Инесса Ципоркина - Убийственные именины
И Ося поднес здоровую, сжатую в кулак ручищу к носу Данилы — явно с намеком. Даня смущенно отвел глаза. Ему было стыдно за ненормативную лексику. Исправляясь, он бодро согласился:
— Понял. А где у Варвары был череп пробит? Сзади?
— А вот это нам и неизвестно! — развел руками Гершанок, — Бумаг-то нигде нет. Я ходил к Зинаиде, — он потупился и даже слегка покраснел, — Ну… Зина всласть поехидничала, а потом отослала меня к Фрекен Бок: она ей, дескать все возвратила. Лариска искала-искала у себя в сумочке, говорит, все бумаги туда положила. Не нашла. И нигде их нет: ни в столе, ни на столиках, комодах, тумбочках всяких. Мы весь дом обошли.
— Это показательно! — будто "бой ночных часов", раздался голос соседки.
— А Фрекен Бок утверждает, что документы Георгий отдал ей, — объяснял Иосиф, и глаза его горели азартом, — Якобы еще в морге это было. Но она потом вручала их Зинаиде — на предмет договора с кладбищем и ритуальщиками. Зина копию заключения о вскрытии возвратила. В общем, бумагу вновь положили в сумочку, а где она теперь? Гоша вообще не помнил, что он эти документы о вскрытии и бальзамировании отдал Ларисе. Оказывается, ей. Где их теперь искать, непонятно! — и он хлопнул ладонью по столу.
Данила смотрел на приятеля, разогнавшего свое воображение до крейсерской скорости: рыжая шевелюра пылает, россыпь веснушек так и светится, мускулатура играет — просто бог пожаров Агни какой-то! Мир спалит ради истины! Впервые Оська показался ему чужим, равнодушным. Зомбированная соседка была сейчас ближе Гершанку, чем лучший друг Даня. Иосифа сейчас не сдерживали ни страх, ни жалость, ни чувство вины. Словно огромный безжалостный Шерхан, он пер через джунгли напролом, он искал добычу…
— Ладно, попытаемся у Гоши узнать о месте пролома в черепе покойницы, — согласился наконец Данила и поднялся с места.
На душе у него было гадко.
— Главное, пойдите, посмотрите на кресло, — посоветовала Лидия Евсеевна, выходя из комнаты.
Так они и сделали. В супружеской спальне Варвары Николаевны и Павла Петровича стоял полумрак, кресла уже не было, только царапины на паркете в углу напоминали, что здесь находился громоздкий предмет на четырех ножках. Пришлось отправиться на чердак. Здесь оно и оказалось, резное, дубовое, огромное, с высокой спинкой, с могучими гнутыми подлокотниками и ножищами в виде львиных лап. Вид у него был не просто антикварный, а просто-таки монументальный. Парни, глядя на эту громадину, поневоле прониклись почтением. Нетрудно было представить его в кабинете фамильного особняка или даже старинного замка. Конечно же, замка, где бродят привидения бывших хозяев, умерших не своей смертью, и рассказывают посетителям леденящие кровь легенды о своем буйном нраве и жестоких деяниях.
— Какая красивая ве-ещь! — восхищенно произнес Иосиф, впервые обративший внимание на фамильную реликвию Изотовых.
Осе доводилось заглядывать в Варварину комнату по ее поручениям, но он никогда не приглядывался к дубовому монстру, задвинутому в темный угол.
— Да, вещь великолепная, — поддакнул приятелю Даня, — Только теперь оно здесь истлеет. Павел о нем и слышать не хочет. Собственноручно, наверное, его сюда отволок, чтобы никогда впредь эту мебель-убийцу не видеть. Давай, садись на пол. Будем на тебе следственный эксперимент ставить, — не удержался от мелкой мести.
— А почему на мне? Пылища-то какая…
— Что поделаешь, старик. Тут все-таки старый чердак. К тому же я повыше Варвары буду, и плечи у меня пошире, я на женскую роль не гожусь. Ты, правда, тоже не субтильного сложения, но уж пожалуйста, голубчик, не жеманься, побудь жертвой преступления.
— Ну, так и быть, чего ради славы не сделаешь.
Иосиф уселся на пол и приложился щекой к подлокотнику. Повторив этот эксперимент несколько раз, они потом для верности впечатления поменялись местами — Даня прижимался затылком и лицом к подлокотнику, а Иосиф замерял места возможных травм — и поняли: ничего не выходит. Пусть таким образом нельзя определить, где и как был проломлен череп жертвы, зато можно определить, как он НЕ был проломлен. Никакие хореографические выкрутасы двоих следователей-любителей, никем не уполномоченных, вокруг пресловутого кресла не давали четкой картины. Деталей ударов, нанесенных по Варькиной голове злоумышленником, разобрать было нельзя, но официальная версия, удовлетворившая милицию и прозектора, все равно выглядела притянутой за уши.
