Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
— Да пока ваша «скорая», бля, приедет, Ирка совсем завернется, — гаркнула Ева, чем окончательно распалила директора.
Он завопил:
— Вы бескультурье и хулиганка! Что за «бля»?! Не смейте здесь выражаться!
— Это вы бескультурье, — с достоинством ответила Ева, — всего лишь какой-то директор, а я-то как раз представитель культуры. У меня за плечами четыре конкурса и еще один на носу. Не сегодня завтра лауреата присвоят.
Директор был поражен:
— Вы представитель культуры? Да от вас только и слышно, что «бля»!
Ева окинула его презрительным взглядом и заявила:
— Советую уши почаще мыть. Не «бля», а «ля». Поняли? Ля-ля! — пропела она.
— Что за «ля-ля»? — опешил директор.
Ева фыркнула и ответом не удостоила, а Евдокия с гордостью пояснила:
— Это нота одна из семи. Нота «ля», неужели не слышали? Евусик у нас музыкант. Играет на фортепианах, поэтому срочно Ирину в машину несите. Ей нельзя здесь находиться, — согласно какой-то своей логике заключила Евдокия и, топнув ногой, приказала: — Немедленно!
— Да, ей нечего делать в этом вертепе, — подтвердила Ева. — У вас здесь коррида, считай, в каждом номере, а у нее и без этого горя хватает.
Как только речь зашла о вертепе, директор свел воедино всю информацию и счел за благо с подругами согласиться.
— Да, — сказал он, — везите бедняжку домой.
Ирину быстренько погрузили в автомобиль, уложив ее голову на колени соперницы. Ева уселась за руль, Евдокия пристроилась рядом, машина тронулась с места и вот тут-то раздался нечеловеческий крик:
— А-ааа! Забыли Бродягу!
Вопила, конечно же, Евдокия. Ева сказала:
— Ну ты хуже Шаляпина! — Сплюнула: — Тьфу! — И резко затормозила.
У Майки загорелись глаза.
— Что за бродяга? — спросила она, кокетливо подаваясь вперед и роняя на лицо несчастной Ирины свой впечатляющий бюст.
— Боюсь расстроить тебя, — ехидно ответила Ева, — но этот кобель тебе не подойдет. Это всего лишь собака, убогий, паршивый пес. И убери свою нагло прущую плоть с лица полумертвой жертвы, — приказала она и добавила: — Совесть надо иметь, в Ирке во всей около пуда, а у тебя за пазухой тонны! Ты задавишь ее, Кабалье!
Когда речь заходила о Майкиных пышных формах, она молчать не могла — подруги сцепились. Евдокия не могла их оставить в таком состоянии и сидела, выбирая в их колкостях паузу, чтобы вставить туда свой тоненький голосок. Обмен «комплиментами» подзатянулся (сказалась нервозная обстановка) — Евдокия задержалась в машине. Наконец, между «жирным жопеном» и «необхватным серенадом» Ева ее заметила и завопила:
— Дуська! Ты еще здесь? А ну шпарь за псом! Эдак мы Ирку угробим!
Евдокию сдуло с сиденья и понесло ее криком прямо во двор мотеля, но пса она там не нашла. Пока Ева и Майя старательно искали друг у дружки изъяны, Евдокия металась вокруг мотеля, взывая:
— Бродяга! Бродяга!
Этим она привлекла внимание сторожа. Он высунулся из окна своего домика и спросил:
— Девушка, не ту ли дворнягу вы ищете, что упала в карьер?
— Бродяга в карьере? — заплакала Евдокия. — Как он попал туда?
— От любопытства, видать, — сказал сторож и пояснил: — Я повизгивания услышал и хотел его вытащить, но уж больно пес запаршивел. От такого и заразу немудрено подцепить, я там его и оставил. Уж не знаю как доставать будете пса.
Евдокия взмолилась:
— А разве вы не поможете мне? Пожалуйста, я вам заплачу!
— Ну, это другое дело, — оживился сторож. — Это мы враз, только деньги вперед.
Он вышел из домика и, получив «гонорар», деловито зашагал в противоположную от мотеля сторону. Евдокия попыталась увязаться за ним, но сторож не разрешил:
— Куда вам, идти далеко и грязи там выше колена; всю ночь, до утра шпарил дождь.
— Дождь?!
— А то! Дорогу так развезло, что не знаю сам как добраться. Эх, чертова глина!
Евдокию словно током пробило:
— Глина?!
— А что же еще? Карьер-то глиняный. Добывают в нем глину для вашего городского завода в непосредственной близости от нашей гостиницы. Директор и взяток уже тьму раздал, а карьер все одно не закрывают. Вы не стойте здесь, девушка, в машину идите. Я собачку туда принесу, только прежде отмою. Она у вас знатнейше вывозилась: не поймешь что такое, ну чистый черт!
С этими словами сторож и удалился, а Евдокия поковыляла к машине на ватных ногах.
