Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка
Реакция была шокирующей. Мальчишечка замер в столбняке, выпучив глазищи на придурка. Тот оживленно тарахтел о чем-то гастрономическом.
Тина прислушалась.
— Старушек я всегда употребляю с укропом и сельдереем. Малосольные старушки хорошо идут под водочку… Копченые — как закуска… Сухоньких старушек Можно вялить. Не хуже воблы получаются… Толстушек я не уважаю, хотя они хохотушки… услаждают слух… — Сам того не замечая, гурман оголился.
Ведьма отшатнулась от него.
— Пошел вон! — Тина обошлась без китайских церемоний.
— Вон ты как, старая! — полоумный выказал непритворное изумление.
С обезьяньей ловкостью он опрокинул Тину на газон и сорвал с нее юбку.
— Только не трепыхаться! — сосредоточенно приговаривал геронтофил, освобождая свою даму от остатков одежды. — И на старуху бывает проруха! Сейчас я тебя с укропчиком…
В секунду Игрек очутился рядом с насильником. Удар Ангела любви по причинному месту громилы стал спасительным для Алевтины. Стыдливо прикрывшись остатками одежды, девушка скрылась в дворницком флигеле.
Случившееся не произвело на наблюдателей сильного впечатления. Но дальнейшее их озадачило.
Едва очухавшись, поверженный насильник встал перед победителем на колени и произнес с надрывом:
— Ваше величество Игрек Первый! Нижайше прошу вас простить меня, засранца! Обещаю вам больше не употреблять старушек ни под каким соусом! Дозвольте поцеловать вашу руку!
Игрек величественно протянул умалишенному свою десницу.
Облобызав со слезами умиления руку Игрека Первого, насильник удалился на четвереньках.
Долговязый не скрывал, что церемония прощения раскаявшегося грешника доставила ему несказанное удовольствие. Удивления свидетелей его триумфа Игреку было мало, хотелось восхищения. Разве он этого не заслужил! Кто еще мог бы придумать такой шикарный титул: Игрек Первый!
4.Даже собрав свое барахлишко к выписке из Воробьевки, полковник Судаков не оставил психологических тестов с Игреком. Слухи о происшествии в больничном дворе докатились до контрразведчика как легенда о храбрости и ловкости Игрека, защитившего свою подругу от поползновений сексуального маньяка. К интересующей его теме банальная потасовка не имела отношения.
«Императив, который Игрек станет передавать объекту, должен для самого мальчика быть желательным. Тогда он больше страсти вложит в свой посыл», — Брокгауз пришел к простенькому выводу нынешней ночью.
Приятели устроились в холле, на продавленном диванчике. Напротив Кукушки. С просветленным лицом Кассандра ждала от Творца знака, означавшего, что Он вспомнил о ее существовании.
Прорицательница сидела в кресле, но могла бы застыть посреди улицы, не замечая толкотни и шипения прохожих, как и подобает божьему человеку. Возле нее на журнальном столике из бутылки «Жигулевского» торчали увядшие хризантемы, похожие на грязную вату.
Оценив каждую деталь в интерьере, полковник Судаков обратился к Игреку с неожиданным вопросом:
— Скажи, дружок, ты хотел бы, чтоб Кукушка сейчас засунула пивную бутылку себе между ног?
Игрек не обнаружил в себе такого желания.
— Разве бутылка влезет?
— Несомненно! — с энтузиазмом воскликнул Сергей Павлович. — Для этого, конечно, необходимо снять трусики.
Полковник понял, что чудачество с бутылкой не воодушевляет мальчугана.
— Представь, что Кукушка вставит между ног хризантему!
— Красиво, — с сомнением согласился Игрек.
— Попробуй убедить в этом Кукушку! — Сергей Павлович пытался передать большому ребенку свою увлеченность предметом — хризантема между ног — это поэтично!
Игрек сосредоточенно насупился, чего совершенно не требовалось для бессловесного внушения. Хотелось, чтоб Брокгауз оценил его усилия. Противиться внушению Иоанна Васильевича он не мог, словно тот опутал Долговязого своей паутиной. Кукушка очнулась, будто спросонья окинула друзей подслеповатым взглядом. Потянулась к цветочку. Вытащила его из бутылки. С недоумением повертела в руках. Затем встала и шагнула к Судакову.
— Очень красиво, когда цветок у интересного мужчины из жопы торчит!
Полковник Судаков едва не завизжал от счастья. А Игрек испытал мутоту разочарования: ему хотелось, чтоб Кукушка насильно стянула с контрразведчика спортивные штаны и сделала ему красиво.
