Варвара Клюева - Не прячьте ваши денежки
Охватившее меня беспокойство стремительно переросло в тревогу, а затем и в панику. Практически не соображая, что делаю, я выскочила на лестницу, сигая через две ступеньки, одолела восемь этажей и заметалась перед домом, оглашая двор почти истерическими воплями. Потом вернулась в подъезд и принялась трезвонить во все квартиры подряд. Чаще всего мне не открывали — кто же сидит дома погожим субботним вечером? Но несколько напуганных жильцов все же повыскакивали на свои лестничные площадки.
— Вы не видели: минут пять-десять назад из подъезда не выходила девушка? — теребила я их. — Среднего роста, светлые волосы, синие глаза, голубое платье… Люди качали головами, не без сострадания поглядывая на мою наверняка перекошенную физиономию.
Опросив, кого сумела, я снова помчалась на улицу. Кинулась в одну сторону, потом в другую, увидела во дворе собачника и едва не обратила его в бегство своим диким галопом. Выслушав очередной отрицательный ответ, бесцельно закружила по двору, уверенно приближаясь к состоянию полной невменяемости.
Я давно заметила, что непосредственная опасность действует на меня мобилизующе, а опасность неясная и отдаленная — напротив, деморализующе. Сталкиваясь с угрозой лицом к лицу, я внутренне собираюсь, мозг работает четко и быстро, все эмоции, кроме гнева, отступают, а гнев действует, как прекрасный стимулятор. Когда же опасность висит в воздухе этаким дамокловым мечом — то ли упадет, то ли нет, и если упадет, то неизвестно, куда и как ударит, — я из трезвой рационалистки превращаюсь в безмозглое истеричное существо, способное только выть и метаться. Если бы над Вероникой занесли руку с ножом, я наверняка сообразила бы, что предпринять, но в данном случае мое серое вещество в смысле эффективности смело могло соперничать с киселем.
От насильственного заключения в психушку меня спасло появление милицейской машины. Я бросилась на нее, как утопающий на плывущее мимо бревно, и очутилась в железных объятиях приземистого квадратного мужика со свирепой рожей.
— В чем дело, гражданочка? — осведомился он, морща бульдожий курносый нос.
— У меня пропала сестра! — крикнула я прямо в его брылястую морду.
— Обратитесь к участковому, — буркнул он, брезгливо отодвигая меня в сторону.
Парень, выскочивший из машины со стороны водителя, оказался более человечным.
— Сколько лет сестре-то? — спросил он меня сочувственно.
— Двадцать шесть! — выпалила я и, увидев, как изменилось выражение его лица, торопливо добавила:
— Ей угрожает опасность, понимаете?
Тут квадратного мужика, которого я окрестила про себя Дуболомом, осенила светлая мысль. Он развернул в мою сторону мощный торс и гаркнул:
— Какая квартира?!
— Шестьдесят восьмая.
— Пройдемте, гражданочка. — И он тут же схватил меня за локоть, лишив возможности отвергнуть любезное приглашение. — На месте разберемся.
Я с Дуболомом, водитель и молодая женщина, которая сидела в салоне сзади, зашагали к подъезду. Но не успели мы войти, как подкатила еще одна «мигалка». Дуболом покосился на нее, остановился и игриво приветствовал выбравшуюся оттуда компанию:
— А! Вот и наши гиены!
— От шакала слышу, — невозмутимо вернул комплимент старший группы, худой седоватый господин с черным чемоданчиком.
Мы всей толпой ввалились в парадное и остановились перед лифтами. Быстро выяснив посредством нажатия кнопок, что один из лифтов не работает, мой квадратный спутник покосился на коллег из второй машины и не без злорадства объявил:
— Придется грузиться в две очереди! — И тут же приступил к делу, втащив меня за собой. — Какой этаж?
Последний рык был обращен ко мне, причем Дуболом сопроводил его таким подозрительным взглядом, будто не сомневался в том, что я попытаюсь утаить от следствия эту ценную информацию. До сих пор его бесцеремонность меня не задевала, но теперь страх, вызванный исчезновением Вероники, потихоньку вытесняла здоровая злость. Понимая, что открытое хамство может повлечь за собой ненужные осложнения, я решила сымитировать легкое слабоумие: посмотрела на квадратного, как на идиота, и выплюнула с видом оскорбленной добродетели:
— Первый — неужели не видите?!
Парень и молодая женщина, зашедшие в лифт за нами следом, обменялись молниеносными взглядами и поджали губы, явно пряча улыбки. Компания из второй машины не считала нужным сдерживаться; я отчетливо расслышала их ехидные смешки. Дуболом рассвирепел. В первый миг мне показалось, что он сейчас набросится на меня с кулаками, но, видно, присутствие свидетелей и напяленная мной маска возмущенного недоумения слегка его отрезвили. Во всяком случае, он сглотнул, сделал два глубоких вдоха-выдоха и пояснил вопрос преувеличенно терпеливым тоном:
— Шестьдесят восьмая квартира на каком этаже?
