Юлия Климова - Как понравиться маньяку
– Так какого черта!.. – начал Кочкин, осекся и все же продолжил: – Так какого черта вы поперлись поздно вечером на улицу и где вы были, я вас спрашиваю?!
Ответить на эти вопросы было невыносимо сложно: не закладывать же Нику и Игоря? Леська подняла глаза, постаралась сделать так, чтобы нижняя губа задрожала, и выдавила:
– Приступы клаустрофобии замучили, товарищ следователь, я и вышла свежим воздухом подышать. Теперь имею бледный вид, тяжелое ранение в шею, судороги в коленях, недержание мочи и триста сорок восьмую серию депрессии. Также хочу заметить, что вера в себя безвозвратно утрачена – слезно прошу снисхождения и амнистию.
Леська хотела продолжить сцену и уже собиралась бухнуться следователю в ноги и закричать: «Прости, кормилец!» – но сдержалась, боясь, что Кочкина увезут на «скорой» с инфарктом.
Максим Григорьевич почувствовал, как притихший в зубе нерв заворочался и заныл. Весь его настрой улетучился, он несколько раз тяжело вздохнул, посмотрел на Леську и спросил:
– Очень испугалась?
– Так точно, товарищ следователь, – отрапортовала она, старательно вытягивая шею: должен же Кочкин видеть ее боевую рану.
– Это моя вина, – выдохнул он. – Надо было приставить к тебе человека, чтобы приглядывал и ни на секунду от себя не отпускал. Игорь, ты сможешь несколько вечеров побыть рядом с бессмертной Лисичкиной? Дежурить будем по очереди.
Максим Григорьевич почувствовал, как усталость наваливается на плечи, он бы с радостью бросил все и занимался только маньяком, но теперь на его столе лежали папки уже с пятью нераскрытыми убийствами, и работать нужно было в полном объеме, стараясь успеть все и сразу.
– Без проблем, – кивнул Игорь.
Леська, почувствовав легкий толчок в бок – Ника просигнализировала локтем, безошибочно поняла, куда клонит подруга. Ей до ужаса хотелось воспользоваться ситуацией и находиться рядом с Игорем как можно больше.
– Ника все равно пока будет жить у меня, так спокойнее.
– Это как хотите, – кивнул Кочкин. – А теперь давай выкладывай еще раз, как дело было, только с подробностями.
Он подавил в себе желание сказать Олесе несколько теплых, утешительных слов – побоялся получить в ответ россыпь острых насмешек.
– Было приблизительно пол-одиннадцатого. Я «Форд» припарковала около соседнего дома – ближе свободного места не наблюдалось, вышла, поставила машину на сигнализацию и направилась к своему подъезду. Потом услышала шаги, побежала, а потом споткнулась… Потом меня стали душить, я хотела оказать грамотное сопротивление, но как-то не получилось. – Леська поправила челку и с сожалением развела руками: – Дальше все в сплошном тумане. Впереди замаячила машина, и маньяк сбежал. Трус поганый!
– А запомнилось что-нибудь особенное, относящееся к нападавшему? – спросил Максим Григорьевич. – Запах одежды, ботинки, еще что-нибудь.
– Там за домом свалка и три контейнера с мусором – пахнет о-го-го как, «Шанель» отдыхает, а ботинки я не видела, да я вообще ничего не видела.
– Вы, Олеся Владимировна, в рубашке родились, – сказал Кочкин, – поймите, в следующий раз может и не повезти.
– Я же говорю – осознала, больше так не буду, хотите, вашей жизнью поклянусь?
– Не надо! – застонал Максим Григорьевич.
Покинув кабинет следователя, девушки направились к ближайшей кафешке – им не терпелось обсудить встречу с Кочкиным и Игорем. Кафе состояло из двух залов, розового и бирюзового, на стенах пестрели фотографии улыбчивых манекенщиц.
– Интересно, что они хотят этим сказать, – усмехнулась Леська, направляясь в бирюзовый зал, – что если мы будем есть их пирожные, то станем такими же тощими, как эти девицы?
Утонув в зеленых кожаных креслах, девушки заказали по бокалу вина, по фруктовому салату и по сливочному десерту с карамелью.
– Спасибо, что не настучала на меня с Игорем, – сказала Ника, делая маленький глоток вина. – Вот как тебя понесло за нами следом, как? Хотя о чем это я, вот если бы ты усидела на месте, тогда и стоило бы удивляться.
– Разворчалась, – улыбнулась Леська. – А скажи – Кочкин хороший мужик, так трогательно спросил меня: «Очень испугалась?» – я чуть не прослезилась. Есть в нем что-то этакое…
– Суперский мужик, интересно, сколько ему лет?
– Лет тридцать шесть – тридцать восемь, мне кажется. Вообще-то, я рыжих и полноватых не люблю, но его это даже не портит.
– Представляешь, он теперь с тобой жить будет. – Ника хихикнула и погрузила ложечку во фруктовый салат.
– Ну, поночует пару дней, подумаешь. Я все же надеюсь, Телефониста скоро поймают – Максим Григорьевич не подведет.
