Валерий Лапикур - С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)
- А кого сшибли? - живо заинтересовался будущий важный свидетель.
- Почти сшибли! Меня! Только что. Понимаш, кака штука - иду себе напрямик по тропинке, чтоб на вызов не опоздать, а он вылетает из куста, здоровенный, как сарай! И даже не просигналил.
- Кто?
- Ну, этот, как его? «Джип».
- А номер не заметил?
- Какой там номер! Еле отскочить успел. Только и увидел, что стекла затененные, а он уже метров за сто! Вон, слышишь - с той стороны еще гудит.
Будущий важный свидетель ничего не слышал, но кивнул головой. Тут подкатила маршрутка и Некто, не прощаясь, вскочил в нее - и уехал. А через пару минут появилась милиция. И будущий важный свидетель стал просто важным свидетелем. И принялся давать показания с чужих слов.
Оскопление хорей без анестезии
В редакционном коридоре раздался грохот, и в дверном проеме материализировался сам шеф Калиновский. Глядя на него, хотелось задать риторический вопрос: что может быть гнуснее разъяренного хорька? Вообще-то правильный ответ - два разъяренных хорька. И это был как раз тот случай, потому что из-за спины Калиныча выглядывал, подпрыгивая, его заместитель по менеджменту и рекламе - таинственная личность, появлявшаяся в офисе только в дни получки. В редакции его за глаза именовали «зам по фигне», ибо фамилию его никто ни разу как-то даже и не слышал, а по имени-отчеству звать - слишком велика честь.
На багровой физиономии шефа четко читался вопрос: где Этот? А на хореобразном лике менеджера светилось: ну Я же вам говорил!
- Федорин, - заорал шеф, пенясь и пузырясь одновременно, - один вопрос и пошел вон, чтоб я тебя здесь больше не видел!
Федорин, как ни странно, даже не вздрогнул. Видимо наконец-то проснулись в нем немногочисленные гены гонорового польского шляхтича. Пару минут он помолчал, а затем, не поворачивая головы, небрежным тоном отозвался:
- Калина, кстати, насчет «видел - не видел»: ты ж… в форточке когда-нибудь видел?
Шеф растерялся и брякнул то, что от него и ожидалось:
- Нет, а что?
- Тогда посмотри в зеркало. Вон там, в углу висит.
После долгой паузы шеф заговорил почти шепотом, то есть, нормальным человеческим голосом:
- Федорин, ты что - наследство в «зеленых» получил?
- Почему обязательно в «зеленых»? И почему наследство?
- Тогда отчего ж ты таким храбрым заделался?
- Это уже второй вопрос.
- Какой второй?
- Первый был перед предложением выйти вон. С какого, кстати, икса?
Шеф Калиновский жалобно посмотрел на своего «зама по фигне». Тот буркнул: «Я сейчас!» и растворился в полумраке коридора. Калиновский произнес почти примирительно:
- Федорин, ну не выкручивайся, тебя же засекли!…
- Где?
- На «промзоне». Ты брал интервью у прокурора, а потом долго трепался со следователем, который, между прочим, послал мене, когда я сунулся за эксклюзивом. Да еще пообещал устроить мне то, как он выразился, что в нашей газете напечатали вместо слова «пребывание».
- Ну, послал, ну, пообещал. А я-то тут при чем? К этому вашему интиму с эксклюзивом?
- Как при чем? - искренне возмутился шеф. - Ты собираешь материал для сенсации, а я об этом узнаю от… ну, в общем, неважно от кого. Важно, что узнаю.
- Какой материал, шеф?
Калина завертелся на месте, рефлекторно взглянул в зеркало, выматерился, плюнул в свое же изображение и заорал:
- За моей спиной крысятничаешь? Признавайся, кому собрался эксклюзив слить? «Матюганским новостям» или повыше метишь? Шельма!
Федорин наконец-то разобрался, что к чему и расхохотался. Шеф опешил и сел:
- Слышь, ты чего?
- А оттого, что сбылась, наконец, мечта идиота. Не скажу кого именно, но он только что плевался в зеркало. Калина, ты, кажется, хотел иметь в своей редакции безвинно пострадавшего за правду честного журналиста? Матюганского, образно говоря, Листьева? Так получи и распишись: Федорин А. С. 1970-го года рождения, служащий, женат, бездетный, вредных привычек не имеет окромя как подставлять свою голову под чужие кирпичи.
Шеф, наконец, понял, что подставили как раз его - и не кто иной, как облеченный в доверие хореподобный зам - и сменил гнев на любопытство:
- Насчет кирпича - согласен. Ты после этой травмы си-и-ильно изменился. Раньше слова из тебя не вытянешь, а сейчас прямо таки Зевс-Громовержец! Ладно, не серчай. Переведи лучше свое юродство в нормальный текст.
- Шеф, да не могу я сливать кому-то сенсацию про маньяка из «промзоны», хотя бы потому, что я вообще писать об этом не-мо-гу. Даже в свою родную газету.
