Карина Тихонова - Ночь большой луны
Присела на корточки и двумя руками взялась за мордочку Тюбика.
― Мы помесь, ― сказала она, поворачивая голову пса то влево, то вправо. ― Вижу фокстерьера и…
Она помедлила.
― И двортерьера, ― подсказал Егор.
Тюбик, добросовестно прикидывавшийся обыкновенным домашним песиком, укоризненно взглянул на него.
― Вот именно, ― подтвердила Ника Аркадьевна. Погладила Тюбика по голове и сказала: ― Такие помеси бывают на редкость умными. Иногда даже умнее некоторых людей.
Тюбик пришел в восторг и выразил новой знакомой свою искреннюю благодарность.
― Будь осторожен, ― попросила его Ника, как человека. ― Не трогай здесь ничего. Хорошо?
― И так понятно, ― ответил Тюбик и прошелся по кабинету, с любопытством оглядывая незнакомую обстановку.
Ника встала, отряхнула подол юбки и пригласила:
― Садитесь.
Егор сильно подозревал, что и этим приглашением он был обязан протекции своего пса, но обижаться не стал. Что делать? Тюбик умеет нравиться незнакомым людям, а Егор не всегда. Вернее умеет, но исключительно женщинам. Вот только в случае с Никой Аркадьевной его обаяние почему-то не сработало.
Он уселся на стул, стоявший у стола. Ника села напротив.
― Итак, Егор Ильич?
Он молча извлек из кармана статуэтку воина и поставил на стол.
Ника бросила на нее короткий нелюбопытный взгляд, снова посмотрела на Егора.
― Я купил это на аукционе в Манеже, ― начал Егор. ― Там было сказано, что оригинал находится в вашем музее.
― Все правильно, ― подтвердила Ника. ― Оригинал у нас.
― А можно мне на него взглянуть? ― спросил Егор с невольным любопытством.
― Сейчас, к сожалению, не получится. Музей закрыт и опечатан на все лето. Откроется только с началом учебного года.
― Понятно.
Минуту они молчали.
― Это все? ― осведомилась Ника.
― Не все, ― поспешно ответил Егор. ― Расскажите мне о них. О скифах.
Она пристально разглядывала его странными зелеными глазами, ярко светившимися на смуглом загорелом лице. Глаза обладали магической способностью менять свой оттенок. В самом начале их разговора зрачки были похожи на чистейшую океанскую лагуну, разлитую среди мелкого белого песка. Но постепенно цвет менялся, темнел, наполнялся опасной глубиной.
«Ей что-то не нравится, ― понял Егор. ― Но что?»
― Простите, а откуда такой вопрос? ― спросила Ника, прерывая затянувшееся молчание.
Егор внутренне подобрался.
― Я сотрудничаю с одним изданием…
― Каким?
Он быстро прокрутил в голове кучу названий. Это не пойдет, это тоже… Ага!
― Я работаю внештатным в альманахе «Вокруг света», ― соврал Егор. ― И специализируюсь как раз по скифской тематике…
― Давно?
Она ставила вопросы жестко, коротко и точно. Отвечать нужно было, не задумываясь, и Егор даже взмок от напряжения.
― Что вы имеете в виду? Давно работаю или давно специализируюсь?
― Последнее.
Он достал платок и вытер лоб.
― Пять лет.
― Ого!
Почему-то ему почудилась ирония в ее голосе. Егор насторожился, внимательно посмотрел на собеседницу. Но изумрудные зрачки превратились в бронзовые щиты, покрытые прозеленью, и пробиться сквозь них у него не получилось.
― Пять лет, ― задумчиво повторила Ника. ― Это срок! За такое время можно самому стать специалистом в данной области.
― Я не занимаюсь этим постоянно, ― угрюмо ответил Егор. ― Говорю же, я внештатник! Пишу от случая к случаю…
― Ясно.
Она серьезно покачала головой. Прядь коротких темных волос упала на бронзовую скулу, и Ника аккуратно заправила ее назад, за ухо.
― Итак, скифы…
Она помедлила.
― Если вы специализируетесь по этому вопросу, то вам, конечно, известно, что так Геродот называл кочевые племена, обитавшие в основном на юге России.
