Оксана Обухова - Жена скупого рыцаря
Как я, Серафима Вольская, дошла до этого? Издеваюсь над пожилой женщиной, с которой делю кров восемь лет! Или фамилия Мухина изменила мою сущность? Когда-то я не могла соврать маме, что задержалась у подруги за подготовкой к экзамену… Ложь вползала в меня постепенно, год за годом меняя, подчиняя и разрушая в конце концов. От прежней Серафимы Вольской осталась лишь оболочка с фамилией Мухина.
И представляете, что делает этот фантом в следующее мгновение? Он косится на часы, прикидывает время, разевает рот и… спокойно произносит:
— Муза Анатольевна, сейчас я уберусь в ванной, налью вам воды с успокоительной солью, вы примете ванну… расслабитесь… и ляжете спать. Что-то вы неважно выглядите.
— Да? — с надеждой спрашивает свекровь. — Думаешь, поможет?
— Обязательно. — Я похлопываю Музу Анатольевну по плечу. — Вам надо отдохнуть.
— Да, да, — бормочет свекровь, — что-то я совсем… плоха… это от бессонницы…
В порыве раскаяния я ставлю в ванную комнату магнитофон с релаксирующей музыкой, засовываю в воду свекровь и убираюсь в квартире, как Золушка перед отправкой на бал.
Но лживых Золушек ждет не сказочный принц, а злой маньяк на остановке меж двух заборов. Символизм ситуации доведен до абсурда.
В половине седьмого я помогаю Музе Анатольевне лечь в постель, даю ей выпить снотворного и, получив на прощание вялый приказ: «Выгуляй Людвига», удаляюсь на кухню. К холодильнику, за бутылкой мятного ликера.
«Еще полгода такой нервотрепки, сопьюсь, к чертовой матери!» — цедя мятную дрянь, думаю я.
Довольный жизнью Людоед чавкает «рокфором».
Прежде чем идти за булочную к спрятанному джипу, я выглядываю в окно и замечаю на лавочке выставку невест в годах. Курятник в полном сборе, цветет нарядами и модными в этом сезоне веерами. Даже кот Ираиды Яковлевны прилип к хозяйскому бедру и наблюдает мир.
Придется снова надевать бриджи и майку с высоким воротом. Я вздыхаю и прячу в шкаф легкий летний сарафан. Впрочем, липкая духота летнего вечера обещает грозу, и не все ли равно, в чем мокнуть среди бетонных заборов?
У двери задерживаюсь перед зеркалом и поправляю прическу. Изысканный макияж: губы тронуты розовой помадой, ресницы хлопают тушью «тройной объем», высота скул подчеркнута румянами в тон помады…
Для кого все это?
Вопрос тривиален. Конечно, не для маньяка и Людвига.
— Совсем ты, Серафима, сбрендила, — говорю своему отражению и иду здороваться с невестами.
Невестам скучно, томно, жара вызывает стенокардию и притупляет обычное любопытство.
— С Людвигом гуляешь? — спрашивает Ираида Яковлевна.
— Как чувствует себя Муза Анатольевна? — спрашивает Маргарита Францевна.
— Что-то парит к дождю, — бормочет Таня Леонидовна.
— Гуляю с Людвигом. Музе Анатольевне лучше, но сейчас она спит. Синоптики дождя не обещали, — отвечаю я по порядку.
— Врут, как всегда, — лениво обмахиваясь веером, страдает Таня Леонидовна.
— Не скажи, — оживляется Ираида Яковлевна. — Говорят, новый спутник с Плесецкого запустили… Жди дождя.
Невесты начинают спорить, и мы с Людвигом ускользаем.
Серебристый джип соседа спрятан не только за булочную, но еще и кустами замаскирован. Я обхожу газон, невольно поправляю прическу и ругаю себя за этот жест. «Уймись, Серафима! Миша умный, добрый, чуткий, нежный…»
Людоед свободно скачет до задней раскрытой дверцы джипа, но на подножке неожиданно начинает капризничать. До этой заминки мы с Левой не сказали друг другу ни слова. Как будто всю жизнь встречаемся в кустах у булочной. Случись кто из невест рядом, так бы и решил.
— Ну парень, не ерепенься, — говорит Лев и, выйдя из салона, пытается взять собаку на руки.
Людоед оскорбленно тявкает, потом задумывается и через секунду оказывается на заднем сиденье.
— Анекдот хотите? — усаживаясь за руль, интересуется бандит.
— Хочу, — киваю я и жеманно (вот идиотка!) сюсюкаю: — А он приличный?
— Вполне, — ухмыляется Лева и трогает машину с места. — Вопрос. Зверь на четырех ногах, с рукой во рту… кто такой?
— Слон, — довольная своей догадливостью, отвечаю я.
— Бультерьер с оторванной рукой в зубах.
