Дарья Донцова - Камин для Снегурочки
– Теперь освободи ей ноги, – процедила я сквозь зубы.
– Садись на стул, – велел парень, – и поднимай копыта. Черт, никак. Во прилипли!
Покрывшись потом, Ваня и так и этак пытался справиться с задачей, но его сил явно не хватало.
– Давай сделаем так, схвачу костюм, ты уцепишься за меня сзади, и на счет «три» рванем вместе, – предложила я.
– Посадил дед репку, – пропел Ваня, – а потом Репка отсидел, вышел и накостылял деду по шеям.
– Ты можешь хоть секундочку стать серьезным? – Я окончательно вышла из себя. – Сейчас эти бабопарни вернутся и нас поколотят.
– Так вот откуда прикид, – хлопнул себя по бедрам Ванька. – Ну вы мальчикам и подбросили подлянку! Эксклюзив сперли!
– Мы не знали, – шмыгнула носом Рита.
– Ладно, готовься, – велел Ванька.
Я схватила костюм, звукооператор вцепился в мою талию.
– Раз, два… три! – скомандовал он.
Я, вложив все силы, с неистовством рванула комбинезон. Ваня, очевидно, тоже сконцентрировал всю свою мощь, потому что на секунду мне показалось, что его руки сломали мое тело пополам.
Чмок! Голые ноги Риты взметнулись вверх, певица упала с табуретки на пол, но, слава богу, концертное одеяние было снято. Я не успела обрадоваться избавлению от напасти. Сила инерции понесла нас с Ванькой назад. Парень, по-прежнему судорожно сжимая мою талию, налетел спиной на дверь. Хлипкая, похоже, сделанная из прессованного тряпья дверь упала, мы выскочили в коридор и шлепнулись на пол.
– Жива? – прокряхтел Ванька.
– Да, – ответила я, держа смятый комбинезон.
– Вставай, – зашевелился подо мной клавишник, – а то всего костями исколола.
Я потрясла головой и увидела, что одна накладная грудь, украшавшая комбинезон, выскочила из специального кармашка и откатилась в сторону.
– Чего разлеглась, – пнул меня Ванька, – подымайся.
Я встала на ноги и хотела подобрать фальшивый бюст, но тут откуда ни возьмись вылетел серебристый пуделек. Со счастливым лаем он подскочил к бутафорской прелести, схватил ее и был таков. С воплем: «Положи назад!» – я побежала за собачкой.
Естественно, никаких шансов настичь воришку у меня не было. Во-первых, животное резво передвигалось не на двух ногах, а на четырех лапах, а во-вторых, оно хорошо знало дорогу. Не прошло и двух секунд, как пудель шмыгнул в какую-то дыру под деревянным помостом и затаился.
Я встала на колени.
– Кисонька, отдай!
Тишина в ответ.
– Хочешь сосиску?
– Р-р-р…
– Хороший мальчик.
– Р-р-р.
– Ладно, ладно, девочка, верни тете грудь.
– Р-р-р.
Поняв, что с пуделем мне не договориться, я побежала искать дрессировщика. Он обнаружился в просторной комнате, сидел у зеркала, накладывая на лицо тон.
– Ваш пудель украл у меня грудь! – с возмущением воскликнула я.
Мужчина на секунду замер, потом положил маленькую резиновую губку на стол.
– Вы кто?
– Костюмер Глафиры, Татьяна.
– Очень приятно, Виктор.
– Мне абсолютно все равно, как вас зовут! Немедленно отнимите у своей собаки мой бюст.
Глаза Виктора начали вываливаться из орбит.
– Вы хотите сказать, что одна из моих актрис подпрыгнула и отгрызла у вас… э… ну и глупость! Ей никогда так высоко не подскочить, пудели подвижны, но они все же не чемпионы мира по прыжкам в высоту.
Он еще и издевается надо мной!
– Я лежала на полу!
– Где?
– В коридоре!
– Зачем, – вздернул брови Виктор, – с какой стати вы там валялись? У вас в гримерке нет дивана?
– Неважно, – топнула я ногой, – я упала! А собачка: ам – и деру!
– Ерунда, – решительно заявил дрессировщик, – мои актеры не едят сырое мясо! И потом, они просто не способны отгрызть в один миг такой кусок от человеческого тела!
Старательно сдерживая бешенство, я прошипела:
– Она или он ничего не откусывали, грудь отвалилась сама, от удара! Откатилась в сторону, а тут чумовой пудель появился.
Виктор потряс головой:
– Господи! Милая, вы что, как конструктор, из сборных деталей состоите?
– Хватит, – я потеряла всяческое терпение, – бюст накладной, резиновый, из концертного костюма!
– Теперь понятно, – мигом посветлел Виктор, – с этого следовало начинать! И кто же набезобразничал? Рей? Глэдис или Таими? Хотя на них это не похоже! Вот Сима может!
– Собака не представилась, – буркнула я, – имени не назвала. Вот что, вытащите ее наружу и отнимите грудь.
– Откуда вытащить? – воскликнул Виктор.
– Пудель забился под какой-то помост!
– Но мои собаки все здесь! Вот они! Я им никогда не разрешаю бегать свободно по коридорам, – возмутился дрессировщик, – эти актрисы очень послушные, да?