- Ты что - вдобавок еще и это… буквы забыл?
- Хуже. Я теперь подозреваемый. Это не я интервью у прокурора со следаком брал, а они меня допрашивали. По факту возможной причастности. Боюсь - не в последний раз.
Шеф встал, подошел к зеркалу и протер его рукавом. Потом, не оборачиваясь, поинтересовался:
- Федорин, а что - это серьезно? Между нами… ты случайно… ну, сам знаешь?
Федорин промолчал. Шеф не отставал:
- Ну, я тебя, как коллегу, прошу: хотя бы намекни, о чем тебя спрашивали.
- Не могу. Тайна следствия.
- Убью, - простонал шеф.
- Валяй! Но только тогда на этой сенсации заработает не наша родная «Из-весть», а «Матюганские гов-новости».
- Уже и пошутить нельзя.
- Ладно, намекну. Никакого отношения к этому убийству я, естественно, не имею. Вот если бы в «промзоне» нашли растерзанный труп моей ненаглядной тещи с воткнутой в причинное место пустой бутылкой из-под моего, опять же, любимого пива «Кинь грусть» с моими же пальчиками - тогда, честное слово, было бы мне не до шуток. А поскольку бутылка была не из-под пива, а из-под водки «Половецкая», которую я, кстати, терпеть не могу, а отпечатки пальцев - оч-чень уважаемого в городе человека, то, как сам понимаешь, я у следствия заместо громоотвода: чего этот писака появился на месте преступления чуть ли не в одночасье с ними?
- Да они чё там, совсем офонарели?
- Нет, тут как раз нормальный ход. Мне когда-то знакомый следак рассказывал, что если кого-нибудь где-нибудь убьют, то милиция перво-наперво под подозрение родню берет.
- Ага! Особенно зятя!
- Если тещу грохнут, то да. А если супру-гу или супру-га, то сразу берут за жабры овдовевшую половину. А потом знаешь, за кого принимаются?
- Не имею счастья знать. Под судом и следствием не состоял, в подозреваемых не числился.
- За свидетелей! А почему? Потому как особливо хитрые преступники, когда удрать подальше не получается, прикидываются посторонними свидетелями. И очень даже, знаешь, живо излагают насчет подозрительного гражданина средних лет, среднего роста с бельмом на левом глазу и хромотой на правую ногу. Вот я под эту раздачу и попал.
Окончательно сбитый с толку Калиныч повернулся и шагнул к двери, как вдруг дернулся и сделал «кру-гом» через левое плечо, как на строевом плацу:
- Федорин! А ты что в «промзоне» делал? Жену выслеживал или тещу подстерегал - с ломиком или лопатой?
- Да нет, я исландский мох искал.
- Чего-о-о?
- Исландский мох. Супруге для каких-то там то ли примочек, то ли промываний. Совсем задолбала: найди да принеси. А эта зараза только на дубах с северной стороны растет. А где у нас в Матюганске дубы? Только в «промзоне» и остались.
- Да, помню, там еще когда-то роща такая красивая была.
- Была да сплыла. Торчит пять штук недорезанных. Другого места не было - завод воткнуть… Ну да ладно. Не дошел я до этого… растения. Только в пролом сунулся, а там уже милиции да прокуратуры - за фауной флоры не видно. А там знакомый следак узнал и сразу за душу: «Кто из наших тебе служебную информацию слил, признавайся!». Еле выкрутился.
- Повезло тебе, ничего не скажешь. А насчет бутылки с отпечатками - это ты сам видел или милицейский приятель просветил?
- Приятель. Может, с перепугу, а может - цель какая-то имелась.
- Фамилии называл? Хотя бы одну?
- Шеф, позвольте шараду?
- Валяй, поручик Ржевский!
- Фамилию он, конечно, не назвал. Но намек сделал. Вот вы с замом по городских фуршетах чаще меня отмечаетесь.
- Ну, так я же по должности.
- Да бога ради! Я не о том. Припомни, «Половецкая» всегда на столах стоит?
- Тут и вспоминать нечего! В обязательном порядке! Даже в отсутствие Вениамина Елисеевича - как один из символов края.
- А теперь второй вопрос шарады: этот самый жидкий символ кто-нибудь из постоянно присутствующих до дна допивает?
- Вопрос, конечно, интересный… но не особо сложный! Есть один такой, не только допивает, но и требует повторную порцию этого же пойла… то есть, я хотел сказать - напитка. Высшая форма, понимаешь, подхалимажа. У остальных на это здоровья не хватает. А может, какие-то специальные таблетки принимает перед каждым возлиянием. Ладно, давай третий вопрос.
- Извольте, шеф. Бутылка из-под «Половецкой» на месте преступления валялась уже полностью опорожненной. Исходя из цены продукта, пил явно не бомж, а человек состоятельный. Это раз. А во-вторых - настолько уважающий своего шефа, что иного возбудителя, даже перед убийством, не потребляет. Условный рефлекс собачки Павлова.