– Хорошо бы, и откуда эти гадостные маньяки только берутся! Кстати, хочу перетащить к тебе свою самую лучшую одежду, Игорь тоже будет дежурить по вечерам – надо выглядеть бесподобно.
– По-настоящему влюбилась, что ли? – хихикнула Леська.
– Ага.
– Понаблюдала я вчера за вами в ресторане, та еще парочка.
– Что ты имеешь в виду? – смутилась Ника.
– Сплошные уси-пуси, противно было смотреть, – строго ответила Леська и тут же мечтательно добавила: – Эх, хорошо тебе!
– Пока ничего не понятно. Мне-то Игорь нравится, а вот о чем он думает и что чувствует – неизвестно.
– Ерунда, влюбится как миленький! – подытожила Олеся, отправляя в рот кружочек банана. Ей вдруг захотелось расслабиться и прижаться к кому-нибудь сильному, кто спасет и пожалеет. В голове сразу всплыл образ Кочкина, но Леська, отмахнувшись от него, пробормотала: – Ерунда, это уж точно ерунда.
Максим Григорьевич посмотрел на хмурое небо и заспешил к своей «восьмерке». Хотелось теплой солнечной погоды и хотелось наконец-то схватить Телефониста за руку, прекратив тем самым череду убийств и нападений. Вчера Лисичкина уцелела чудом: не появись на горизонте машина, вряд ли бы она избежала смерти. Что-то маньяк стал слишком тороплив, уже не дожидается, когда жертва наденет горячо любимую им обувь, а, пользуясь первым же удобным случаем, вынимает из кармана удавку. Кочкин достал сигарету, задумчиво посмотрел на нее и убрал обратно в пачку. Сегодняшнее волнение из-за Лисичкиной, похоже, временно отбило у него желание курить. Он завел мотор и вновь стал думать о маньяке. Может быть, Телефонист узнал, что Олеся под наблюдением, и заторопился? Может быть, он просто устал ждать, когда она выйдет вечером на улицу? Так… Какие же действия маньяка прослеживаются с самого начала?.. Он выбирает в магазине женщину, наблюдает за ней, идет следом до самого дома, возможно и до квартиры, стережет ее вечером у подъезда… Список женщин у него, наверное, немалый, вряд ли Телефонист торчит каждый вечер около одного и того же дома… Допустим, он приехал вчера к подъезду Лисичкиной, посмотрел – в окнах не горит свет, и стал ждать. Увидел ее машину, засуетился, а дальше все как по маслу…
– Бииииип-бииииип, – донеслось слева, и Максим Григорьевич вздрогнул.
– Куда прешь, совсем очумел?! – влетело в открытое окно.
Кочкин понял, что он попытался перестроиться в другой ряд совсем не вовремя, буркнул извинения, которые никто, кроме него, не услышал, и опять достал сигарету. Посмотрел на часы и подумал о Семене Федоровиче Курочкине – бывшем мастере магазина «Коллекционер», именно к нему он сейчас направлялся. Интересно, как будет отвечать на вопросы этот активный защитник интеллигенции и какие книжки он любит читать?
Дверь открыл невысокий худой мужчина. Торчащие во все стороны волосы и сонное выражение лица говорили о том, что еще несколько минут назад он крепко спал.
– Добрый день. Следователь Кочкин Максим Григорьевич.
Перед сощуренными глазами обувных дел мастера появилось раскрытое удостоверение.
– Я коврик у Матрены не крал, – сразу же выдал Семен Федорович, пятясь назад, – врет, собака, не брал я ее вонючий резиновый коврик с железными заклепками по углам! У меня вообще свой есть, заграничный, между прочим, – он ткнул пальцем под ноги Кочкина, и тот увидел лохматую картонку с зеленой надписью «велком», – ручная работа, понимать надо, эксклюзив!
– Чем писали? – поинтересовался Максим Григорьевич, проходя в квартиру.
– Фломастером, но не думайте, что я его стащил у наглого третьеклассника Витьки, живущего на третьем этаже.
– Что вы, как можно о вас такое подумать, – понимая, что разговор будет тяжелым, ответил Кочкин.
Квартирка оказалась небольшой, однокомнатной. Напоминала она смесь колхозной библиотеки и свалки. Вдоль стен стояли стопки книг вперемешку с лыжами, мутными пустыми банками, криво сколоченными ящиками, досками и прочей ерундой, а на столах и подоконниках лежали стопки пыльных журналов. Из личного дела Курочкина, взятого в отделе кадров магазина, Максим Григорьевич знал, что мастеру сорок семь лет, после школы он окончил училище, дальше шел по жизни, меняя одну работу на другую – долго нигде не задерживался. Увлечений было так много, что они еле поместились на трех выделенных строчках: слесарные работы, чтение книг, консервирование, канарейки, общение с умными людьми, женщины после сорока, коллекционирование пивных этикеток, думы о вечном, футбол, малосольные огурцы, рыбалка и фильмы ужасов. Личность вырисовывалась на редкость многогранная.