Жестокий анекдот мне не нравится, и я не хихикаю даже из вежливости. Оглядываюсь на Людоеда и вижу, что пса подобная реклама вполне устраивает. Он разевает пасть в зевке и демонстрирует устройство для отрывания конечностей.
Кердык маньяку. Если не Лева, то «крокодил» его достанет точно.
Машину Лев водить умеет. Мой Миша может разобрать и собрать двигатель с завязанными глазами, а возможно, и временной рекорд поставит, но за рулем ему делать нечего. Каждый раз, когда муж выводит нашу «девятку» из гаража, мы с мамой начинаем пить таблетки от морской болезни. Под его управлением машина нервно дергается и словно нарочно пересчитывает все знакомые ухабы. Миша наслаждается звуком работающего, налаженного механизма и, кажется, специально уродует внутренности автомобиля, чтобы еще раз в них поковыряться. Поездка до кооператива «Бетонный завод» превращается в тренировку летного состава пилотов сверхзвуковой авиации. Тошнит всех, кроме мужа и Людвига. Муза Анатольевна считает, что пес однозначно прославился бы, запускай и сейчас Россия в космос собак. Космос не «Педи Три», там главное не порода, а вестибулярный аппарат.
Прокол с анекдотом Лева переживает недолго.
— К месту встречи мы подъедем заранее, — говорит бандит, ориентируясь по значкам с номерами троллейбусов, прибитым над каждой остановкой. — Прикинем, так сказать, на местности расклад сил. Надеюсь, там найдется укромный уголок, где спрячусь я…
— Не надо, — перебиваю я. — Я знаю, что там за место. Укромных уголков не будет.
Лева не верит и продолжает настаивать. Машина в это время идет плавно и ровно, словно на спидометре не восемьдесят километров в час, а десять, максимум двенадцать.
— Серафима, этот человек может быть опасен, — он косится на ворот моей майки, — один раз вы уже пострадали…
— Лев, мне нужна сумка, — твердо произношу я и, подчеркивая свою храбрость, продолжаю: — Во-первых, я буду готова к нападению. Во-вторых, со мной будет Людвиг (отсутствие собак отдельно не оговаривалось). В-третьих, коли что… вы подоспеете…
Поспевать, оказалось, придется издалека. Длинная, как кишка, односторонняя дорога, ближе к повороту в ненужную сторону — облезлый навес. И ничего более. Ни одного куста, клочка зелени, укромного угла. Узкая прямая дорога, огороженная бетонным забором.
Но я уже притворилась храброй, и Лева идет к проходной почти простаивающего завода. Проверить, бдит ли охрана.
Охрана в лице пьяного вахтера спит. Лев барабанит по мутному плексигласу двери, получает витиеватый посыл и идет в другом направлении. Возвращается ко мне и Людвигу.
— Я доеду до поворота. Там развернусь и буду ждать. Глазом не успеете моргнуть, Серафима, я уже рядом…
— Ехать придется навстречу движению, — бормочу я.
— Его нет, — отвечает Лев. — Если отъезжать за тот угол, мне будет вас почти не видно…
— Спасибо, — шепчу я и чувствую, как закипают слезы.
Лев опускает тяжелую руку на мое плечо и начинает уговоры:
— Я остаюсь, Серафима.
— Нет. Езжайте. Я справлюсь.
Картина маслом — муж провожает жену на фронт. Жена — кинолог со стажем и идет воевать вместе с любимой собакой. Толстой зубастой сарделькой преклонных собачьих лет. Еще чуть-чуть, и мы будем целоваться.
— Езжайте, Лев. — Я скидываю с плеча теплую руку и становлюсь в позу «мы с Трезором на границе». Нота напружинена, глаза — вдаль, пес не знает, чего ему делать, но охраняет на всякий случай.
Лев скребет в затылке, некоторое время любуется композицией и усаживается в джип. Шины мягко шуршат по асфальту, я провожаю взглядом серебристый автомобиль и начинаю ждать субъекта с сумкой.
Кто он? Маньяк или прохожий, случайно нашедший сумку? Ночное происшествие в квартире указывает на первого, но с течением времени я почти убедила себя, что Муза Анатольевна дверей не запирала. Что звяканье ключей в прихожей мне приснилось, а Людвиг среагировал на кошку или чужого пса, иначе пес примчался бы в прихожую при звуке отпирания первого замка, а не второго из двух. Дверь спальни Музы Анатольевны собака открывает ловко. Впрочем, не всегда с первой попытки…
Как бы то ни было, делать нечего. Я уже здесь. В засаде сидит огромный бандит. Про Людвига только страшные анекдоты рассказывать. В одной руке у меня зажато пятьсот рублей одной бумажкой, на другую намотан поводок Людвига. Время — десять минут девятого, а субъекта нет и нет.
Наконец вдалеке, в туманном мареве, появляется синий троллейбус. Он медленно ползет вперед, и ноги мои начинают дрожать и подгибаться в коленях. Если звонок к Зайцевой не розыгрыш, то человек приедет на этом троллейбусе.
