Маргарита Южина - Бюро гадких услуг
– Все, Вася, завтра идем покупать тебе нижнее белье, – объявила она ей, едва за ними захлопнулась дверь квартиры. – Не дело это. Что ж ты на чужое-то вдруг позарилась?
Растерянная Василиса прошла в ванную. Выглядела она неважно – с одежды мутными ручейками стекала вода, шея была изрядно поцарапана, на скуле краснела ссадина, а самым обидным было то, что противной бабе все ж таки удалось вырвать из прически Василисы солидный клок. А волосы Василиса берегла, чуть ли не каждый пересчитывала. Да только много ли их там считать! У нее и смолоду сквозь локоны череп проступал, а теперь-то и подавно. А тут еще эта!..
Руки Василисы Олеговны тряслись от негодования.
– Люся, ты послушай! Думаешь, мне эти заплаты нужны были? – Появилась она на кухне, где Люся пекла блины. – Я даже не знала, что в сумке лежит!
– Тем более, чего тогда вцепилась?
– Понимаешь, – попыталась спокойно объяснить подруга. – Меня женщина попросила: посиди, мол, покарауль, а я сбегаю в аптеку, а то с этой торбой тяжело, вдруг не успею. И только она ушла, как эта бабища налетела. Понятное дело – я стала защищать чужую сумку.
– А она что?
– Она? Она меня оскорбляла.
– Нет, я имею в виду ту, которая побежала в аптеку?
– Так она еще не знает, что у нее сумку стащили. Думает – я до сих пор сижу, караулю, – вздохнув, проговорила Василиса и затолкнула в рот блин.
Люся покачала головой:
– Ты, Вася, на время посмотри.
– Пять часов скоро. Ну и что?
– Допустим, приблизительно час ты воевала, так?
– Нет, меньше. Если бы час, та идиотка меня бы лысой оставила.
Люся, забыв про блины, уселась напротив подруги.
– А теперь подумай, с чего это ради аптеке закрываться в четыре часа? Кстати, она, аптека-то, в соседнем доме, очереди там никогда не бывает, потому что сейчас аптеки чуть ли не на каждом углу. Так отчего же твоя женщина не пришла за бельем, а ты ведь полчаса хвосталась с соседкой. И вообще…
Запахло горелым. Василиса подскочила к плите, схватила сковороду и выкинула успевший почернеть блин в раковину.
– И вообще, – снова заговорила Люся, – подумай сама: если ты торопишься в аптеку, так ты что, побежишь сначала белье снимать? Да и потом, кто это когда чистое белье с улицы таскал в сумках?
Василиса ерзала на стуле. Не хотелось признавать, что ее в очередной раз посадили в лужу.
– Люся, ты хочешь сказать, что я сторожила краденое белье? Фигня, сразу тебе говорю! Во-первых, та женщина могла спокойно упереть белье домой, если уж ей так приспичило его свистнуть. Во всяком случае, не усадила бы меня на скамейке дожидаться эту склочницу из второго подъезда. Во-вторых, Люся, ты посмотри. – Она подбежала к окну. – Ах ты, черт, уже ничего не висит, все поснимали… Ну ладно, так поверь – там такие вещи висели, одна тети-Танина штора чего стоит! Я уж не говорю про Ларискины трусики и лифчики, на них специально подростки из соседнего двора смотреть ходят, как на выставку. А в сумке были какая-то наволочка с заплатой и, стыдно сказать, рейтузы!
– Я тебе и говорю… – Но Люся досказать не успела – в дверь позвонили, и Малыш впервые грозно затявкал.
– Васенька, ты слышишь? У нас Малыш настоящим охранником стал! – радостно захлопала Люся в ладоши. – Теперь нам никакой вор не страшен! Малыш, а ну-ка еще разок…
Малыш снова зарычал и торжественно тявкнул еще раз, потому что в дверь продолжали звонить.
– А еще? – подначивала Щенка Людмила Ефимовна.
– Люся, ну открой же дверь! – крикнула Василиса, и та, наконец опомнившись, защелкала замками.
На пороге сиял Антон Петрович. После того как он позорно бежал, оставив Люсю в больном состоянии, подруги думали, что у него не хватит отваги прийти к ним в дом еще раз. Так нет же, хватило.
– Давненько не виделись! – напомнил он и хитро заиграл глазками.
Обе дамы стояли в прихожей и приглашать кавалера не торопились.
– А я вот с получкой и сразу к вам. Решил спросить про ваше здоровье. Люся, как вы? – Вашими молитвами, – пробубнила та, чуть сторонясь и давая все же гостю возможность пройти.
– И это прекрасно! – торжественно поднял руку Антон Петрович, и из его кармана тут же выскользнула бутылка.
– Ой! – схватил он ее на лету и пригласил дам к столу. – А я сегодня не с пустыми руками, нет. У меня для вас сюрприз. – Антон Петрович лукаво скосил глаза в сторону и жестом фокусника вытащил из кармана смятый кулечек с карамельками. – Ап! А вот и сладости дамам!
– Нет уж, спасибо! – фыркнула Люся. – Ешьте свои сладости сами. Мы такими не балуемся.