Подлокотник старинного кресла имел такую форму, что при единичном ушибе он оставил бы целую полосу-синяк — от скулы до затылка, но никак не два раздельных следа. Как оказалось, сильно стукнуться щекой о резное изображение львиной головы, завершающее изгиб подлокотника, — настолько, чтобы оцарапать лицо о мелкие выступы деревянной резьбы — можно. Но чтобы одновременно с этим ударом заработать отдельно расположенную, здоровенную дыру в черепе — на затылке или даже рядом со щекой — практически нет. А треснуться сперва об эту львиную лапу на подлокотнике затылком, чтобы пробить голову, и после, сползая без сознания на пол, удариться щекой до опухоли и ссадин — это тем более представлялось нереальным. Подобные несостыковки могут даже не учитываться при вскрытии, если нет прямых указаний на насильственную смерть, решили сыщики-добровольцы. В морге, скорее всего, прозектор и не предполагал возможности хитроумного убийства не очень молодой и изрядно опьяневшей женщины, навеселившейся буквально до упаду. К тому же на щеке Варвары не было следов сильного ушиба — так, небольшая опухоль и две крошечных ссадинки. Теперь надо было узнать — откуда они вообще взялись?
Иосиф и Данила уселись на какие-то старые вещи и растерянно огляделись вокруг.
— Слушай, странная она, Лидия эта, — полувопросительно-полуутвердительно отметил Иосиф, — Ты хоть понял, с чего она к нам в спальню по грозе приперлась?
"О! Трезветь начал!" — с удовлетворением отметил Данила, — "Добросовестность — штука заразная, того и гляди заработаешь вместо сердца пламенный мотор! Давай-давай, дружок, приходи в себя!"
— А у нее по дождю обострения бывают, — съехидничал он, наблюдая обратное превращение своего приятеля из бога Агни в обычного пофигиста, — Она неврастеник, а при пониженном атмосферном давлении у нее бессонница. Вот она и приходит в гости, о любимой работе поболтать. Бойцы, понимаешь ли, вспоминают минувшие дни… Чаще, правда, к Верке ходит, но та сейчас, небось, в отключке после Павлушкиного покушения.
— Но почему к нам? Не к другим родственникам? Я Варьку вообще первый раз на дне рождения увидел, ты к тетке тоже без особого пиетета… — Ося пожал плечами.
— Нет, тут все ясно. Она же бывший судья. Или следователь, не помню. Выбирает людей, которых с потерпевшей связывали самые такие… ну… нейтральные отношения, и дает им сведения. Или поручения, как хочешь. Мы с тобой в этом деле — самые посторонние! — разъяснил Данила.
— А Верка? А Максимыч? А Гоша, Руслан? — не унимался Иосиф.
— Ты еще Дашку с Настей припомни! — вдруг рассердился Даня, — Да что ты меня расспрашиваешь? Я что, психиатр? Повторяю: Лидка ненормальная! Так все говорят.
— Да-а, ненормальная-ненормальная, а закавыки в деле сечет как профессионал… — пробормотал Иосиф, но тихо, чтобы не раздражать приятеля.
Ими овладело спокойное, немного грустное настроение. Чердак — самое таинственное место в любом, даже совсем новом, доме. Ни в одном здании нет таких огромных жилых пространств, где бы старые вещи спокойно соседствовали с новехонькими и без проблем проходили свой путь от презренного состояния "старой рухляди" до почетного звания "семейной реликвии". Даже в самых вместительных дворцах отслужившая свое мебель, ковры, посуда и прочая дребедень сперва ссылается в кладовку, потом — на чердак. Если "ветерану" повезет, и несколько поколений хозяев не родят какого-нибудь маниакального чистюли, то дальние потомки разыщут проеденный молью бесценный персидский ковер, древний, окованный медью, сундук, роскошную напольную вазу в стиле шинуаз, отмоют, отчистят, отполируют — и будут гордиться "древностью".
Подвал — тоже интересное помещение, но в нем собраны только полезные предметы: инструменты, запасы продуктов, садовая мебель. Здесь невозможно дать волю воображению и унестись душой в неизвестность. Нельзя сидеть и часами фантазировать, что ты король сказочного королевства, у тебя есть сотня верных вассалов и собственный алхимик-астролог, который ищет для своего повелителя (нисколько не интересуясь судьбой всего остального человечества) камень бессмертия и амулет счастливой судьбы. В подвале неоткуда достать старинное, слегка подгнившее и пахнущее псиной боа и восхитительную, с помятой тульей и сломанными полями, шляпу, надеть их на себя и изображать Лили Марлен, даму трагической судьбы и небывалого таланта. В подвале глупая детская мечта вечно прерывается криком сверху: "Ну, скоро ты там?! Шланг захвати, шланг!". И вот ты уже возвращаешься в реальность, со шлангом в одной руке и банкой соленых огурцов — в другой, покинутый всеми своими вассалами, алхимиком и предателем-импрессарио.