— Ну, где твой пес? — увидев подругу, спросила Ева и, вздохнув с облегчением, возликовала: — Не нашла!
Евдокия ответила:
— Пес нашелся, он в карьер угодил. Сторож его достает, но дело не в этом. Майка, расскажи еще раз как это случилось? Зая с какого места в карьер попал? Он Гомера читал, а потом?
— Сколько можно, — проворчала Майя, — мне уже надоело. Да, читал, да, пошел покурить.
— Шел дождь, — заметила Евдокия. — Шел или не шел? — строго спросила она.
Майя рассерженно отмахнулась:
— Отстань, че прилипла? Откуда я знаю. Я музыку слушала. И Зая про дождь ничего не знал, вот и пошел покурить.
— Он мог покурить на балконе, — вставила Ева. — С чего это Заю вдруг понесло с кровати в карьер? Перед этим ему звонили?
Евдокия подпрыгнула:
— Да! Звонили ему? Припомни, он покурить после звонка пошел?
— А что тут припоминать, — промямлила Майя, — звонили ему сто раз. Он в туалет уходил и там долго шептался, а уж с кем я не спрашивала, я не такая, чтобы допросы мужикам учи…
Не давая подруге закончить, Евдокия схватилась за голову и закричала:
— Мама моя дорогая!
И тут же, заговорщически глянув на Еву, она прошептала:
— Евусик, нам надо кое-что обсудить. Выйдем-ка из машины.
— Что еще ты придумала? — занервничала Ева, но все же вышла.
— А я-я? — вслед подругам обиженно протянула Майя. — Секреты у вас от меня?
— Отстань, зараза! Ирка на коленях твоих лежит, вот за ней и смотри, раз угробила бабу! — гаркнула Ева и, опираясь на бампер машины, проворчала уже Евдокие:
— Выкладывай быстро, что там у тебя. Ирка лежит, вон, без чувств, никак в себя не придет. Не дай бог, баба помрет, пока мы лясы тут точим.
Евдокия ее успокоила:
— Ирка спит, снотворным ее отрубили и сама она, думаю, еще раньше успокоительного напилась. Вот одно и легло на другое.
— С чего ты взяла?
— Давай-ка, Евусик, подальше-ка отойдем, чтобы Майка не слышала. Я такое сейчас тебе расскажу — упадешь и не встанешь!
— Да-а!
Своим сообщением Евдокия такое любопытство пробудила в подруге, что Ева сама ее потащила от автомобиля подальше.
— Выкладывай, — приказала она, стреляя глазами в сторону Майки, — здесь нас никто не услышит.
И Евдокия ей выложила:
— Ирка грохнула Заю!
— Знаю я-я, — разочарованно протянула Ева. — В усмерть уделали бедного мужика с Майкой на пару. Сексуальные террористки, «ля-ля»! Сначала одна «Коньком» Заю пичкала, потом — другая. Настоящие секс-убийцы.
— Ага, и поэтому он, полумертвый, уполз покурить в карьер. Лежал себе в теплой постели под бочком у любовницы, Гомера читал, а потом вдруг вскочил и ни с того ни с сего почесал побарахтаться в глине. Ты хоть знаешь сколько шагать до того карьера?
— Сколько?
— Да ужас сколько, неближний свет. И еще по грязной дороге. Там машины колдобины так развезли — глина одна! К тому же, всю ночь шпарил дождик.
— Точно! — припомнила Ева. — Не знаю как здесь, а в городе даже лил ливень.
Евдокия, победоносно подбоченившись, гордо спросила:
— Ну? И как теперь выглядит нарисованная Майкой картина? Какой дурак попрется к карьеру курить по грязной дороге без зонта под дождем?
Ева с ней согласилась:
— Да, здесь и не пахнет несчастным случаем.
— Конечно не пахнет! Это же бред, не поддающийся нормальному сознанию. Заглотнуть такое может лишь наша милиция, которая во что угодно поверит, лишь бы увернуться от дела.
— Да, похоже на правду. Ну и что из того?
— Ирка маньячка!
— С чего ты взяла? — поразилась Ева. — Разве бабы бывают маньяками?
— Еще как бывают! Я больше тебе скажу: это Ирка с кровью балует.
— Перестань, когда кровь появлялась, Ирка в Париже была. Я-то думала, ты умное скажешь, а ты все о глупостях.
Евдокия обиделась:
— Умное скажешь ты, а я говорю, как умею, но все же послушай. Во-первых, Ирка в Париже или совсем не была, или прилетела значительно раньше. Туфли в прихожей видела?
Ева задумалась и спросила:
— Какие туфли?
— Все ясно, значит не видела. Вот сейчас отвезем Ирку домой и своими глазами посмотришь.
— На что посмотрю?
— На туфли в глине! В свежей глине!
— Ну и что?
— А то, что в Париже, думаю, глины-то нету! — рявкнула Евдокия, чем озадачила Еву.
— Да-а, — пропела она, — в Париже нет глины, и у нас в городе нет. Что же это выходит?
