Анастасия Монастырская - Робинзон по пятницам
Без пощечины, конечно, можно было обойтись, но уж очень хотелось вызвать на его гладком лице хотя бы рябь обиды и сожаления.
И вот теперь, оказывается, что та встреча вошла в историю. Благодаря соседской слежке. Особых претензий к Алексу у меня не было, равно как и одобрения. Вне зависимости от его мотивов, он не имел права вторгаться в мою частную жизнь. Ладно, теперь уж все равно ничего не изменишь. Трохимович и Романов мертвы, ругаться не с кем.
Я снова включила кассету. Вот как! Оказывается, после моего ухода стали развиваться весьма любопытные события.
Вот Трохимович потирает щеку и смотрит мне вслед. К нему подбегает красивая девушка и… тоже отвешивает хорошую оплеху. Браво, красавица! Теперь Трохимович держится за обе щеки. Девушка плачет и явно обвиняет его в измене. Тот пытается успокоить спутницу, покупая ей огромный букет роз. Девушка смущенно улыбается, принимает цветы и разрешает себя поцеловать. Камера бесстрастно фиксирует все происходящее. Бесстрастно ли? Кажется, у оператора неожиданно возник новый интерес. Он провожает парочку до подъезда. Очень любопытно. Почему бывший босс вызвал столь явный интерес у моего соседа?
Я выключила видеомагнитофон. И, подумав, вынула кассету. Пускай пока побудет у меня. Так надежней. Тем более, что я узнала девушку на пленке. Интересно, в каких отношениях состояли декан факультета культурных отношений Игорь Трохимович и наша миловидная уборщица Милочка?!
***
Наутро я позвонила в больницу, чтобы справиться о состоянии здоровья Федорова.
— Сравнительно стабилен, — ответила мне дежурная.
— Девушка, а это хорошо или плохо?
— А я откуда знаю? — рявкнула девица. — Я, что, его лечащий врач?
Ну, я, скажем, тоже медицинский не заканчивала, однако понять, в каком состоянии находится человек, все же могу. А вот причины нашего хамства для меня до сих пор остаются загадкой. Почему человек, в чьи служебные обязанности входит передача полной и развернутой информации, делает все, чтобы эту самую информацию не предоставить, или, что еще хуже, — ее намеренно исказить. Мол, не доставайся же ты никому! Вырвать из справочного районной поликлиники номер телефона или часы приема дежурного терапевта сродни боевой операции. И вот ведь парадокс, как только эти администраторы, дежурные, нянечки, санитарки покидают свои рабочие места, они вмиг становятся нормальными людьми, которые умеют искренне улыбаться. Почему нужно хамить, когда ты на работе? Что это, вариант самозащиты? Не понимаю… Ладно, будем надеяться, что сравнительно стабильное состояние господина Федорова — это первый шаг на пути к выздоровлению.
Сегодня наш дом по-прежнему напоминал замок с привидениями. Только вот все привидения, похоже, решили взять законный выходной, поскольку ни один из родственников меня не беспокоил: видимо, все мы вчера перенапряглись. Признаться, я даже удивилась: не каждый день на тебя сходит такое благословение — тишина. А тут второе утро подряд. Наконец, и у меня будет настоящее воскресенье!
Я закрылась в комнате и с наслаждением открыла очередной дамский роман, накануне подаренный старичками в качестве шутки. Я, конечно, изобразила негодование, но теперь радовалась как ребенок: три часа удовольствия гарантированы, ведь бабуля выбрала книжку из моей любимой серии про Годзиллу. Новый шедевр назывался весьма символически — "Убийственная нежность". В этот раз авторская прихоть забросила неутомимую девицу в объятия короля. Поначалу красотка для приличия немного сопротивлялась (примерно страницы две), но, не выдержав королевской нежности, сдалась на волю победителя. Как выяснилось, совершенно зря. Король оказался старым ревнивцем:
"…Мне противна мысль о том, сколько мужских рук ласкали тебя, — нахмурился Луи.
— Не так уж и много, — потупившись, ответила обнаженная Годзилла. Приняв соблазнительную позу, она сладострастно смотрела на своего любовника.
— Сколько? — негодовал монарх, пытаясь стащить с себя узкие панталоны. — Скажи мне точную цифру. Все-таки я король! Я ведь король?
— Конечно, ваше величество! Кто бы сомневался! И как все короли вы так нетерпеливы! Подождите немного, я посчитаю…
— Что значит твое выражение "и как все короли"? Ты бывала в других королевских постелях?
— Разумеется! Королей много, а я одна. Годзилла всегда нарасхват!
Дзинь! Опять! Ну что за наказание! Нет личной жизни, так и все удовольствие от чужой норовят испортить. Интересно, он ее казнит или нет? Еще раз — дзинь! Я нехотя ответила:
— Да?
