Наталья Александрова - Маркиз-потрошитель
– Давайте выпьем по этому поводу! – выдвинулся вперед разбитной Алексей Пименов, чувствуя, что кто-нибудь не выдержит и расхохочется в голос.
Предложение было принято с энтузиазмом.
Неожиданно дверь офиса распахнулась, и на пороге появился толстый рыжий человек в круглых очках, с ярко-красной бородой, в котором присутствующие узнали одного из самых известных в городе шоуменов.
– А где у нас мальчик Мишенька? – пропел шоумен дурашливым голосом, вытаскивая из кармана огромную соску-пустышку. – А где у нас новорожденный?
Он оглядел собравшихся поверх очков и уверенно двинулся к Михаилу Михайловичу. Приобняв его за плечи, он протянул имениннику пустышку и радостно воскликнул:
– Как говорят у нас в Одессе, лучше килька в кармане, чем акула в океане! Соси, дорогой, на здоровье!
При этом он состроил такую уморительную физиономию, что коллектив «Гольфстрима» дружно захохотал.
– А теперь, девочки и мальчики, мы с вами будем играть в мою любимую игру!
– Азартную? – выкрикнул из рядов Алексей Пименов.
– Еще какую азартную! – отозвался шоумен. – Я вообще очень азартный человек!
– В дочки-матери на деньги? – предположил все тот же Пименов.
– В пятнашки на раздевание? – подал голос его приятель Вася Барсуков.
– Это немножко позже, – отозвался шоумен, – я-то всегда готов, а вот вы еще недостаточно выпили. Для начала вы будете мне рассказывать анекдоты без последних слов. Если я не смогу закончить – значит, я проиграл и ставлю победителю ящик пива, а если закончу анекдот – значит, я выиграл, и проигравший выполняет одно мое желание…
– Ужас какой! – пискнула секретарша начальника Света. – Это он такое пожелает!..
– Размечталась! – мгновенно ответил шоумен.
– А где же пиво? – поинтересовался Пименов, выступая вперед. – Что-то я его не вижу!
– А ты сначала выиграй – пиво принесут!
– Ну вот… – начал Пименов, – приходит в цирк человек и говорит:
«У меня есть отличный номер: крокодил играет на рояле».
Цирковое начальство – ему:
«Да не может быть, да вы все выдумываете!»
Он тогда приводит крокодила, усаживает его за рояль на крутящуюся табуретку, крокодил подгибает хвост и играет вальс Шопена.
Циркачи в полном восторге:
«Отличный номер, мы его берем! Только скажите, какой в нем секрет? Как вы это делаете?»
Мужик в ответ:
«Да никакого секрета, играет крокодил, и все! Только ведь у меня еще есть горилла, которая поет!»
Цирковые, конечно, опять:
«Не может быть, не может быть!»
Ну, приходит горилла, облокачивается на рояль, крокодил играет Алябьева, а горилла отличным голосом поет «Соловей мой, соловей».
Цирковое начальство, понятно, в восторге, только говорят:
«Конечно, мы этот номер берем, только все-таки скажите – какой же здесь секрет? Мы никому не скажем!»
«Да нет никакого секрета, – тот отвечает, – все так и есть – крокодил играет, горилла поет…»
«Да не может быть! Ну скажите, в чем фокус! Мы же точно берем ваш номер и об оплате договоримся… ну признайтесь, в чем прикол?»
«Да нет же никакого прикола! Все по-честному! Крокодил консерваторию окончил по классу фортепьяно, а горилла – по классу вокала…»
«Ну признайтесь! Не может такого быть, наверняка у вас есть какой-то секрет! Ну признайтесь».
Наконец хозяин этих зверей говорит:
«Ну ладно, вообще-то, правда, есть секрет…»
На этом месте Пименов остановился и повернулся к рыжему шоумену:
– Ну и что там дальше?
– Дальше? – воскликнул гость. – Да это даже вот этот медведь знает! – Он повернулся к Потапову и схватил в охапку сидевшего рядом с ним игрушечного медведя: – Знаешь, зверюга?
Потом, спрятавшись за спину мишки, низким ненатуральным голосом проговорил:
– А как же! Секрет вот в чем – горилла только рот открывает, а крокодил и играет, и поет!
Публика захохотала, а разочарованный Пименов отступил и смешался с рядами сослуживцев.
– Молодец Потапов, – проговорил ему на ухо довольный Барсуков, – пригласил этого типа, не пожалел денег! Говорят, он очень дорого берет за выезд!
В это же время виновник торжества Михаил Михайлович склонился к Нутряному и растроганно произнес:
– Молодцы, ребята! Я даже не ожидал, что его пригласят! Ведь это, наверное, очень дорого!