– Гав, – подтвердил стройный хор, – гав.
– Но чей же пудель носится за кулисами?
Виктор скривился:
– Это Ричи, кобелек Инессы, солистки «Лисичек», отвратительный субъект, уж поверьте мне. Капризное, невоспитанное, визгливое, глупое существо, все в хозяйку.
– Извините, – пробормотала я и выпала в коридор.
– Нашлась! – заорал, налетая на меня Ванька. – Дуй в машину, опаздываем!
– Костюм…
– Я его на место пихнул, ботинки и шапчонку тоже.
– Но бюст…
– Плевать.
– Как же…
– Вот так! – рявкнул Ванька и поволок меня вниз.
– Все равно трансвеститы правду узнают, – вздохнула я, – им сейчас расскажут, какой «стриптиз» Глафира устроила, они вытащат комбинезончик и живо сообразят, что к чему!
– Нас уже тут не будет, – успокоил меня Ванька, распахивая дверь автомобиля, – не пойман – не вор. Начнут предъявлять претензии, ответим: «Чего пристали, вы нас видели сами? Вот и молчите».
На второй концерт, в клуб «Соты», явился Свин. Увидав его, я быстро сказала:
– Вели Глафире меньше есть!
– Почему? – удивился продюсер.
– Ей юбка мала!
Свин поскреб в затылке, потом почти ласково пробасил:
– Иди кофе глотни за мой счет.
– А за свой я не могу, денег нет, – парировала я.
Продюсер чихнул, вытащил из кошелька две розовые бумажки и царственным жестом протянул мне:
– Ни в чем себе не отказывай! Вернешься через полчаса.
Я нашла Ваню и спросила:
– Хочешь кофейку?
– Можно, – согласился парень, – если ты угощаешь.
– У меня двести рублей, – быстро предупредила я.
– Нищета, – горько вздохнул Ваня, – пошли.
Мы устроились за крошечным столиком у стены и получили две наперсточные чашечки кофе.
– Охота людям по ночам танцевать ходить, – вздохнула я, – нет бы спать себе тихонечко в кроватках!
– Типун тебе на язык, – фыркнул Ваня, – еще, не дай бог, услышат и разбегутся, мы тогда без денег останемся. Пусть уж отплясывают, и им хорошо, и нам приятно!
– Ты Настю Звягинцеву знал?
– Ага, – кивнул Ванька, – как не знать? Она первой Глафирой была. Я с самого начала говорил Свину: «Не выйдет из нее ничего». Путаная девка, с каким-то бизнесменом жила, а потом там неприятная история случилась. Любовника ее прирезали, Настька заболела, пропала, вот Свин вместо нее другую и приволок и Глафирой сделал. Теперь имеем третий вариант.
– Скажи, я на нее похожа?
– На кого? – Ваня поставил чашку на стол.
– На Настю.
– Ну… фигурой, цветом волос, – стал перечислять он, – а так нет, конечно. Если только издали, она тоже тощая была, самая мелкая из Глафир. А почему интересуешься?
– Да так, – протянула я, – просто из любопытства. Ко мне пару раз за кулисами люди подходили, восклицали: «Привет, Настя!» – а потом извинялись: «Простите, мы вас со Звягинцевой перепутали».
Ваня взял пластмассовую ложечку, повертел ее в руках, а потом резко сказал:
– Врешь!
– Я никогда не лгу!
– Прям смешно, – скривился парень, – считаешь меня за лоха? Да Свин запрещает солисткам кому-либо свое настоящее имя называть! То, что первая Глафира в миру Настька Звягинцева, знал очень ограниченный круг людей. Их уже давно нет при сцене, состав группы менялся, я один из старых остался. Настю теперь никто не помнит, да и знали ее за кулисами плохо, она мало совсем проработала, а потом исчезла. Что ты задумала? Хочешь сама Глафирой стать? Даже не надейся!
– Почему? – Я решила поддержать разговор.
– Старая ты! – гаркнул Ваня. – Выглядишь ничего, фигура как у девочки, только морда скоро разваливаться будет. Нет, в таком возрасте не начинают. Тебе сколько лет?
– Неважно, – я постаралась уйти от щекотливой темы.
– В сорок впервые на сцену не вылезают, – ухмыльнулся Ваня, – справил четыре десятка – и уходи с подмостков. В свете софитов хорошо лишь юные смотрятся. Хоть сто подтяжек сделай, хоть ноги к щекам пришей, а моложе не станешь. Сколько раз я на певичек глядел и думал: всем вы хороши, кудри блондинистые, грудь торчит, попа тоже, морщинок нет, шея лебединая, а народу понятно, что бабушка! Вот скажи, почему? То ли блеск в глазах другой, то ли энергетика иная, но сразу ясно: этой двадцать, а той, такой же шикарной, уже пятьдесят и пора переходить на амплуа благородной матери. Режиссером становись, продюсером, организовывай шоу, но не скачи сама с микрофоном. Я уважаю старость, но не тогда, когда она в мини-шортах, спрятав варикозные ножки в утягивающие колготки, строит из себя Лолиту. Надо уметь вовремя уйти в тень, но что-то никто не торопится! Нет, Танька, тебе нечего о сцене мечтать, ушло твое время.
