Дарья Донцова - Авоська с Алмазным фондом
Я вынул проездные документы.
– Приобрел всё купе СВ.
Проводник начал укладывать билеты в папку.
– А где второй пассажир?
– Его нет, я поеду один, – пояснил я и посмотрел на бейджик служащего. – Андрей, принесите мне чаю, пожалуйста.
Но работник РЖД неожиданно впал в агрессию.
– Не имеете права ездить по двум билетам! Из-за таких, как вы, другим пассажирам мест не хватает, а им тоже в Москву надо!
– Уважаемый Андрей, в советские времена действительно существовало правило, запрещающее скупать все полки в купе, но его давно отменили. Если будете спорить, вызову бригадира поезда, – спокойно возразил я. И напомнил свою просьбу: – Принесите стакан чаю.
Проводник развернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал в другой конец вагона, его спина выражала глубокое негодование и возмущение.
Я резко открыл дверь своего купе и увидел женщину лет пятидесяти пяти с милым, добрым лицом.
– Добрый вечер, – улыбнулась она. – Вы мой сосед? Давайте познакомимся: Мария Алексеевна.
– Иван Павлович Подушкин, – автоматически представился я. – Извините, но произошла ошибка, оба билета в это купе купил я. Андрей, подойдите!
Минут через пять перед нами предстал проводник и без признаков обязательной служебной вежливости осведомился:
– Чего надо?
– Пассажирка села не на свое место, – объяснил я. – Вы только что видели мои проездные документы. Пожалуйста, разберитесь.
Андрей сложил руки на груди.
– Нашелся богатый хмырь! Западло ему с простым народом прокатиться! Раз такой нежный, нанимай личный вагон, там тебе и какао подадут, и задницу подотрут.
– Андрюша, не надо, – попросила Мария Алексеевна.
Но проводник не утихал.
– Кто виноват, что ей места не хватило? Плацкарта забита, второй класс под завязку, на первый у хорошего человека денег нет, потому что все бабло в нашем государстве депутатам и чиновникам досталось, а учителям кукиш.
– Андрей, – повысила голос Мария Алексеевна, – прекрати хамить человеку, замолчи. Он прав, я влезла в оплаченное им купе. Простите, Иван Павлович.
Женщина встала, взяла сумку и вышла в коридор.
– Знаешь, ты кто? – зашипел Андрей. – Гад! Можешь звать бригадира поезда и жалобу на меня катать. Выпер святую женщину! Мария Алексеевна мне как мать! Она воспитывает сирот, за нее многие молятся. Сам-то что хорошего в жизни сделал?
Я не поверил своей удаче.
– Фамилия дамы случайно не Белкина?
– А‑а‑а, слышал про нее? То-то же! Ну вот дрыхни теперь, сволочь, один, а Мария Алексеевна до Москвы в тамбуре потрясется! – пошел вразнос проводник.
Я встал.
– Молодой человек, любую ситуацию можно и должно решать в спокойном разговоре и без хамства. Вам следовало не налетать на меня, а попросить: «Сделайте одолжение, разрешите проехать в вашем купе даме, которой не досталось билета. Я не собираюсь на ней зарабатывать, хочу оказать услугу хорошему человеку». А теперь принесите в купе два стакана чая, положенное к ним печенье, сушки и прочее.
Проводник выскочил в коридор. Я вышел за ним, увидел у окна Марию Алексеевну и обратился к ней:
– Госпожа Белкина, конечно же, я не позволю вам провести ночь на ногах. Признаюсь, не люблю спать с посторонним человеком в одном помещении, но данное мне родителями воспитание велит пригласить даму в купе. Тут вообще особая ситуация: я приехал из Москвы в командировку, одним из пунктов которой являлась встреча именно с вами. Сел в поезд очень расстроенный тем, что Леонид Сергеевич Печенькин не дозвонился до вас, и мне не пришло в голову, что заяц – столь нужная мне собеседница. Слушая рассказ Ольги Светловой, я представлял вас старушкой, а увидел молодую женщину. Давайте попьем чаю и поговорим.
Мы вошли в купе, Мария Алексеевна рассмеялась.
– Иван Павлович, вы дамский угодник. Откуда знаете Олю Светлову?
Я не успел ответить, как лицо Белкиной помрачнело.
– Девочка вляпалась в большие неприятности?
– Ей это свойственно? – тут же отреагировал я.
Мария Алексеевна нахмурилась еще больше.
