Сергей Лавров - Пустырь Евразия
— Нет-нет-нет! — воскликнул Авенир, выставив ладони, и подошел вплотную, исключительно чтобы воспрепятствовать ей.— Я не клиент, меня не надо ублажать! Я… Я… Черт! Я не так хочу!
— He-так? — удивилась и даже испугалась девушка.— Так? Так?
Полуголая, она начала принимать разные красноречивые позы.
— О-о-о!.. — взмолился Авенир и дернул себя за волосы.— Сядь вот здесь, пожалуйста.
Она, дрожа, присела на край стула. Черные глаза ее налились слезами, и она поспешно заговорила по-своему, отрицательно качая головой и взмахивая перед лицом руками.
— Кажется, принимает меня за извращенца,— вздохнул Авенир, всячески пытаясь не смотреть на смуглые худые плечи и маленькую грудь.— О, Господи! Флирт — это когда девушка не знает, чего хочет, но всеми силами добивается этого… Скажи, как тебя зовут?
Он внятно повторил вопрос несколько раз, прежде чем она успокоилась и поняла.
— Ай-ни,— ответила она, утирая пальцами нос и щеки.
— Здравствуй, Айни. Меня зовут Авенир. Вот и познакомились. Надо ведь сначала познакомиться, понимаешь?
Она закивала послушно, полагая, что начинается какая-то новая, неизвестная ей игра, и повторила за ним:
— Вен-Ир…
— Сколько тебе лет? — спросил Авенир.
Она забавно округлила глаза, пожала плечами и в свою очередь спросила:
— Теперь ты хочешь?
— В общем, да, конечно, но… Сиди, пожалуйста! Я еще хочу поговорить. Зачем ты пришла? Кто тебе велел?
Авенир старался избегать слова «хочешь», с которым у юной вьетки связаны были чересчур прямые ассоциации.
— Отец вьетов сказал — ты искал меня. Вен-Ир будет другом вьетов.
— Вот так сказал — и пошла? Рабство какое-то. А ты могла бы не пойти?
Айни смущенно потупилась:
— Когда я не могу, он меня не посылает…
В ней нисколько не было цинизма проститутки. В своем желании угодить Авениру она была проста и естественна — будто предлагала пообедать вместе.
— Попробуем иначе. Скажи, все должны слушаться отца вьетов?
— Мы погибнем без него. Мы раньше жили в земле, в ямах. Работали на поле. Было холодно и мало еды. Я помню. Он привел нас сюда, научил работать. Наши люди перестали болеть. Они раньше были злые, а теперь добрые. Это он научил нас.
— А свою родину ты помнишь?
Она задумалась, подняв кверху изящные длинные ресницы, покачала головой.
Авенир встал и подошел к окну. В полумраке белых ночей ковчег вьетов предстал перед ним кораблем, плывущим по пустырю. Темные тучи громоздились над ним.
— Понимаешь, у нас считается нехорошо, если женщина ложится с кем-нибудь за деньги. Старик… Отец вьетов не объяснял вам это?
— Он говорил — русские любят наших женщин. Мы должны давать им, что они хотят, и они будут нашими друзьями. Пока у девушки нет мужа, она может помогать всем вьетам.
— А потом?
— Если муж разрешит.
— И он разрешает?
— Да. Наших мужчин не берут на работу. Они погибнут без нас. Мы сможем выжить только вместе, так учит по пятницам отец вьетов.
Тут она быстро-быстро проговорила какую-то заповедь на вьетском и провела узкими ладонями по лицу.
— Накинь блузку, замерзнешь… Скажи, знаешь ли ты Петрушу? Сына Низовцева?
Она часто заморгала, пытаясь понять его. Авенир закусил губу, огляделся, схватил карандаш и тетрадку. В полминуты он набросал довольно удачный портрет Петруши. Айни радостно захлопала себя по бедрам, сказала, вытянув губы трубочкой:
— У-у-у-! — и поцарапала Петруше лицо.
— Значит, он вас посещал? И тебя тоже?
Она робко подняла глаза:
— Ты не хотел, потому что я плохая?
Авенир нахмурился и не ответил.
Следующим из-под острия его летящего карандаша появилось изображение старика с его характерной осанкой и детской улыбкой. Айни захлопала в ладоши, забрала портрет, поцеловала и спрятала в карман брюк. Авенир взглянул на цепочку у нее на шее — и нарисовал молодого вьета с кошачьим недобрым прищуром.
— Это Чен,— грустно сказала Айни.— Он один не слушает старика. Он живет сам — и еще не погиб. Он говорит, мы должны стать сильными. Я боюсь его.
— Да? А я думал… — И Авенир поддел пальцем цепочку.
Она собрала цепочку в кулак и изумленно поглядела на него.
— Чена слушают другие вьеты?
— Одни слушают, другие — нет.
— А вот этого человека ты знаешь?