5.Дело о поджоге здания Службы безопасности, перестало радовать Коробочкина, когда полоумный Сизов вдруг напомнил сыщику перепуганного насмерть поджигателя Рейхстага из стародавнего фильма. Запахло липой.
Сизов по-прежнему категорически отрицал свое участие в поджоге контрразведки. Иными словами, симулировал потерю памяти. Ознобишин же утверждал, что таких выпадений памяти у нормального человека быть не может.
Может ли нормальный человек делать вид, что общается с душами умерших?
Может — по заверению того же доктора Ознобишина. Мошенничество — преступление психически здоровых людей.
По сведениям, полученным майором Коробочкиным, полковник Судаков, арестовав лейтенанта Мухина, готовит новые аресты. Чекистов может устроить только террористическая организация. С размахом мужики действуют. Намеки Судакова на необходимость объединения усилий объясняются, конечно, тем, что на руках у Коробочкина козырной туз — Сизов, а что у контрразведки? Шестерки. Старый шулер Судаков вмиг оставит честного мента без единого козыря.
Удерживали Коробочкина от объединения с полковником не картежные соображения (шулера можно и канделябром приложить).
Выдувать вдвоем мыльный пузырь — это не для Коробочкина. Чем больше выйдет пузырь, тем скорее он лопнет. Впрочем, иные умельцы выдувают такие мыльные пузыри, что летают на них всю жизнь, совершая даже кругосветные путешествия. Скажем, из утренней газеты Станислав Сергеевич узнал, что его однокашник по милицейской школе Бобрышев отправился в Америку читать лекции полицейским.
Раскрываемость, а вернее — признавательность, у Бобра всегда была стопроцентной. Такое рукоделие вызывало у Коробочкина отвращение. Совершать путешествия вокруг света на мыльном пузыре он не желал.
6.Полковник Судаков не сомневался, что вездесущий Коробочкин вскоре пожалует в Воробьевку. И застукает его на оперативной работе под псевдонимом Брокгауз.
— Это не есть хорошо… — в задумчивости проговорил контрразведчик с иностранным акцентом.
— Есть хорошо! — радостно откликнулся Игрек, греясь на солнышке у открытого окна в ожидании обеда. Он перечитал уже все сказки, которые смог достать в городских библиотеках, но детской жажды чудес не утолил.
— Иоанн Васильевич, расскажите сказочку! — ласкаясь к своей Арине Родионовне, застенчиво попросил Игрек.
Полковник безопасности уже рассказал своему агенту все сказки, что помнил с нежного возраста, а складывать новые не был обучен. Однако другого способа выйти на душевный контакт с агентом он не знал.
— Про кого тебе сказку?
— Про Красную Шапочку.
— Ну слушай. Жила — была Красная Шапочка вдвоем с матерью.
— А отец как же?
— Между нами: отцом ее был Серый Волк.
— Не может быть! — поразился Игрек.
— Еще не то может быть! Мужиков-то в их деревне почти не было.
— Разве у женщины от волка может родиться ребенок?
— В сказке — без проблем. От Красной Шапочки мать, конечно, скрывала, что ее папаша Волк. Раньше с этим строго было…
— Нельзя было спать с волками?
— Спать можно. Но анкеты всякие… Кто родители… пятый пункт… В общем, если отец волк — это как бы пятно на репутации…
— А Волк знал, что у него такая дочь?
— Понятия не имел. Пошла как-то Красная Шапочка через лес…
— Зачем?
— Бабку пирожками подкормить, старуха совсем оголодала. А навстречу Волк.
— Это я знаю.
— Про то, как он изнасиловал Красную Шапочку?
— Про это ни в одной книжке не написано.
— Скрывают.
При том, что Игрек приобрел с Алевтиной богатый сексуальный опыт, сказки он любил целомудренные. А Иоанн Васильевич, напротив, всех сказочных героев подозревал в разнообразных извращениях. Колобок у него, например, был жуткий развратник. Насиловал и старух, и стариков, и зверей. И ото всех после этого уходил, чем весьма гордился. Золушка, по Брокгаузу, была лесбиянкой, жила со злыми сестрами. Те, конечно, стали ее ревновать к Принцу. Совершенно напрасно, кстати говоря, потому что тот был фетишистом. Ничего, кроме Золушкиной туфельки, для сексуального удовлетворения ему не требовалось. И т. д. И т. п.
Нравственное чувство Игрека было оскорблено стариковской похабщиной, но страсть к сказкам требовала удовлетворения.
— Ну изнасиловал Волк Красную Шапочку, а дальше что? — капризно проговорил Долговязый, недовольный неуместной задумчивостью Брокгауза.