– Фигуру бережете? – понятливо захихикал ухажер.
– Нет, желудок.
Василисе тоже не понравилась скупость Антона Петровича – мог бы и коробочку нормальных конфет принести, чего уж позориться. Ну, скупердяй не скупердяй явившийся гость, а на стол собрать все же надо. Она неторопливо выставила тарелочку с сыром, с плавленым, порезала ливерной колбаски – ее купили для Малыша, но тот есть отказался, и теперь Василиса с Люсей баловали себя ею на завтрак,– немного подумала и поставила масленку. Завершили натюрморт треугольнички нарезанного хлеба.
– Чай будете? – позвала она гостя к столу.
Антон Петрович игриво завилял тазом и плюхнулся на почетное место в углу.
– Девочки! Я предлагаю выпить! – торжественно объявил он и принялся открывать бутылку. Пробка глухо щелкнула, и мужчина с ожиданием посмотрел на дам. – А где рюмки?
– Вот, – подскочила Люся, выставляя две рюмочки. – Мне не наливайте. Я не буду.
– Это еще почему? – набычился кавалер.
– Ну… не буду, и все… – смущенно закраснелась Люся.
Не объяснять же ему в самом деле, как она в последний раз собрала все, что горит, в один стакан и напилась в лепешку. Кстати, она тогда из-за них с Васей и укушалась.
– И мне не надо, – убрала свою стопочку Василиса и принялась капризничать: – У меня на вино аллергия. Вы себе не представляете, Антон, какой у меня организм – ничего, кроме коньяка, не принимает! А вообще, я больше увлекаюсь не спиртным, а книгами. Вот я такая – мне хлеба не надо, мне книгу давай!
Кавалер не стал уламывать женщин, он быстренько опрокинул в себя рюмочку и оперся широченной ладонью о голое колено Люси. Та еще не сообразила, что к чему, а уж Василиса мигом влепила нахалу звонкую пощечину.
– Что это вы, любезный, руки куда попало суете? Люся! Скажи, что мы честные девушки и рукоблудства не потерпим!
Антон Петрович опорожнил еще рюмочку и четко произнес:
– Ва-си-ли-са! Вы, кажется, любите читать? Вот и идите, читайте, а мы тут с Люсенькой… А, Люсек?
Люсек только испуганно моргала глазами – никто не добивался ее так ретиво! Зато Василиса еще раз щелкнула мужчину по ланитам и брякнула перед ним тарелку с ливерной колбасой.
– Закусывайте, если пьете! Натуральное мясо! – Вот ведь злобный Василиск, – вздохнул Антон Петрович и выпил еще рюмочку. Глаза его покраснели, выражение лица стало, как у больного хроническими запорами, и на веко наползла слеза. – Я же жениться надумал.
Это меняло дело. Василиса попрочнее уселась на стул, а Люся примерно уложила руки на коленях.
– Я ведь не просто так к вам зачастил. У меня намерения. Думаю, вот на Люсе жениться, – проговорил гость, старательно печалясь.
– Куда вам торопиться? Осмотритесь, подумайте, хороших женщин много, может, и еще кого найдете… – проговорила Василиса, бодая Антона Петровича коленками.
– Ну что ты, Вася, если мужчина решил… – покорилась судьбе Людмила Ефимовна. – А вы, Антон Петрович, вижу, неплохой человек…
– Да и я так думаю! – треснул кулаком по столу жених. – Только какого рожна этим бабам надо – ума не приложу. Сколько раз женился, а все время они меня бросают! А почему, спрашивается? Вот с первой жил, с Нинкой. Хорошая баба, жили душа в душу… неделю. Потом я загулял, через месяц вернулся, а она уже и вещи мои выкинула! Ну и кто она после этого? Женился второй раз, Веркой ее звали. Хорошая такая была, но… слабая, хиленькая. Все время кричала: «У меня никакого здоровья не хватает тебя, борова, прокормить». Ну и там оскорбляла, конечно, все ей хотелось, чтобы я на работу устроился. Я, конечно, устроился… но это уже с четвертой было, с Валентиной. Крепкая баба. С той вообще можно было век жить: и накормит, и оденет… Так ее подруги испортили. Всякие гадости про меня говорили, ну что, мол, я на клопа похож, из нее кровь сосу, и все такое… А я ее, дурак, отпускал с ними! Стали они с бабами, с подружками, в бане собираться и нам, мужикам, кости мыть. Хотя подружки все были тетки приличные – одна прачкой у самого Григорьева работает, другая у Сидорчука – композитор такой есть, слыхали?– а третья и вовсе у художника Львова поломойкой… В общем, солидные бабенки, вот я и подумал, чего бы моей квочке с ними не водиться…
Люся вздрогнула, услышав знакомую фамилию.
– У какого художника, вы сказали?
– У Львова. Неужели не знаете? Люсенька, налейте мне рюмочку винца, очень из ваших ручек хоцца… – вспомнил Антон Петрович про «невесту». Вино на него с каждой минутой действовало все коварнее. Он уже, похоже, не помнил, о чем говорил минуту назад.
