Галина Куликова - Пенсне для слепой курицы
Он сидел на краю постели и держал меня за руку. Я осторожно освободила пальцы:
— Я уже и так чувствую себя человеком.
Мне было жутко неудобно. Я была растрепана, неумыта и, наверно, ужасно непривлекательна.
— Врач велел вас покормить, — произнес Горчаков. — Сейчас поедите, и я уйду. Глотать не больно?
— Только чуть-чуть.
Я послушно съела все, что он приготовил.
— У вас нет запасного ключа? — спросил он на прощание. — Вам не стоит вставать.
— Можете просто захлопнуть за собой дверь. — Фраза прозвучала как-то уж слишком сурово, и я поспешила добавить:
— Огромное спасибо за все.
— Я не сделал ничего особенного, — повел бровью Горчаков.
— Приятно, когда о тебе заботятся, — тихо сказала я.
— Конечно, я понимаю… Вам не хватает мужа.
Он ушел, а я подумала, что отношения у нас с ним в последнее время сложились чрезвычайно странные. Было гораздо спокойнее, когда я обожала его издали.
Ближе к вечеру я выползла из кровати, приняла душ, причесалась и переоделась в джинсы и свитер. Вдруг Горчаков вернется? Но вместо него ко мне пожаловали другие гости. Привезла их Вера. Она позвонила со своего мобильника и радостно прокричала:
— А ну-ка выгляни в окошко!
Я послушалась. Вера стояла под моим балконом, прижимая трубку к уху, из ее автомобиля выбирались две незнакомые женщины.
— Я их нашла! — победным тоном продолжала Вера. — Еще две жертвы Шлыкова! Ты представляешь, что у нас получается?
— Представляю, — сказала я. — У нас получается подпольная организация. Они тоже вдовы?
Вера немедленно подтвердила мое предположение. Ира Медведева оказалась совсем молодой девушкой, невысокой, с потрясающе красивой косой, спускавшейся ниже пояса. Она зарабатывала себе на хлеб в танцевальном шоу «Коломбина», а на маслице к нему — в постели директора цеха по производству питьевой воды «Льдинка». Ее двадцатилетний муж погиб в автокатастрофе через два дня после того, как она наотрез отказалась сотрудничать со Шлыковым и доносить на своего любовника.
Катя Пашкова была старше нас всех. Сорок два года, взрослые дети. Ее роман с директором загородного клуба был сущим безумством. Она уже хотела его прекратить, когда в ее жизни появился Шлыков. Последовали угрозы, затем «самоубийство» мужа — он застрелился из собственного пистолета, даже не оставив предсмертной записки.
— Что же это делается? — бескровными губами прошептала Вера, когда женщины по очереди рассказали свои истории. — Просто абсурд какой-то! Выходит, у нас можно мочить людей, как воробьев — ни тебе наказания, ни тебе мук совести. Они что там, в разведке, совеем отмороженные? Вместе с удостоверениями получают ледяное сердце и лицензию на массовый отстрел граждан?
— А мне кажется, — сказала Катя, — что этот Шлыков злоупотребляет своим служебным положением. Возможно, он начальник какого-нибудь подразделения, и контроль над его действиями — минимальный. Набрал себе отморозков и с их помощью совершает все эти злодейства.
— Тогда, очевидно, на них можно пожаловаться? — робко предположила молоденькая Ира. — Каким-нибудь вышестоящим начальникам?
— Понимаете, если мы только сунемся в эту организацию, а Шлыков узнает об этом, нам ведь не жить. Если он преступник, то мы — свидетельницы, вот ведь в чем проблема, — сказала Вера. — Нас уберут тотчас же.
— У меня есть совершенно конкретный план, — продолжила Катя. — Мой муж был бизнесменом со связями. К нам в дом приходило множество людей. Сейчас я занята тем, что ищу среди них того, кто мог бы познакомить меня с нужным человеком.
— Другим фээсбэшником?
— Точно. Если мне это удастся, информация пойдет совсем с другой стороны. Шлыкова проверят так, что он об этом не узнает и никогда не догадается, что это мы на него настучали… Поэтому нам не будет грозить опасность.
— А что? Это очень даже разумно, — согласилась я. — Если найдется какой-нибудь высокопоставленный чин, готовый нам помочь, то план вполне может сработать.
— Ну не верю я, что наши федералы такие скоты! — взмахнула руками Катя. — А вы видели этого сопляка с серьгой в ухе? Он моложе моего старшего сына!
— Егор Мазуренко, — со знанием дела пояснила Вера. — Мы с Маришей знаем о нем все! Где работает, где живет, на какой машине ездит. Я в выходные пыталась следить за ним, но он два дня просидел дома. Как назло.
— Вот это да! — восхитилась Ирочка, от волнения терзавшая свою косу. — Вы такие смелые!
