нахваталась разных знаний. Конечно, не могу считаться даже фельдшером, я просто хорошо подкованный обыватель, который знает, что жертву ДТП лучше не двигать с места, чтобы не повредить позвоночник, а любая травма головы требует обязательного обследования на томографе, даже если у пострадавшего отличное самочувствие и ничего не болит. Возможна внутричерепная гематома, которая может привести к смерти на фоне видимого благополучия.
– Вы профи! – восхитился Патрик.
– Нет, – улыбнулась я.
– Бабы, как правило, всего боятся, – ляпнул психолог.
Меня удивило его заявление. Такое не ожидаешь услышать из уст дипломированного душеведа. Вероятно, Патрику крепко досталось от какой-то представительницы женского пола. Я мягко сказала:
– Я бесстрашна.
– Не верю! – возбудился собеседник. – Болезни, потеря денег, статуса, старость – этого опасаются все.
Я погладила ручку кресла.
– На здоровье я не жалуюсь, если заболею, вылечусь или научусь жить с хворью. Владею в совершенстве иностранным языком, без средств не останусь, всегда могу заняться репетиторством. Не хочу сказать, что это моя мечта, но на хлеб с маслом и сыром заработаю спокойно. На статус мне глубоко наплевать, я патологически не амбициозна. Что касается старости, то в ней есть своя прелесть. Пожилая дама легко притворится глухой, слепой, не услышит и не увидит ничего из того, чего не хочет видеть или слышать.
– Ну неужели в вас нет малюсенького страха? – наседал Патрик.
– У нас получается странный разговор, – поморщилась я.
Патрик приложил руки к груди.
– Простите. Я пишу книгу, она будет называться «Страх человеческий», вот и не упускаю возможности поковыряться в чужой душе. Знаете, люди порой опасаются смешных вещей: клоунов, воздушных шариков. Одна моя знакомая не могла видеть розы, другая почти теряла рассудок в толпе, ей на нервы действовало скопление народа, а кое-кто не вылезет из дома из-за агорафобии.
– Первый раз слышу, – удивилась я.
– Неужели? Этот психоз часто встречается у жителей мегаполисов, – голосом лектора завел Патрик, – человек не может выйти из дома, при особо запущенной форме он даже не покидает свою комнату.
– Может, Лера страдала агорафобией? – предположила я.
– Вероятно, – пожал плечами психолог, – теперь правды не узнать. Агорафоб способен умереть от ужаса, очутившись один на улице, или впасть в безумие: ему почудятся убийцы, он начнет нести ахинею.
Я кивала в такт словам Патрика, потом подавила зевоту, а психолог продолжал:
– Страх уничтожает личность. Чего боитесь вы?
К этому моменту меня словно опутало липкой паутиной, ноги-руки превратились в желе, голова плохо держалась на шее.
– У каждого своя фобия, – журчал Патрик.
Что-то тяжелое стукнуло меня в грудь. Я вздрогнула. Дремота рассеялась.
– Афина! – заорал Патрик. – Кто тебя сюда звал? Принеслась и налетела на Дашу.
– Наоборот, спасибо Фине, – встрепенулась я, – меня совсем разморило.
– Жаль, я ничего не выудил из вас для моей книги, – пригорюнился Патрик, – чем больше материала, тем весомее научный труд.
Мне хотелось еще посидеть на свежем воздухе. Через пару дней придет настоящая осень, зарядят нудные дожди, нужно будет проводить дни и вечера в комнате. Не грех воспользоваться столь редким в конце сентября погожим вечером, но Патрик своим разговором портил все удовольствие. Я демонстративно повернулась к Афине и невежливо заметила:
– Слышишь, Фина, какая восхитительная тишина? Обожаю, когда никто не мешает, не пристает с беседой.
Собака положила голову мне на колени и неуверенно сказала:
– Гав.
– Лучше помолчим! – продолжила я, надеясь, что Патрик обидится и уйдет.
Но психолог оказался из породы толстокожих, он не собирался вставать со скамейки, наоборот, заговорил с удвоенной скоростью:
– Судьба ученого трудна, в особенности если не сидишь над формулами, а зависишь от исследований, изучаешь тайны человеческой души. Ради страницы текста приходится опрашивать толпы людей, не все настроены откровенничать, но я упорный, терьер по характеру. Не отстану, пока не получу желаемого.
«Оно и видно», – чуть было не сказала я, но вовремя спохватилась и решила соврать Патрику. Иначе, похоже, от психолога не избавиться.
– Ну ладно, признаюсь, только не смейтесь.
– Я внимателен ко всем и никогда не допущу бестактности, – заверил Патрик.
Я разбудила в себе актрису Мерил Стрип, не меньше, и проникновенно сказала:
– Глупо, но меня трясет при виде людей, одетых в черное.
– Сочувствую, – сказал Патрик. – Это самый модный цвет, его многие носят.
Меня охватило вдохновение.
– При виде человека, облаченного, словно на похоронах, я еле сдерживаюсь, колени подгибаются, руки холодеют, уши, наоборот, горят огнем, подступает тошнота, сердце колотится.