– Господин Подушкин, я безмерно благодарна вам за возможность проезда в Москву в удивительно комфортных условиях, да еще бесплатно. Сведения о бывших воспитанниках детдома не являются тайной, но мне хочется знать причину, по которой вы интересуетесь Светловой. Тем более что фамилия «Печенькин» меня особенно тревожит. Сейчас Леонид Сергеевич служит в банке, но прежде работал следователем. Вы друзья? Коллеги? Извините, если говорю нелепицу, но вы не похожи на сотрудника правоохранительной системы.
Я вынул удостоверение.
– Я частный сыщик.
– Прямо как в кино: поезд, ночь и детектив… – пробормотала Белкина. – Что случилось с Ольгой?
– Речь не о ней, – осторожно начал я, – а об Ирине Вилкиной.
Минут десять я рассказывал Белкиной, почему приезжал в Балуево. Мария Алексеевна ни разу меня не перебила, но, когда я закончил, сильно занервничала.
– Ужас! Очень надеюсь, что Ирина жива, и от всей души желаю ей поправиться. Если вы считаете, что я могу чем-то помочь в установлении истины, то готова изложить все, что мне известно. Начну со Светловой. Как все талантливые люди, Ляля эмоциональна, действует под влиянием импульса, плохо владеет своими эмоциями. Для Светловой нет серых оттенков, только белое и черное, друг или враг. Середины она не знает. Я ей постоянно внушала: «Лялечка, нельзя из огня прыгать в ледяную воду. Не требуй от ребят и учителей безграничного обожания, если человек каждые пять минут не объясняется в любви, это не значит, что он испытывает к тебе ненависть». Но нет, девочка оставалась прежней. Оля к нам попала в раннем возрасте, она дочь алкоголички, которая погибла при пожаре – заснула с сигаретой в руке и спалила дом. Счастье, что малышка спаслась. Когда Ляля впервые принесла мне свою работу… Отлично помню, дело было под Новый год, мы устроили конкурс на лучший рисунок про Деда Мороза и Снегурочку. Олечку к нам только-только перевели из другого, расформированного заведения, я еще не успела с ней как следует познакомиться. И…
Мария Алексеевна замялась.
– Буду честной, не понравилась она мне. Светлова сразу подралась с соседками по комнате. У нас девочки живут втроем, а мальчики вчетвером. Обычно в спальне одна старшеклассница и две младшие. Взрослая воспитанница обязана следить за порядком, она авторитет, ее надо слушаться. Оля же сразу повздорила с Лизой Вергасовой, тихой, спокойной девочкой. А когда Юлия, старшая воспитанница, сделала новенькой замечание, Оля пнула ее. Я против того, чтобы наказывать детей, ставить их в угол, ничего не объясняя. Поэтому провела разъяснительную работу. Но по выражению лица Светловой поняла: она себя виноватой не считает.
Белкина переменила позу.
– Через неделю после переезда к нам Оля принесла свой рисунок. У нас тогда конкурс проводился. Я на листок глянула и совсем приуныла. Уже знала, что воспитанница проблемная, характеристика в ее деле была не фонтан: драчлива, спорит со старшими, не слушается, всегда отстаивает собственное мнение, очень хитрая, а тут я пришла к выводу, что она вдобавок и врунья, хотя о лживости в документах нет ни слова. Почему я так решила? Ольга явно представила чужую работу, причем какого-то старшеклассника: композиция сложная, очень эмоциональная, рисунок сделан уверенной талантливой рукой. Все ребята притащили изображения зайчиков‑белочек, Деда Мороза, Снегурочки. А у Светловой в центре листа окно с внешней стороны дома, возле него стоит малышка, видно ее спину и ручонки, положенные на стекло. Интересная деталь: пальцы девочки сжаты в кулаки, она одета в рванину. Взору зрителя открывается то, что разглядывает крошка: красиво обставленная комната, елка, под ней подарки, кресло, в котором сидит мужчина, у него на коленях девочка в роскошном розовом платье, рядом стоит женщина, протягивающая мужу и дочери поднос с нарезанным кексом. В помещении светло, празднично, участники сцены нарядно одеты, но в правом верхнем углу гостиной висит черное облако, и, если присмотреться, оно напоминает детское лицо, искаженное ненавистью. От облака тянется тощая рука, которая касается кулака бедного ребенка, наблюдающего с улицы за богатой счастливой семьей. Сразу становится понятно: девочка снаружи дома отчаянно завидует тем, кто внутри, и желает им самого плохого. Разве могла первоклассница создать подобное произведение?
– Маловероятно, – согласился я.
Дверь купе отъехала в сторону, в проеме возник проводник.
– Ваш чай, – сказал Андрей, ставя на стол подстаканники. – Вы уж того, не злитесь на меня, ладно?
Глава 17