— Можно я покурю? — спросила Катя.
Она была ухоженной дамой, с красивыми, но тяжелыми чертами лица. Сразу привлекали внимание дорогое платье, изысканные сумочка и туфли. Вероятно, ее муж действительно ворочал крупными делами, и среди его знакомых вполне можно найти нужного человека. Катя знала, что делала.
— Я так рада, что мы познакомились, — с чувством сказала Ирочка, когда пришло время прощаться. — Это большая моральная поддержка.
— Только встречаться нам нужно осторожнее, — предупредила Вера. — Сегодня я сплоховала — привезла вас сюда, к Марише. За ней все время кто-то следит — то неизвестный блондин, то Егор Мазуренко. Если нас увидят вместе — хана!
— А ты догадываешься, почему за тобой наблюдают? — спросила Катя, — Мне кажется, у них какие-то особые виды на моего шефа. Или они не уверены в том, что я не сбегу от них на край света.
— Разве от них сбежишь? — тоскливо вздохнула Катя.
Мы тепло распрощались, записав телефоны друг друга.
— Я сделаю все, что от меня зависит, — уходя, горячо пообещала Ирочка. — Если надо будет следить за кем-то, можете на меня положиться.
— И на меня, — поддержала ее Катя.
Я вышла на балкон, чтобы проверить, не ошивается ли поблизости кто-нибудь подозрительный. Мы с Верой держали в руках трубки — я домашнего, а она мобильного телефона.
— Ну, что? — спросила Вера, достигнув первого этажа.
— Стойте тихо, — тотчас же предупредила я. — Вижу опасность.
Я увидела у подъезда типа, который был мне смутно знаком. Я изо всех сил старалась вспомнить, где и когда видела его. Тип поднял голову и посмотрел на мой балкон. «Он не похож на фээсбэшника», — пронеслось у меня в голове, и в тот же миг я вспомнила, откуда его знаю. В прошлый раз я видела его возле мусоропровода и подумала о том же. Выходит, я ошиблась. Раз он толчется здесь, значит, следит. Брюнет с маленькой щеточкой усов, немного грузный, внешне довольно приятный. Его надо срочно удалить с поля! Иначе девочки просидят в подъезде бог знает сколько времени.
— Эй, ты! — крикнула я, перевесившись через перила балкона. — Следопыт доморощенный! Чего тебе тут надо, а?
Усатый вздрогнул, бросил на меня взволнованный взгляд и, втянув голову в плечи, прибавил шагу.
— Иди-иди, шпик недоделанный! — продолжала надрываться я. — Еще раз увижу, морду набью!
Мужчина пошел еще быстрее и через секунду свернул за угол дома.
— Девочки, можете выходить! — сообщила я в телефонную трубку. Вместо ответа из нее послышались какие-то непонятные стоны. — Вера? — испугалась я. — Что там у вас происходит?
— Мы умираем со смеху, вот что, — еле выговорила она. — Слышала бы ты себя со стороны.
— По крайней мере, теперь у вас есть время, чтобы уехать незамеченными, — важно сказала я.
Этим вечером меня терзало предчувствие — что-то обязательно должно случиться. Вконец измученная, я решила последовать совету Симочки и записать все, что со мной произошло, на аудиокассету. Притащив на кухню магнитофон, я принялась за дело. На все ушло примерно полчаса. Потом я перемотала пленку, чтобы послушать, что получилось. Но когда услышала собственный замогильный голос, сообщивший: «Меня зовут Марина Александровна Заботина…», то почувствовала, как сердце медленно опускается в пятки. Это звучало так, будто я уже умерла и передаю сообщение с того света.
— Какой ужас, — пробормотала я вслух. — Не стану я это слушать. Завтра Симочка вернется с дачи, и я отдам ей пленку. В конце концов, она сама все придумала, вот пусть и прячет пленку куда хочет.
Мне даже в голову не пришло, что пленка может представлять хоть какую-нибудь опасность. Я попыталась взбодрить себя мыслью, что теперь не одна, что нас четверо. Это, конечно, классно. Но не подведет ли нас ложная уверенность в своих силах? Люди Шлыкова могут убрать всех поодиночке, и импровизированный клуб вдов не спасет ни одну из нас. Мы еще не набрали силу. У нас нет на руках ни одного козыря. Ничего важного, кроме информации о том, где живет Мазуренко, у нас не было. А она не представляла большой ценности.
Наверное, то, что произошло следующим утром, было задумано небесной канцелярией как прикол. Не знаю, что заставляло мерзопакостного Егора постоянно появляться в поле моего зрения. Может быть, его привлекала моя строптивость и ему нравилось кичиться моральным превосходством? Допускаю, что Шлыков вообще не знал о его проделках, и явления Егора представляли собой чистую самодеятельность. Уж слишком он был молод, зол и самонадеян.
