Наталья Александрова - Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
— Кому Мормыль, а кому — Константин Михалыч! — солидно ответил Мормышкин. — Пиво, конечно, оно вещь хорошая, только у меня, Леха, такое правило — сперва дело, а потом пиво!
— Дело? — переспросил Семечкин. — Какое же это у тебя дело, что ты из-за него, значить, от пива отказываешься? Жизнь, Костя, коротка, а похмелье вечно! И значить, никогда не надо, Константин, откладывать на пятницу то, что можно выпить в четверг!
— Да Зинаида за костями для своей зверюги отправила, — поморщился Мормышкин. — Будь она неладна! Я, само собой, про собаку говорю… впрочем, Зинаиды это тоже касается… А чего это ты, Леха, гуляешь? С каких таких нетрудовых заработков?
Действительно, Семечкин принадлежал не к той части человечества, которая угощает друзей и знакомых пивом и другими напитками, а к той, менее уважаемой, которая при всяком удобном случае норовит угоститься за чужой счет.
— Да так, значить, перепало мне маленько… — уклончиво ответил Семечкин. — Так, говоришь, костей Зинаида купить велела? Так вот как раз туточки, в этом павильоне, очень дешевых костей завезли! Исключительно вкусные кости, и всего, значить, по десять рублей за килограмм! — И он широким гостеприимным жестом показал Мормышкину на приземистое строение слева по курсу. Над дверью строения красовалась криво нарисованная вывеска, даже на неказистом рыночном фоне поражающая своей «грамотностью»: «Мяса. Курыца. Свиньина».
— По десять рублей, говоришь? — с интересом переспросил Мормышкин. — Чего-то уж больно дешево! Вместе с будкой, что ли, рубили?
— А тебе-то не все ли равно? — неприятно хихикнул Семечкин. — Ты же, значить, не сам эти кости есть будешь!
— И то верно! — согласился Мормышкин.
Цена была и вправду, как теперь говорят, демократичная. При такой цене из выделенных Зинаидой денег получалось еще кое-что сэкономить, а экономию отпущенных сожительницей средств Константин Мормышкин очень ценил.
Он задумчиво огляделся по сторонам и шагнул к двери павильона.
Как ни странно, она была закрыта.
— Ты, значить, маленько погоди, — придержал его за локоть Семечкин. — У них, значить, переучет. Кости свои переучитывают. — Он снова неприятно хихикнул.
— Что ж ты меня тогда понапрасну с толку сбиваешь? — нахмурился Константин. — Что ж ты меня отвлекаешь от решения продовольственной программы? Мне Зинаида выговор объявит с занесением в личность физиономии!
— Ты, главное, значить, не нервничай! — успокоил его Семечкин. — Это только для посторонних у них переучет, а для своих все завсегда открыто! Только, значить, заходить надо не с этой стороны, а со служебного, значить, входа…
Он аккуратно обвел Мормышкина вокруг павильона и подвел к задней двери, возле которой на пыльной неказистой земле валялась груда ломаных ящиков и какой-то неприятный темно-красный мусор.
Семечкин постучал в дверь костяшками пальцев и проговорил отчего-то тихим, испуганным голосом:
— Это мы! Открывай!
— Кто это — мы? — прогудело из-за двери. — Мы бывают разные! Бывает, что даже санинспектор…
— Это мы, значить, с Мормылем…
Внутри стукнуло, брякнуло, звякнуло, и дверь приоткрылась. Изнутри потянуло неприятным сладковатым запахом, и Мормышкину отчего-то вспомнилось деревенское кладбище, где они с Зинаидой побывали на прошлую Троицу.
— Заходи, Костя! — прошептал Семечкин и подтолкнул Мормышкина внутрь павильона. Сам же остался снаружи и тут же с облегчением улепетнул в неизвестном направлении.
Мормышкин же вошел в павильон и огляделся.
Вокруг него висели на крючьях разделанные свиные и бараньи туши, стояли ящики и лотки с вырезкой, субпродуктами и прочим мясным товаром. В глубине павильона перед дубовой колодой возвышался огромный толстый человек в заляпанном кровью переднике, с большой черной бородой и голыми волосатыми руками, наглядно доказывающими, что человек произошел от обезьяны. Причем не очень далеко от нее ушел.
Кроме него, в павильоне находился еще один человек — небольшого роста, верткий и подвижный, он стоял сбоку от Мормышкина и смотрел на него странным веселым взглядом. Именно он открыл Константину дверь павильона, и он же теперь эту дверь тщательно закрыл и заложил тяжелым кованым засовом.