— Это Фим. Он хозяин. У него работает Чен. Только у него очки не так…
Она взяла из руки Авенира карандаш, придвинулась поближе и ловко поправила изображение Трофима, сделав его злобным и угрожающим. Авенир не спрашивал, бывала ли она с ним. Ему не хотелось услышать ответ.
— А отец вьетов видится с Фимом?
— Он держит у себя его душу.
Портреты Отца Никона и Беллы Айни не узнала. Белла, впрочем, не слишком удалась Авениру. С замиранием сердца он приступил к изображению Вероники. Айни узнала ее тотчас, он это видел. Но маленькая вьетка никак не проявила своего отношения к красавице, которую вчера ласкала на глазах у Авенира.
— Часто приходит,— неохотно ответила она на вопрос Можаева.— Ей нравится с нами. Она не любит мужчин. Она любит нас…
Тут вьетка вспорхнула со стула, сбросила блузу на пол и показала Авениру свою маленькую грудь, сплошь усеянную мелкими белесыми шрамиками вокруг сосков. Потом оборотилась и, не успел Авенир возразить, спустила брючки, обнажив гибкую спину и молочно-кофейные ягодицы — все в таких же шрамах.
— Это… От ногтей? — дрогнувшим голосом спросил Авенир.
Он вмиг припомнил маникюр Вероники. Утратив всякую осторожность, он нежно провел ладонью по влажной смуглой коже. Айни поймала его руку, удерживая на себе, и повернулась:
— Скажи — я не буду плохой? Я буду хорошей, какой ты захочешь. Ты красивый… — Она повела пальцем по его подбородку.— Ты мудрый, как наш отец… Ты колдун! Я знаю, ты колдун! У тебя глаза, как камень неба! Когда ты на меня смотришь, я ничего не помню… Мы уже познакомились? Уже не будет плохо? Уже можно?
— Можно! — выдохнул Авенир и выключил свет.
Глубокой ночью он осторожно встал с дивана, стараясь не шуметь. Девушка спала на боку, поджав колени и положив руку под щеку. Ее лицо было усталым и спокойным.
«Редко тебе удается поспать в отдельной комнате,— подумал Авенир, припомнив тесноту вьетского общежития.— Зачем ты пришла? Знаешь ли, зачем тебя прислали?»
Он прошлепал босыми ступнями к приоткрытому окну и остановился, задумавшись и вглядываясь в темень Евразии.
— Да, братья наши меньшие, нелегко вам среди нас. Хорошему мы вас не научим. Но это не дает вам права подхалтуривать на убийствах. Понимаю, зачем тебя прислали, да только ничего у тебя не выйдет. Раньше бы вышло, может быть, а нынче уже нет. Теперь наш брат, русский, умник, не тот… Нас на этом не проведешь…
Так шептал он под нос и вдруг заметил, как в свете проглянувшей луны блеснуло что-то на крыше разбойничьего вьетского логова. Стеклышко блеснуло. Бинокль. Вспомнив тут же о похищенном шпионском приборе, Авенир был готов поклясться, что с крыши за ним наблюдают. Луна, как на грех, скрылась тотчас, и ничего не стало видно, но подозрения Можаева разыгрались, как волны морские. Прогнав в памяти все недавние события, Авенир неслышно лег на спину, на прежнее свое место, и предался раздумьям о низости человеческой натуры — любимым думам образованного, но небогатого человека.
IIIПохороны Юрия Карповича Низовцева прошли, как и положено, по высшему разряду. Белла позаботилась. Она распоряжалась всем, Отец Никон только успевал оплачивать счета. Множество дорогих машин съехалось к подъезду особняка, гости с приличествующими случаю физиономиями бродили по комнатам и коридорам. Венки стояли в два ряда вдоль стен на знакомом синем ковролине. Здесь собрался весь деловой Питер.
Николай Николаевич, завидев Авенира, обрадовался ему, как родному:
— У-ф-ф! Нет сил. Все привыкли к тусовкам с выпивкой, то и дело спрашивают, где банкетный зал. Белла сошла с ума, требует, чтобы я заказал памятник у Михаила Шемякина. Я даже не знаю, где его разыскивать.
— Скажите, кто из приглашенных выиграл от смерти Низовцева?
— Да все, все выиграли! Борман всем был костью в горле! Наша контора крутила такие дела… Но, впрочем, никакого криминала!
— А что же Вероники не видно?
Николай Николаевич кисло сморщился, махнул рукой:
— Вы тут походите, посмотрите, может, что заметите или услышите. Попрощайтесь с покойным. А после поминок приглашаю в кабинет, поговорим в спокойной обстановке. Теперь же извините, пойду гляну, готов ли оркестр.
— Еще минуточку… Скажите, а если вдруг, не дай бог, конечно, умрет сын Низовцева? Кто тогда унаследует состояние?
— Г-м… Вопрос непростой… Тут надо бы с юристом… Если он… Если предполагаемое событие произойдет до его вступления в права наследства, то Вероника, а если после — ближайший родственник, то есть мать. У вас есть версия? Петруше что-то угрожает?
