Наталья Александрова - Охота на газетную утку
Из конверта выпало три листка. Мы с Мишкой разложили бумаги на коленях и принялись их внимательно изучать.
Первый документ представлял собой ксерокопию перечня помещений, причем даже я, человек далекий от мира коммерческой недвижимости, сразу поняла, что помещения эти должны пользоваться повышенным спросом и вызывать у торговых фирм огромный интерес: все адреса были в центре города, на оживленных улицах, недалеко от станций метро, кроме того, достаточно большой площади, так что вполне подходили для размещения магазинов, ресторанов или ночных клубов.
Наверху страницы бледно пропечатался гриф «Отдел коммерческой недвижимости КУГИ» и стояла чья-то крупная размашистая подпись.
— Ой, ой, ой, — тихонько бормотал Мишка и вырывал у меня из рук документы.
Второй документ был копией факса, в котором предписывалось некоему Викентию Романовичу распорядиться о передаче прав на реализацию вышеперечисленных объектов недвижимости агентству «Домовенок» как победителю закрытого тендера. Внизу стояла та же самая размашистая подпись, что и на первом ксероксе.
Третий документ на первый взгляд не имел отношения к коммерческой недвижимости. Он представлял собой приказ по подразделениям КУГИ о введении новой формы пропусков и предписывал всем начальникам подразделений в трехдневный срок представить списки сотрудников с указанием должности и территориального размещения. Внизу были указаны должность и имя автора приказа: заместитель председателя КУГИ Березкин А. И, и стояла подпись этого самого Березкина. Точно такая же, как на первых двух документах, — крупная размашистая подпись.
Я сидела, глядя на эти три бумаги, и до меня постепенно доходило, какая бомба лежит у меня на коленях, уютно тикая часовым механизмом. Причем эти три документа представляли собой бомбу именно в совокупности, в сочетании.
Первый документ являлся перечнем крайне заманчивых помещений, за которые любой здравомыслящий бизнесмен с готовностью выложит кругленькую сумму. Второй документ предписывал какому-то ответственному лицу отдать права реализации этих лакомых кусочков известному мне «Домовенку», якобы выигравшему закрытый тендер. То есть отдать «Домовенку» всю прибыль, которая возникнет при этой реализации, все те деньги, «белые» и «черные», которые выложат будущие хозяева помещений за право их приобрести или арендовать.
А действительно ли «Домовенок» выиграл этот тендер, то есть закрытый аукцион на право проведения сделки, — это большой вопрос. На то этот тендер и закрытый, чтобы можно было втихую подтасовать его результаты и объявить победителем того, кто тебе больше заплатил. Тем более что агентство «Домовенок» — маленькое, незначительное даже по словам собственного директора, и выиграть реальный конкурс у крупных солидных фирм оно вряд ли смогло бы.
Третий документ в моей коллекции, фактически не имеющий отношения к махинациям с недвижимостью, играет тем не менее очень важную роль. На нем стоит та же подпись, что и на первых двух, но на этот раз подпись расшифрована, то есть автор первых двух документов назван по имени и по должности: заместитель председателя КУГИ А. И. Березкин.
— Александр Иванович, или Алексей Ильич, или Аристарх Ипполитович — выяснить не представляет труда, поскольку должность названа, и вряд ли этих заместителей много, — проговорил Мишка, словно прочитал мои мысли.
Однако удивлению моему не было предела: из этих трех бумаг совершенно отчетливо явствовало, что «Домовенок» самым непосредственным образом причастен к махинациям с недвижимостью, как я и заявляла в своих прежних статьях.
— Значит, я совершенно права, и незачем обвинять себя в смерти человека, — вздохнула я.
— А я о чем? — подхватил Мишка. — Тем более, результаты вскрытия какие-то двусмысленные…
— Но ведь Ахтырский пришел ко мне на встречу именно для того, чтобы продемонстрировать свою невиновность, непричастность к спекуляциям объектами нежилого фонда, — тянула я.
Я вспомнила его последние слова: «Я согласился с вами встретиться для того, чтобы показать бумаги, достоверно доказывающие, что мое агентство совершенно непричастно к махинациям».
Но эти бумаги, напротив, доказывают причастность «Домовенка» к этим махинациям, причем так убедительно, как будто их специально подготовил кто-то, весьма заинтересованный потопить агентство.
— Ахтырский боялся, очень боялся, — задумчиво проговорила я.
— И не зря он боялся, — подхватил Мишка. — Вон как все обернулось.