— Здорово, Мормыль! — проговорил он таким тоном, как будто очень удачно пошутил и ждет теперь, чтобы все присутствующие оценили его шутку. Голос у этого человека оказался неожиданно густым и басовитым, и это почему-то не понравилось Мормышкину.
— Для кого Мормыль, а для кого — Константин Михалыч! — ответил он привычно. — Ну, показывай свои кости!
— Мои кости? — Незнакомец еще больше развеселился. — Ну, это как поглядеть… Давай, Константин Михалыч, проходи к Макарию, будем смотреть кости!
Мормышкин неуверенно прошел в глубь павильона, приблизился к огромному бородачу и посмотрел на него выжидательно.
— Хлипкий он какой-то! — проговорил бородач. — В чем только душа держится!
Если у того, первого человека при мелком и худощавом телосложении голос был удивительно мощный и басовитый, то у этого бородатого великана, наоборот, он был неожиданно тонкий и визгливый, как у скандальной женщины среднего предпенсионного возраста или у хулиганистого подростка.
— Ты не смущайся, Макарий! — успокоил его мелкий. — Это только с виду он хлипкий, а так — ничего, вытерпит!
— Вы это про что рассуждаете? — испуганно осведомился Константин. — Где мои кости?
— А вот это мы сейчас и посмотрим! — проговорил бородач и неожиданно ухватил Мормышкина левой рукой за шкирку, как кошка хватает котенка, чтобы перенести его на новое место жительства.
Мормышкин заболтал ногами в воздухе, пытаясь найти точку опоры, но это решительно не получалось. Бородач легко держал его левой рукой, а в правой у него оказался здоровенный мясницкий тесак в плохо отмытых пятнах крови. В следующую секунду он шмякнул Константина на колоду, как баранью тушу, и запыхтел, страшно вращая глазами. Тут же поблизости образовался его мелкий напарник и склонился над Мормышкиным, весело хихикая.
— Вы чего, мужики? — прохрипел Мормышкин, с трудом справившись со своим голосом. — Пошутили, и будет! Я костей хотел купить, для собачки… Зинка меня послала, баба моя! Если вы чего надумали — так зря, у меня и денег-то совсем мало! Зинаида мне на кости полтинник дала. Неужели из-за такой малости вы грех на душу возьмете?
— Верно говоришь, Мормыль, — неожиданно легко согласился мелкий, — пошутили — и будет!
В ту же секунду он перестал хихикать, неприятное веселье исчезло из его невыразительных глаз, они стали холодными и безжалостными, и незнакомец процедил:
— Что он сказал тебе?
— Кто сказал? Что сказал? — забормотал Мормышкин. — Вы это о чем говорите, мужики?
— Ты же сам сказал, Мормыль, — пошутили, и будет! — поморщился мелкий. — Так что теперь уж шутки в сторону. Отвечай по-хорошему, что он сказал тебе перед смертью…
В глазах Константина проступило понимание. Он вспомнил ночную дорогу, едва слышный шепот умирающего человека и понял, что оказался в неудачное время в неудачном месте и что визит в милицию и допрос — не самая большая цена, которую ему придется заплатить за то ночное происшествие.
— Вижу, что понял, — процедил мелкий бандит, вглядываясь в лицо Мормышкина. — Так что давай колись, рассказывай все…
Мормышкин молчал, и тощий бандит решил как следует припугнуть его:
— Колись, колись, Костя, иначе Макарий тобой займется как следует! Ему не привыкать… разделает тебя по всем правилам мясницкой науки — на окорок, филей, тонкий край и прочие подходящие части. Ну а что останется — сам понимаешь, на кости для собак!
Константин почувствовал, как многочисленные ледяные мурашки побежали по его спине. Положение его было не просто ужасное — оно было совершенно безвыходное.
Мормышкин никогда особенно не отличался умом, однако вместо ума у него было сильно развитое звериное чувство опасности, и это чувство включилось на полную мощность.
Если он сейчас расскажет этим страшным людям все, что узнал той ночью, — они его тут же убьют как ненужного и опасного свидетеля. Если же не расскажет — тоже убьют, но сперва сделают с ним такое, о чем и подумать страшно…
Он собрался было с силами, набрал полную грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но мелкий бандит своевременно угадал его намерения и незаметным движением руки включил магнитофон, из которого полилась громкая восточная музыка.
— А вот кричать не надо, — ухмыльнулся бандит, пристально разглядывая Константина. — Все равно никто не услышит… а если и услышит — не сунется сюда! Мало ли что мы тут делаем? Может, свинью режем или барашка забиваем!
— Я… ничего… не знаю… — с трудом выдохнул Мормышкин. — Вот те крест, ничего…
