Дарья Донцова - Верхом на «Титанике»
– Садитесь сюда, около окна, а то вас стошнит с непривычки, я-то принюхалась. Хотите чаю?
Я на автопилоте кивнул.
– Ща, – пообещала Маша и ушла.
Я, хватая ртом восхитительно свежий воздух Садового кольца, вливавшийся через узкую щель, начал осматриваться.
Ни одного свободного сантиметра. Я сижу на колченогом кресле, оно придвинуто к столу, тот примыкает к гардеробу, шкаф граничит с полками, рядом с ними дверь. С правой стороны стоит ширма, из-за которой доносятся хрипяще-клокочущие звуки, а в центре комнаты красуется раскладушка, где горой вздыбилось темно-синее ватное одеяло и подушка, никакого постельного белья не было и в помине.
– Во чай, – сказала Маша, возвращаясь в комнату, – держите.
– Спасибо, – бормотнул я, – мне расхотелось, извините, что доставил вам хлопоты.
– Воняет, да? – прищурилась Маша. – Это мама!
Я растерянно заморгал.
– Мы тут втроем прописаны, – пояснила девушка, – Олеся, я и мама. Должны, по идее, нам отдельную жилплошадь дать, большую. Мама пластом лежит, денег на памперсы нет, отсюда и запах. Я, правда, стираю, только квартира общая, соседи, видели, какие? У бабки дочь алкоголичка, внучка дебил, а Мишка с зоны откинулся, теперь вроде честный, на хлебозавод устроился. Красиво живем! Только я простыни в ванной развешу, либо старуха, либо уголовничек сдерут их и визжат: «Нечего места общего пользования занимать! В комнате веревки приладь». А куда их привязать? Вот и приходится белье в прачку таскать, а это очень дорого. Олеська, правда, помогала. Мы с ней так рассудили: она дает деньги, я ее не трогаю. А уж если невмоготу станет, тогда поменяемся местами. Но я пока терплю, на работе отдыхаю, она у меня сменная, двенадцать часов за прилавком отстою, потом сутки дома. Ничего, прорвемся. Врач сказала – недолго терпеть осталось, скоро мать помрет. Вот только, блин, соседи достали! Вы…
– Извините, Маша, я не участковый!
– Так я знаю, – кивнула девушка, – распрекрасно с Андреем Николаевичем общаюсь. Он сюда заглядывает, Мишку проверяет, того условно-досрочно освободили. Я ведь чего просить хотела: нельзя Олеськино тело придержать? Чтоб мне его не через три дня хоронить, а позднее? Я думала, никто не придет, звякнула и…
– Вы позвонили в отделение с просьбой о встрече со следователем?
– Ага, – закивала Маша, – вернее, не так было! Сначала ваши мне на домашний позвонили и сообщили: «Мария Ивановна Беркутова? Олеся Беркутова вам кто?» Говорю – сестра, а мужик в ответ: «Олеся померла в кафе».
Я во все глаза смотрел на Машу. Еще пять минут назад я был абсолютно уверен: девушка не знает о кончине сестры, и вот сейчас выяснилось обратное. Но Маша, похоже, не расстроена, следов слез не видно, и она весьма деловито ведет разговор.
– Объясняю дежурному: у меня на руках инвалид, оставить его не могу, пусть ваш следователь заглянет, а он в ответ: «Че, так и сидите безвылазно?» Я ему: «Нет, когда на работу ухожу, Галку прошу», а он…
– Маша, – решительно остановил я ее излияния, – вышла ошибка! Вот мои документы.
– Общество «Милосердие», – протянула она, – и чего вы хотите? Если на беженцев собираете или на собак уличных, то и не надейтеся! Идите в другой дом, в нашем вам никто не даст! Тут одни суки!
Мне хотелось поинтересоваться: «А вы тоже относитесь к этой славной породе, раз прогоняете меня?» – но, естественно, я сказал другое:
– Вот еще одно удостоверение.
– Агентство «Ниро». Так че? Вы все же мент?
– Частный детектив.
– Слушай, – обозлилась Маша, – не жуй сопли! Говори нормально, у меня от проблем морду скрутило. Олеська померла, ее хоронить надо, а денег нет. Да еще мать на руках, повезло мне, нечего сказать.
– Я постараюсь быть кратким, – пообещал я, – хозяин, у которого служила Олеся, умер, скорее всего это несчастный случай. Упал с лестницы, но ваша сестра дала показания против супруги хозяина, дескать, та все подстроила. Лада теперь в тюрьме, Олеся уволилась и скоропостижно скончалась.
– И че?
– Не знаете, она не ругалась с Ладой?
– А зачем?
– Иногда женщины ссорятся без повода.
– Мужики еще похлеще баб, – обиделась за весь женский пол Маша, – нажрутся – и в драку! Олесе платили, она работала, вот и весь разговор.
– Значит, скандалов не было?
– Неа.
– Почему же Олеся ушла?
– Испугалась.
– Кого?
– Неприятно работать в доме, где мужик помер.
– Сестра рассказывала вам о хозяевах?
– Неа.
