Елена Логунова - Красота спасет мымр
– Наверху штормит, отсидимся пока в глубине! – скороговоркой сказал компаньону сантехник Виталик, вновь заныривая в люк и конспиративно затягивая его линолеумом.
Спешно обирая с губ куски гипса, в комнате добрая женщина Таня вызывала по телефону «Скорую», страшно раздражая дежурную своей скверной дикцией и отсутствием достоверной информации о личности нуждающейся в помощи старушки.
Степа Потапов, двадцатичетырехлетний предприимчивый малый с незаконченным средним техническим образованием, посмотрел на «сталинский» домик с одним подъездом на все три этажа и облизнулся, как кот при виде миски домашней сметаны сорокапроцентной жирности. Войдя в подъезд, он посмотрел на часы, выяснил, что до назначенной встречи осталось еще пять минут, и от нечего делать заглянул в почтовый ящик. Вместо нормальной почты там обнаружились залежи рекламных проспектов и бесплатных газет, из чего Степа сделал вывод, что в квартире никто не живет. Иначе жильцы выгребали бы из своего ящика наслоения пустых бумажек, не так ли?
Степа довольно улыбнулся и держал улыбку еще четыре минуты. В начале пятой он резко изменил выражение лица, изобразив деловитую озабоченность, и целеустремленно зашагал по ступенькам к двери нужной квартиры. Там разогнавшемуся Степе пришлось притормозить, чтобы поискать электрический звонок. Не обнаружив такового, Степа постучал кулаком, и дверь неожиданно открылась сама собой.
– Здравствуйте! – произнес Степа тем специальным голосом Очень Хорошего Мальчика, который применял только в особо важных случаях, вроде выразительной декламации новогоднего стишка в обмен на подарочек от Дедушки Мороза. – Можно войти?
Никто не сказал «нет», и Степа вошел.
– Блин, офигели, что ли! Ноги же можно переломать! – едва не ухнув с порога в яму, вскричал он совсем другим – трамвайно-троллейбусным голосом, которым обычно скандалил с кондукторшами, особо настырно требующими плату за проезд.
На это хамское заявление тоже никто не ответил. Прикусив язык, Степа бочком обошел яму, вдвинулся в комнату и увидел на полу два тела, чинно лежащие рядком. Тихо присвистнув, Степа наклонился над почивающими бок о бок бабой Глашей и Иваном Трофимовичем и убедился в том, что они живы, но находятся в глубоком ауте. Причем причину ухода в затемнение плотника Степа легко определил по исходящему от Ивана Трофимовича аромату медицинского спирта.
– Дедка за рюмку, бабка за дедку! – пробормотал Степа, распрямляя спину и окидывая комнату зорким взглядом мародера.
Помещение было практическии пустым и казалось совершенно свободным от материальных ценностей. Дверь в смежную комнату, где эти самые ценности вполне могли находиться, оказалась запертой на ключ. Степа мягким шагом прошел в кухню и с прищуром поглядел на плотно закрытые дверцы шкафа под потолком.
Природа наградила Степана Потапова гренадерским ростом в один метр девяносто восемь сантиметров, благодаря чему в родительской квартире-«хрущовке» молодой человек производил замену перегоревших электрических лампочек без использования каких-либо подножных средств вроде лесенки или табуретки. В этой квартире потолки были повыше, но, поднявшись на цыпочки, Степа без особого труда дотянулся до шпингалета, запиравшего дверцы шкафчика.
– Але-гоп! – голосом циркового фокусника произнес Степа.
Шпингалет щелкнул, дверцы открылись. Степа слегка подпрыгнул, чтобы заглянуть в глубь антресолей, и в этот момент свернувшийся калачиком плиточник Василий, подсознательно уловив возможность принять более удобную позу, рывком распрямил затекшие ноги.
Поскольку с утра Василий имел намерение заниматься бетонными работами, обулся он сообразно планам и условиям труда – в грубые водонепроницаемые сапоги с металлическими подковками.
Двойной удар этой тяжелой спецобуви пришелся Степе прямо в лицо. Сбитый на лету, Степан опрокинулся на спину, и тут же вдогонку за ним с антресолей по параболе вылетела катапультированная беспокойным плиточником чугунная кочерга. С точностью, способной посрамить магнитную торпеду, она тюкнула Степу по лбу, отскочив, стукнула о доски пола, и в квартире снова стало тихо.
В ванной комнате штукатур Таня, ожесточенно ведущая поиск собственного лица под чужеродными наслоениями гипса, перестала тереть переднюю часть головы, точно кошка, страдающая конъюнктивитом, и замерла с мокрым полотенцем в руках.
– Что, очнулись? – приоткрыв дверь, крикнула она и, не дождавшись ответа, вышла из ванной.
