Елена Логунова - Везет как рыжей
– Киса? – хриплым шепотом позвал Вован, машинально снимая с себя влажное тряпье.
– Киса? – зловещим басом повторило эхо. – Это кто тебе тут Киса? Ах ты, паскудник!
Крупная тень метнулась из глубины комнаты, внезапно озарившейся ярким электрическим светом, и обомлевший Вован узрел на переднем плане жилистого мужика в семейных трусах, а на заднем – разворошенную постель с высовывающейся из-под одеяла растрепанной женской головой.
– Пардон, – вякнул Вован, попятившись.
– Ха, пардон! – передразнил его мужик, подступая ближе. – Галантный, блин, хахаль у тебя нынче, Зойка!
– Пардон, – тупо повторил Вован, снимая с уха кружевные трусики. – Ошибся, извините…
Он уже понял, что в очередной раз прорвался в параллельный мир, где в данный момент квартира номер шесть отнюдь не пустовала. Простая мысль о том, что он элементарно ошибся, даже не пришла ему в голову.
– Счас я тебя извиню, – почти ласково сказал хозяин квартиры. – Счас я тебя так извиню…
– Паша, не надо! – пискнула женщина в постели.
– Не надо, я сам! – попросил и Вован, перегибаясь через балкон.
Сильный толчок в спину и чуть пониже катапультировал его в темноту. В лицо Вовану пахнуло свежим ночным ветром, и через мгновение он взрыл подбородком, пузом и растопыренными ладонями жирный чернозем на морковной грядке. Секундой позже рядом с ним тяжело приземлилась полуведерная эмалированная кастрюля.
– Ухожу, ухожу! – пробормотал Вован, сплюнув набившуюся в рот молодую зеленую ботву.
Он поднялся на четвереньки и прислушался: в квартире на втором этаже раздавались крики и билась посуда. Визгливый женский голос истошно призывал милицию.
– Опять в четвертой Пархоменки дерутся, – неодобрительно проворчала разбуженная баба Вера из второй квартиры, с кряхтением поднимаясь с постели. – Спи, милай, спи!
Она ласково погладила по плечу заворочавшегося внука Веньку, в слабом свете ночника заглянула в эмалированный горшок, одобрительно хмыкнула, прошаркала к окну и по деревенской привычке опорожнила ночную вазу прямо на грядку со словами:
– Морква крепче будет!
Облитый нечистотами Вован зажмурился, принюхался, утерся, беспомощно выматерился и, оскальзываясь в грязи, выбрался на асфальт. Тихие старые дворики были безлюдны, дорога – темна и пустынна, вдалеке светились редкие огоньки в окнах многоэтажек спального микрорайона, до начала работы общественного транспорта оставалось около двух часов.
– Выхожу один я на дорогу, – грустно запел Вован, топая по обочине. – Ночь темна, кремнистый путь блестит…
Милицейская машина догнала его в сотне метров от конечной остановки трамвая.
Напрягая слух, Сашок сидел в коробке, по его ощущениям, бесконечно долго. Руки и ноги у него мучительно затекли, шея болела, в пояснице стреляло, а голова гудела после многочасовой, как показалось пленнику, поездки в багажнике, под ударами тяжелой крышки. Наконец уверившись, что негритянские бандиты оставили его в покое, Сашок опасливо разогнулся, пробился сквозь картон и ничего не увидел в кромешной тьме.
– Э-э… м-м-м? – неизвестно кого позвал он сквозь пластырь.
Мычание его прозвучало гулко, из чего Сашок логически заключил, что помещение, в котором он находится, довольно велико и не загромождено предметами. Сашок энергично задвигал локтями, стремясь избавиться от пут, и, к собственному удивлению, освободился без особого труда. Первым делом он сорвал липкую повязку со рта и выругался, потом развязал ноги, прислушался: по-прежнему было тихо.
Вытянув вперед руки, он осторожно сделал несколько шагов во тьму и вскоре уперся в шершавую кирпичную стену. Ощупывая ее, медленно пошел вправо, миновал угол и вскоре добрался до грубой деревянной двери. Сашок опасливо толкнул ее – безрезультатно. Он слепо нашарил металлическую ручку, повернул ее, нажал – и дверь подалась. Сашок вышел в освещенный коридор, зажмурился, споткнулся о какое-то препятствие на полу, растянулся во весь рост, ушиб колено и застонал от боли. Потом поднял голову, огляделся и снова застонал – на этот раз от обиды и унижения: в светлом дверном проеме перед ним виднелся знакомый бильярдный стол.
– Дом, милый дом, – болезненно сморщившись, с издевкой в голосе пробормотал Сашок.
Остаток ночи он скоротал за бутылкой водки в гордом и отвратительном одиночестве. Составить ему компанию было некому, потому что любитель бильярда Колян исчез, загадочным образом пройдя сквозь двери, из которых только одна была выбита, а все прочие по-прежнему заперты.