– Совсем ничего?
– Ага.
– Неужели она о них ни словом не упоминала?
Маша пожала плечами.
– Говорить-то когда? Только ночью мы и встречались! Олеська приползет и в койку, а мне тоже не до болтовни.
– Где же кровать Олеси? – поинтересовался я, разглядывая одну раскладушку.
Маша скривила бледные губы.
– Матрац на гардеробе лежит, на полу она его стелила.
За дверью послышалось звяканье. Одним прыжком Маша преодолела расстояние до створки, рванула ее на себя и заорала на старуху, стоявшую у двери:
– Пошла вон!
Любопытная пенсионерка молча ретировалась.
– Сука, – выругалась Маша, – постоянно уши парит!
Я попытался вернуться к прерванной беседе.
– Значит, Олеся не сплетничала о Шульгиных?
– Нет.
– У нее был любовник?
– Неа.
– А близкая подруга?
– Нет.
– С кем-то же она общалась?
– Неа.
– Так не бывает.
– Почему? У меня тоже никого нет, – заявила Маша. – Вот мамашка помрет, я сразу мужика заведу, а то куда его сейчас привести?
За дверью вновь раздался посторонний звук.
– Ну, ща урою, – пообещала Маша, ударяя ногой по крашеной створке, – ах ты, падла…
Грубость хозяйки мне пришлось проглотить, на этот раз на пороге стояла симпатичная толстушка в пронзительно розовом брючном костюме.
– Приветик, – кокетливо заулыбалась она, – ой, у тя гости!
– Че приперлась? – по-хамски перебила ее Маша.
– Так мы ж договаривались!
– Еще полчаса осталось!
– На моих ровно время встречи!
– Выкинь будильник!
– Хорош орать, – незлобиво заявила девушка, перепрыгнула через раскладушку и представилась мне: – Галя.
– Иван Павлович, – ответил я, вставая из кресла.
– Ой, какой вы высокий, – Галя закатила ярко накрашенные глаза, – мне нравятся такие мужчины. Я – лучшая подруга Машки.
– Ты – дура! – отреагировала младшая Беркутова. – Приперлась не ко времени!
Галя выпятила нижнюю губу и плюхнулась на раскладушку.
– Не уйду! Все равно мне скоро возвращаться.
– До свидания, – повернулась ко мне Маша, – сейчас маму мыть будем, при таком деле посторонние некстати.
– Вау, – взвизгнула Галя, – жесть! Ты меня не предупредила!
– Заткнись, – прошипела Маша, – вон, на столе пряники. Засунь в пасть один и чавкай. А вам пора. Чего стоите? Уматывайте! По коридору прямо!
Я кивнул и, вежливо сказав:
– До встречи, – покинул спальню.
Не надо думать, что я потерпел поражение, в присутствии Гали Маша не захочет ни о чем говорить, правда, она и наедине со мной была не слишком общительна. Но отчаиваться не стоит. Приеду завтра и дожму явно что-то скрывающую девчонку.
– Эй, мил-человек, – зашептали из темноты, – ты взаправду из легавки?
Я повернул голову, увидел приоткрытую дверь и голову старухи.
– Подь сюда, – велела бабка.
Глава 10
В комнате у бабушки царила хирургическая чистота. Железная кровать и детский диванчик застилали белые покрывала, с круглого стола свисала кружевная скатерть, на подоконнике теснились буйно цветущие герани, в буфете поблескивали чашки, на ковре, около пластмассового домика, возилась девочка лет пяти в светло-зеленом платье. В спальне было лишь одно темное пятно: икона, висевшая в «красном» углу, но от нее, несмотря на тусклые краски, не исходило ни тоски, ни безысходности.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох.
– Нанюхался там? – ехидно поинтересовалась бабка. – На помойке и то чище. Ты кто будешь? Только не ври, на милиционера ты похож, как я на розу.
– Иван Павлович, – представился я и не сдержал улыбки – бабушка еще не растеряла чувства юмора, за розу она точно не сойдет.
– Екатерина Михайловна, – представилась старуха, – зови меня просто баба Катя. Уж извини, налетела я на тебя давеча у двери, нервы лопнули, сил не осталось. Постарайтесь, чтобы все было по закону! Без обмана.
– Вы о чем?
Баба Катя погрозила мне пальцем.
– Думаешь, раз я старая, то дура? Не всегда оно так! Знаю, слышала, как ваш хозяин в домоуправлении беседовал. Расселяют нас, а дом под фирму переделывают, квартиры людям дадут в новостройке. Хотите, денег вам сэкономлю? Вы садитесь, не гнушайтесь, у меня чисто. Я про людей всю правду знаю, ихний обман раскрою.
Я опустился в кресло.
– О каком обмане идет речь?
– Пожалуйста, – мелко захихикала баба Катя, – нас тут живут три семьи. Беркутовы, Коськины и мы, Долгопятовы. Первых вроде трое, значится, им «двушка» нужна! А еще Ленка лежачая, ей своя комната положена, следовательно, им «трешка» светит. Закон велит больным лучшие условия создавать, так?