Сразу же выяснилось, что никто не очнулся, совсем наоборот: оказалось, что на полу в кухне лежит еще одно бесчувственное тело, а из шкафа под потолком торчат здоровенные сапоги, явно содержащие далее чьи-то ноги. Причем эти конечности также не реагировали на внешние раздражители, из чего слегка обалдевшая Таня сделала вывод, что одной вызванной ею бригады «Скорой помощи», пожалуй, будет маловато, потому что носилок для выноса тел понадобится не менее четырех.
– У вас там что, эпидемия? – сердито спросила дежурная, приняв повторный вызов по тому же адресу.
– У нас катастрофа, – мрачно ответила Таня, созерцая свое пугающее отражение в зеркале над телефоном.
Первая «Скорая» примчалась через восемь с половиной минут, вторая – через десять, пропустив вперед только машину спасателей. Последовательность появления спецэкипажей сложилась сама собой, но оказалась правильной. Когда врач той «Скорой», что финишировала первым номером, быстрым шагом встревоженного Айболита вошел в квартиру, его с готовностью приняла в себя яма имени плотника Ивана Трофимовича. Яма была открытой, таким же получился и перелом ноги излишне торопливого медика. Подоспевшие спасатели извлекли матерящегося эскулапа из недр прихожей, своими силами оказали ему первую медицинскую помощь, после чего под белы рученьки подвели охромевшего доктора к лежачим больным в комнате и отправились спасать из плена антресолей мертвецки пьяного плиточника Василия.
Узник шкафа оказал спасателям пассивное сопротивление, выразившееся в непреодолимом заклинивании невидимых снаружи частей его организма в антресольной теснине. Элементарно выдернуть Василия за ноги не удалось, спасателям пришлось выковыривать его из шкафа, как устрицу из раковины. Мертвецки пьяная устрица протестующе пищала и обильно капала спиртом.
Переломанный доктор тем временем поочередно осмотрел Ивана Трофимовича, бабу Глашу и Степу Потапова, которого штукатур Таня в ожидании прибытия «Скорой» волоком перетащила в комнату. Все трое пострадавших лежали на полу навытяжку, как созревающие огурцы на грядке, и имели соответствующий бледно-зеленый вид.
Под полом, как шахтеры в засыпанной шахте, в крайнем физическом и моральном напряжении сидели сантехники Сергей и Виталий. Сжимая, как свечки, вертикально воздетые ломики, они беззвучно, но горячо молили далекие небеса утаить от невесть откуда взявшейся толпы наверху их присутствие в квартире. Небеса были к сантехникам благосклонны: люди наверху обходили стороной снеж но-белую лужу гипсового раствора, застывшую в углублении просевшего над люком линолеума, и таким образом тайна «подземных жителей» осталась нераскрытой.
Правда, в одно из длинных щупалец, пущенных алебастровой лужей через всю комнату, оказалась частично вмурованной баба Глаша. Объединенными силами оторвав старушку от пола, санитары двух «Скорых» обнаружили на спине у бабы Глаши плотные крыловидные наросты белого цвета, но сбивать их с бабушкиных лопаток не стали. Медикам было не до того. Им пришлось здорово потрудиться, чтобы диагностированный у пациентки приступ острой сердечной недостаточности не унес бабу Глашу туда, где белые ангельские крылышки выдали бы ей как униформу.
«Скорая» номер один увезла бабушку с приступом и доктора с переломом. Вторая карета ушла порожняком: пьяных плиточника и плотника медики сочли недостойными госпитализации, а Степа Потапов, едва очнувшись, улизнул из страшной квартиры своим ходом. Штукатур Таня прикрыла белые и каменно-плотные завитки своей новой прически в стиле мраморной Венеры из Милоса, смастеренной из газетки классической пилоткой-корабликом, и тоже ушла по-английски, не прощаясь, едва приехала первая «Скорая».
Надавав реанимационных оплеух плотнику и плиточнику, спасатели раскатали засученные рукава и принялись выяснять, кто несет ответственность за ложный звонок с сообщением о катастрофе, но в отсутствие сбежавшей Тани так и не смогли прояснить это темное обстоятельство.
Проходными дворами я пересекла запруженный машинами и людьми центр города и внедрилась в тихий тупичок, главной достопримечательностью которого были художественно размалеванные стены. Дизайном тупика занимались самодеятельные художники, работающие в модной современной манере «граффити». Творцам было лет по пятнадцать, и рисовали они не за деньги, а из любви к искусству и вдохновляющей их радиостанции с бодрящим названием «Тротил». Станция была новой, но уже снискала популярность у подростков, разновозрастных любителей экстрима и всяческих асоциальных личностей. Вагончик, в котором помещалась вся студия взрывоопасного радио, уютно притулился к стеночке в глубине тупика.