— Значит, пока все было шито-крыто, они проворачивали свои махинации. А как только вылезла я со своими статьями, агентство засветилось и органы стали что-то подозревать. Ахтырский рассудил так: они-то там, в КУГИ, как-нибудь отмажутся, а его подставят, а возможно, и убьют, чтобы не трепался.
— Раздобыл где-то компрометирующие документы и послал к тебе свою девицу, — резюмировал Мишка, — мол, прошу вскрыть в случае моей смерти. Думал, что раз последняя воля покойного, то ты обязательно это опубликуешь.
— А разве нет? — Я посмотрела ему в глаза.
— Александра! — укоризненно сказал Мишка. — Это же.., нейтронная бомба! Как же можно вот так сразу это публиковать! Да тебя начальство городское в три минуты сожрет — и не подавится. Откуда бумаги? — спросят. Одна девушка дала. — Какая такая девушка, откуда взялась? Она документы тебе предъявила?
— Нет, — пробормотала я.
— А почему ты ее отпустила? Нужно было вцепиться в нее как клещ и не отпускать, пока я не приду.
— Да ну тебя, Мишка! Я так растерялась…
— Растерялась она, — проворчал Мишка. — Значит, так, — он тронул машину с места, — пока про эти бумаги — молчок. Я поразведаю, как и что. Пройдусь по этому списку помещений, может, каких знакомых обнаружу, выясню, правда ли, что они получили аренду через «Домовенка»…
Знакомых у Мишки было полгорода, так что вполне возможно, что он найдет какую-нибудь ниточку. На том и порешили.
В отделе сидела одна Гюрза — тихо, как кот в засаде. Мне она ничего не сказала, а Мишку тут же услала куда-то с поручением.
Мишка подмигнул мне и вышел.
* * *
В квартире Алевтины Ивановны Фадеевой третий час шел обыск. Понятые: тихий, умеренно пьющий пенсионер Потапов, бывший железнодорожный контролер, и перезрелая вдова Лапушкина с мелкими обесцвеченными кудрями, — тосковали и мечтали, чтобы все это поскорее закончилось.
Впрочем, трое сотрудников милиции мечтали о том же самом, в глубине души поминая недобрым словом всю отечественную журналистику в целом и корреспондента Александра Кречетова, из-за которого им пришлось браться за это гиблое дело, в частности.
Поначалу смерть Фадеевой признали несчастным случаем и никакого уголовного дела не завели, но после статей в «Невском вестнике» на стол начальника Управления внутренних дел лег депутатский запрос, и волей-неволей пришлось браться за этот дохлый «глухарь».
— Кому эта бабка могла помешать? — тяжело вздыхал практикант Леня Синичкин, брезгливо перебирая постельное белье покойной, сложенное аккуратными стопками в ящиках комода. — Денег у нее, судя по обстановке, не было, должность занимала небольшую…
Старший группы капитан Слезкин в глубине души придерживался точно такого же мнения, но в целях поддержания в группе дисциплины на провокационные разговоры не поддавался и продолжал перетряхивать коробки с крупами и банки с пряностями, не зная, что он, собственно, хочет найти.
Старший лейтенант Мартиросов передвинул в сторону кухонный стол и поднял с пола обгорелую спичку.
— Посмотри-ка, Слава, — обратился он к Слезкину. — Вот что я нашел.
— Ну спичка, — недовольно буркнул капитан, — тоже мне находка.
— Э, подожди, дорогой. — Мартиросов опустил спичку в полиэтиленовый пакет и поднял палец, обращая внимание коллег на важность своих слов:
— Женщина она аккуратная, сора и пыли в квартире нет, подметала само собой каждый день. Значит, спичку уронила незадолго до смерти, раз не успела замести…
— Ну и что? — Слезкин пожал плечами. — Ну газ зажигала и… — Он поперхнулся, поняв, что сморозил глупость: плита в квартире электрическая, и он на нее как раз в эту минуту смотрел.
Пенсионер Потапов вежливо кашлянул, напоминая о своем существовании, и скромно вступил в разговор:
— Я очень извиняюсь, у нас в тот вечер свет выключался, минут на сорок, так, может…
— Вот-вот, — поддержал Слезкин понятого, — у нас же в протоколе опроса отмечено: света не было в тот вечер, вот она спички и жгла…
— Да? — темпераментно сверкнув темными глазами, Мартиросов показал на толстую хозяйственную свечку, валявшуюся посреди кухонного стола. — Что же она свечку не зажгла? Так сорок минут в темноте и просидела?
Действительно, свеча была неиспользованная, белый кончик фитиля кокетливо свешивался набок.