Пал Палыч Нутряной, который всегда старался быть в курсе любого дела, недоуменно пожал плечами: на этот раз события прошли мимо него, он не знал, кто и когда пригласил знаменитого «затейника». Однако признаться начальнику, что чего-то не знает, он никак не мог – это продемонстрировало бы его профессиональную непригодность.
Шоумен тем временем овладел вниманием дружного коллектива «Гольфстрима». Он провозглашал тост за тостом, причем тосты становились все более неприличными, потом перешел к загадкам. Не отгадавший его загадку мужчина должен был выпить штрафной бокал, против чего никто особенно не возражал. Но когда он заявил, что проигравшая девушка должна снять какую-нибудь часть своей одежды, коллектив разделился на две почти равные части: мужская часть поддержала идею, а женская категорически возразила.
Вопрос поставили на голосование, и исход его решил голос игрушечного медведя, который поднял лапу, присоединившись к мужской части коллектива.
Первой пришлось расплачиваться безответной секретарше Свете.
Она уже, покраснев до корней волос, расстегнула свою шелковую блузку, когда начальник спохватился и внес поправки в результаты голосования, решив, что в противном случае в его фирме на долгое время установится совершенно нерабочая обстановка.
– Ну что? – взволнованно спросила Лола, помогая Маркизу отклеить рыжую бороду, освободиться от огненного парика и смыть грим. – Удалось тебе прощупать медведя?
– Еще как! – грустно отозвался Леня. – Каждую лапу проверил, каждый шов! Боюсь, медведь предъявит мне обвинение в сексуальных домогательствах!
– И что?
– И ничего! Никакой капсулы! И все швы аккуратные, так что это снова не тот медведь!
– Ужас какой! – вздохнула Лола.
– Ну, один плюс у этого есть, – Леня сделал жизнерадостное лицо, – теперь мы уже точно знаем, в каком медведе то, что мы ищем. Поскольку остался всего один медведь, самый последний…
– Ну что за свинство! – простонала Лола. – Нет чтобы эта чертова капсула нашлась в третьем-четвертом медведе! Я не хочу чего-то сверхъестественного, не требую, чтобы она нашлась с самой первой попытки, но почему – только с последней? Почему нам так не везет?
– Ничего, – Леня смыл остатки грима и придирчиво осмотрел свое лицо в зеркале, – время еще есть, и теперь мы уже точно знаем, что искать. Главное – никогда не сдаваться и не падать духом!
– Значит, что мы имеем? Имеем мы последнего медведя, которого купил и увез на «БМВ» неизвестный мужик весьма криминального вида.
– И зачем такому медведь? – вздохнула Лола.
– А по-твоему, у такого человека детей, что ли, не может быть? – удивился Леня. – Всюду, моя милая, жизнь… Сведений про «БМВ» в базе данных маловато, известно только, что куплена она была когда-то на имя некоего Сидорчука Виктора Анатольевича. Адрес его у меня есть, так что пойду-ка я попробую познакомиться с этим самым Сидорчуком.
Леня надавил кнопку звонка, и за дверью раскатилась заливистая трель. В ответ на нее в глубине квартиры что-то с грохотом обрушилось и покатилось, потом послышалось приглушенное ругательство и приближающиеся шаги. Наконец дверь открылась, и перед Леней появился худой невысокий мужичок с зачесанными на лысину темными волосами, одетый в драные голубые джинсы и засаленную тельняшку.
– Ты от Олега? – осведомился мужичок, вытирая руки грязным вафельным полотенцем и окидывая гостя быстрым оценивающим взглядом. – Сейчас пойдем смотреть, милое дело. Но только ты имей в виду – на нее желающих до фига, в очереди стоят, милое дело! Так что тысяча сто – последняя цена, тут не о чем и базарить… И то это только для тебя, милое дело, считай, как для своего, потому ты от Олега…
– Да я вообще-то… – попробовал Маркиз вставить хоть слово, но хозяин квартиры снова зачастил:
– Ты не сомневайся, она не битая, краска у нее родная, милое дело, а пробег всего сто сорок тысяч, так что тысяча сто за нее – самое малое… Ну, уж тысяча – это самая последняя цена, милое дело! Как для своего!
– Да я не… – снова попытался прервать его Маркиз, но и эта попытка тоже не увенчалась успехом.
– А если кто тебе говорил, будто она после аварии, – так ты тому человеку плюнь в лицо, милое дело! Это разве авария была? Да мы так только, считай, бамперами поцеловались, милое дело! Это разве авария? Я после того и поменял-то всего ничего – фары, да бампер, да левое крыло – милое дело! Она, считай, как новая, и пробег всего сто сорок… а спидометр не скрученный, ты не сомневайся. Так что тысяча – самая хорошая цена, милое дело! Ну, уж девятьсот – последнее слово, как для своего!