— А-а! — Я приоткрыла рот, доводя образ дурочки до совершенства. — Вы в этом смысле… На восьмом.
Когда мы вошли в квартиру, гости Вероники, за исключением Евгения, высыпали в холл. Ошеломленные, испуганные, они жались друг к дружке, напоминая маленькое стадо овец после разбойного нападения волков. Однако их потрясенный вид пастырских чувств в Дуболоме не пробудил. Он обвел несчастных тяжелым взглядом и гавкнул с присущей ему доброжелательностью:
— Попр-р-рошу предъявить документы, гр-раждане!
Тамара — бледнокожая от природы, а после перенесенного потрясения и вовсе белая как бумага, услышав это требование, начала синеть.
— Саша! — пролепетала она, судорожно цепляясь за мужа, — Я оставила паспорт дома! А ты?
— Разберемся! — привычно пообещал наш квадратный друг, подталкивая всех к дверям гостиной.
Тут в прихожую ввалилась троица из второй машины.
— Где тело? — коротко спросил седовласый господин с чемоданчиком.
Мои товарищи по несчастью вытаращились на вновь прибывших. Поскольку все молчали, удовлетворить любопытство человека с чемоданчиком пришлось мне:
— Во второй комнате. Вход отсюда через гостиную либо со стороны кухни.
Седой кивнул и, потеснив нас, быстро прошел через гостиную в спальню. Двух его спутников труп, кажется, не интересовал. Один из них запер входную дверь на замок, после чего парочка отправилась на экскурсию по квартире с видом потенциальных квартиросъемщиков. Дуболом загнал нас в гостиную, собрал документы, передал их женщине из своей свиты и представился:
— Старший оперуполномоченный Ишанов Григорий Владленович.
Едва он назвался, как из-за занавеса, точно после объявления конферансье, выступил Евгений. Несколько секунд они с Дуболомом буравили друг друга неприязненными взглядами. Дуболом не выдержал первым; он перевел глаза на верхнюю пуговицу своего визави и прибег к спасительной формуле:
— Попрошу предъявить документы!
Евгений то ли поморщился, то ли усмехнулся, но от комментариев воздержался и полез во внутренний карман светлого полотняного пиджака. Ишанов бегло просмотрел его паспорт и передал помощнице, которая выписывала наши паспортные данные к себе в блокнот. Когда девушка кивнула начальнику, показывая, что закончила, Ишанов еще раз обвел свою аудиторию грозным бульдожьим взглядом и объявил:
— Сейчас мы с Ириной Глебовной побеседуем с каждым из вас в отдельности, а Михаил Ильич, то есть оперуполномоченный Полевичек, побудет тем временем здесь. Попрошу без моего вызова из комнаты не выходить. — Дуболом протянул руку к стопке паспортов, взял верхний и прочитал чуть ли не по слогам:
— Лазорев Евгений Алексеевич, попрошу со мной.
Евгений, пропустив вперед даму, вышел из гостиной. Ишанов, пыхтя ему в затылок, выкатился следом, а остальные забились по углам и уставились в пространство, время от времени кося глазом на оперуполномоченного Полевичека. Надо сказать, Михаил Ильич выгодно отличался от своего старшего товарища. Был он высок, плечист, черты лица имел правильные и даже, пожалуй, красивые. Словом, смотреть на него было куда приятнее.
Поначалу он молча стоял у стеклянной двери — осматривался. Потом прошелся по комнате, заглянул за золотистый занавес, присвистнул и дружелюбно спросил:
— Это что же — домашний театр?
Слово «театр» вывело Сурена из прострации. Он встрепенулся, поднял голову и сказал несколько обиженно:
— Почему же домашний? Домашняя репетиция — так будет точнее. В помещении театра идет ремонт, вот мы и решили провести репетицию здесь.
— Вон оно что! — Полевичек снова сунул нос за занавес, повертел головой и полюбопытствовал:
— А как называется ваш театр?
— Театральная студия «Альтер Эго» под руководством Оганесяна, — скромно признался Сурен.
— Оганесян — это вы? — догадался Полевичек, умело изображая восхищение.
Сурен кивнул все с тем же застенчивым видом.
— А остальные, надо полагать, составляют вашу труппу?
— Не совсем. Из труппы здесь только Тамара и Роман. — Режиссер жестом указал на своих актеров и снова скис. — Еще была Вероника… и Людмила… Что же теперь будет с нашей премьерой?