— Мы с вами вчера так и не договорили, госпожа спонсор.
— А, господин Пургин. Какими судьбами?
— Все теми же… Приглашаю вас в ресторан…
— Только не это!
— Почему?
— Потому что банально! Сегодня воскресенье — единственный день, когда я могу отдохнуть и расслабиться. А ваше предложение ставит жирную точку на моих примитивных планах. Надо встать, умыться, одеться, сообразить какой-нибудь затейливый макияж и прическу. И все для того, чтобы встретиться с вами в ресторане.
— У вас оригинальная система отказа.
— Я не отказываю, я соглашаюсь.
— У вас оригинальная система согласия.
— Я вообще женщина, оригинальная во всех отношениях. Только у меня одна просьба.
— Весь к услугам прекрасной дамы.
И этот туда же — Романов номер два.
— Выберете, пожалуйста, заведение подемократичнее. Терпеть не могу вечерние платья и туфли на каблуках. У меня от них изжога.
— У вас оригинальное чувство юмора. Но если настаиваете… Будет вам сплошная демократия. До встречи, Стефания!
По-моему, в его тоне прозвучали нотки убийственной нежности. Докрашивая левый глаз, я увидела Жабика, уютно устроившегося на не дочитанном любовном романе. Что ж, радует, что хоть у кого-то этот вечер пройдет без сюрпризов.
***
Вкус у Ивана Пургина оказался столь же оригинальным, как и мои чувство юмора и система отказа вместе взятые. Равно, как и понятия о демократическом кабаке. Я ожидала попасть в стандартную кафешку со стандартным набором блюд и соответствующим сервисом. Он привел меня в мексиканский ресторанчик. Кругом — дамы в вечерних платьях и бриллиантах. Я в своей демократичной джинсе смотрелась на их фоне… оригинально. Раз уж прилепилось слово к лексикону, надо им пользоваться чаще. Пока не надоест.
Столик на двоих оказался почти рядом с импровизированной сценой, поэтому, когда в программу развлечения включились живые музыканты (ни разу не видела мертвых музыкантов в ресторане), говорить стало бессмысленно. Из всего заказанного на тридцатой минуте нам принесли только бутылку чилийского вина и два бокала. Вот и пришлось сидеть напротив друг друга, пить вино и молчать. Втайне я завидовала белокурой Годзилле, уж она-то с первых минут встречи вертела мужчинами, как хотела. Впрочем, то любовное чтиво. У меня — реальная жизнь. Хотелось бы мне вертеть Пургиным? Скорее нет, чем да. Не люблю мужчин, избалованных шальными деньгами. Все мои мужья в период нашей совместной жизни не могли похвастаться сверхдоходами: нам хватало на картошку, крупы, пиво, но и только. Поэтому я очень рада, что разбогатели они уже без меня, тем самым, подарив мне возможность запомнить их лучшие черты. У Пургина все наоборот: быстро пошел вверх, быстро научился смотреть на окружающих со снисходительным омерзением, быстро заматерел и решил, что теперь ему все подвластно. Не сомневаюсь, что обо мне он уже успел навести справки: дело это нехитрое и, что скрывать, быстрое. Теперь осталось лишь гадать, что ему во мне нравится больше: мои деньги или я сама.
— Деньги.
— Что?
— Больше мне нравятся деньги. Вы ведь об этом думали? — спросил он, флегматично расправляясь с бурритос. Заказ нам все-таки принесли. Не прошло и часа.
— В общих чертах, да, — к чему мне лукавить?
— Впрочем, вы мне тоже нравитесь. Вы оригинальны.
— Вы повторяетесь…
— Хорошо, тогда построю фразу иначе: вы станете настоящим украшением нашей программы.
— Опять повторяетесь. Но все равно спасибо, — я была рада, что у нас все-таки появилась тема для разговора. Вчера вы сказали, что до старта осталось два месяца.
— Плюс-минус. Пока утрясем необходимые организационные вопросы, пока укомплектуем команду, — он вдруг посмотрел мне прямо в глаза. — Неужели вы действительно хотите ехать?
— Если бы вы познакомились с моими родственниками, то не задавали подобных вопросов.
— Принимается. А чем вы вообще занимаетесь, кроме преподавательской практики?
— Живу. Не смотрите на меня так…
— Как?
— Как на особу с минимальным набором жизненных целей. По-вашему, я слишком ограничена?
В его глазах опять блеснул интерес.
— Не скрою, такая мысль действительно была. Складывается впечатление, что участие в программе — ваше первое серьезное приключение. До этого были лишь череда унылых будней да склоки с родственниками. Я прав?