Утро закономерно застало Сашка в плохом настроении и еще более плохом самочувствии. После вчерашнего болела голова, тряслись руки, а во рту даже после чистки зубов сохранялся противный металлический привкус. Жизнь казалась совершенно безрадостной.
Взбодрившись лошадиной дозой кофеина, Сашок привел себя в божеский вид и собрался ехать в офис: если не приглядеть за работой подчиненных, то хотя бы сорвать на ком-нибудь плохое настроение.
Он спустился в подземный гараж, и сразу же на глаза ему попалась злополучная картонная коробка. Сашок злобно пнул гофротару и помрачнел пуще прежнего: неприятные события вчерашнего вечера отнюдь не забылись, а ответы на многочисленные вопросы так и не нашлись. Особое недоумение у Сашка вызывало неспровоцированное нападение на него чернокожих амбалов. Какие негры, в самом деле, в наших-то широтах?
Сашок распахнул гаражные ворота, выгнал машину на площадку перед домом и, не глуша движок, вернулся, чтобы закрыть гараж.
– Закурить не найдется? – раздался у него над ухом ломающийся юношеский голос.
Сашок вздрогнул, обернулся и испугался пуще прежнего: на него внимательно смотрел кучерявый негритянский подросток.
– Н-не курю, – машинально отозвался Сашок, озираясь в опасении увидеть поблизости более крупных и агрессивных представителей одной с пацаненком африканской расы.
– Понятно, – так же пристально глядя ему в глаза, с какой-то особенной значительностью произнес негритенок.
Стараясь не поворачиваться к нему спиной, Сашок подергал гаражную дверь, чтобы убедиться в том, что запер ее, потом попятился, сел в машину, поспешно захлопнул дверцу и рванул с места, как на гонках.
– Господи, во что же я вляпался? – прошептал он, на скорости судорожно выкручивая руль с риском не войти в поворот.
Зловеще усмехнувшись, Ваня Сиротенко проводил взглядом удаляющуюся машину и достал из кармана карандаш и блокнот, чтобы срисовать особняк и составить план местности. Так, на всякий случай.
– Филимонов, – мимоходом заглянув в кабинет к капитану, сказал начальник отдела. – Ты, я вижу, дурью маешься? Ладно, тогда у меня для тебя заданьице найдется.
Филимонов поспешно трансформировал просторный зевок в страдальческий вздох.
До появления начальства капитан сидел за рабочим столом, лениво почесывая телефонной трубкой между лопатками. С широко раскрытым ртом и горлом, туго перехваченным собственным локтем, он здорово смахивал на удавленника, равно как и на оболтуса и бездельника, но на самом деле честно пытался думать о работе. А именно о том, есть ли какое-нибудь рациональное зерно в домыслах повернутого на поимке шпионов Лизкиного братца. По всему выходило, что Ванькины подозрения – полная бредятина, хотя чем черт не шутит…
– Вот тебе телефончик, а вот тебе адресочек, – сказал начальник, положив на филимоновский стол вырванный из блокнота исписанный листок. – С этого номерочка кто-то, живущий по этому адресу, стукнул нам об афере с экзотическим животным. Бес его знает, о каком зверье речь, заявитель, судя по голосу, старикан допотопный, не исключен коктейль из склероза с маразмом, но, сам понимаешь, сигнал поступил – нужно проверить. Дедуся наплел какую-то чушь, дежурный толком не вник, хорошо хоть отследил звонок, так что смогли определить и номер аппарата, и его координаты. Тип этот, правда, другой адресок назвал, на Гагарина, вроде именно там живут аферисты, которые вытворяют какие-то непотребства с экзотической живностью. А заявитель этот смутный в Липках проживает. Хочешь, с него начни, хочешь, сразу с животноводов этих. На твое усмотрение.
– Так мы же не занимаемся животными, – попытался возразить капитан. – Есть же специальный отдел…
– Специальный сегодня в разгоне, – ухмыльнувшись, сообщил начальник. – Ты что, не в курсе? На таможне задержали партию нелегальных крокодильчиков! В океанариум их без справок о здоровье не берут, зоопарк на ремонте, цирк уехал, так что ребята разобрали аллигаторов по домам и сидят с ними, нянчатся. Еще и получили в кассе суточные – по полтиннику на рыло для посильного прокорма рептилий! Ладно, все, разбирайся, мне с тобой некогда!
Дверь закрылась. Капитан опустил глаза, поискал на основательно заваленном макулатурой столе оставленную начальником бумажку, сразу не нашел и с укором посмотрел на издевательский рукописный плакатик, пристроенный кем-то из коллег над его рабочим местом: «Чистый стол – признак скудного ума!» Оказалось, что клетчатая бумажка с адресами и телефоном спорхнула на пол. Филимонов поднял ее, набрал номер – благо все еще держал в руке телефонную трубку, послушал короткие гудки, свидетельствующие о том, что линия занята, положил трубку на рычаг, встал из-за стола и с хрустом потянулся.