― Да, конечно, ― небрежно подтвердил Егор, стесняясь спросить, кто такой Геродот.
― Мы знаем о них не так уж много. В основном, исторически ориентируются на захоронения, которые называются…
― Курганами, ― быстро проявил эрудицию Егор. Это было единственное слово, которым он мог блеснуть, говоря о скифах. Вот и блеснул.
― Курганами, ― медленно повторила Ника. И посмотрела на него прищуренными недобрыми глазами.
Егор отчего-то почувствовал себя неловко.
― И эта статуэтка была найдена в кургане? ― спросил он, указывая на бронзового воина.
― Да, ― ответила Ника.
― А почему она оказалась в вашем музее, а не в Эрмитаже, например?
― Потому что в большие музеи, вроде Эрмитажа, попадают только самые лучшие произведения искусства, ― спокойно ответила Ника. ― Курган, о котором идет речь, был раскопан экспедицией Педагогического института в 1958 году. Лучшие экспонаты передали в крупные музеи, а некоторые, не столь ценные, нам разрешили оставить у себя. Раньше, видите ли, все принадлежало государству, поэтому на такие вещи смотрели спокойно. Все карманы в одном костюме, какая разница, куда переложить?
― Ну да, ― пробормотал Егор. ― В одном костюме… Как в случае с Крымом…
У него до сих пор болело сердце от такой исторической несправедливости. Одним росчерком пера Хрущев перебросил Украине Крым, словно шубу с барского плеча. Конечно, он тоже считал, что перекладывает общее достояние из одного кармана в другой. А получилось вон как…
Она никак не прокомментировала его реплику. Сидела за столом напротив и смотрела на Егора прищуренными глазами, зелеными, как лист кувшинки в пруду.
― А что еще было найдено в том кургане? ― спросил Егор, когда молчание стало тягостным.
― Еще?
Она немного подумала.
― Еще были найдены записи на каменной кладке. Да вы, наверное, помните! Эти камни передали в Эрмитаж!
― А-а-а!.. Да-да-да, ― зачастил Егор, сделав умное лицо.
― Скифский язык оказался очень трудным для расшифровки, но в 1965 году ученым удалось прочесть надписи.
― Да-да-да!..
― Припоминаете. Да?
― Да, помню, ― уверенно подтвердил Егор.
Ника откинулась на спинку стула. Теперь она рассматривала Егора не просто недоверчиво. Она смотрела на него брезгливо, как смотрят на неаппетитное насекомое, ползущее по обеденному столу.
Вопрос ударил его прямо в лоб, как мухобойка.
― Кто вы такой?
Он чуть не подскочил на стуле.
― То есть как это? ― спросил он глупо. ― Я же представился!
― Я спрашиваю, кто вы такой на самом деле, ― повторила она, чуть повысив голос. В глазах полыхнуло зеленое пламя, кулачки твердо сжались.
Егор против воли ею залюбовался.
― Отвечайте!
Он вздрогнул и торопливо начал:
― Внештатный корреспондент…
― …пять лет специализирующийся по скифской тематике, ― насмешливо договорила Ника. ― Прекрасно!
Она встала со стула и подошла к окну. Выглянула на улицу, потом развернулась лицом к Егору, сложила руки на груди.
― Даже последний идиот, который пять лет пишет о скифах, должен знать, что письменности у них не было! ― отрубила она жестко. ― И никаких записей в курганниках никто не находил! Оружие ― да, золота ― навалом, записей не было! Никаких и никогда!
Егор молчал, подавленный своей оплошностью.
― И потом, я видела, как вы приехали, ― продолжала Ника все тем же безжалостно-насмешливым тоном. ― Таких машин у журналистов не бывает. Тем более у внештатников. Тем более, у специалистов по скифской тематике. И такие игрушки, купленные на аукционе в Манеже…
Она указала взглядом на бронзового воина.
― …журналистам не по карману.
Ника вернулась на место, придвинула к себе какие-то бумаги и сказала, не глядя:
― Всего доброго.
Егор всполошился.
― Слушайте, разве эти сведения составляют государственную тайну? ― пошел он в атаку. ― Да, я не внештатник и не специалист…
Она бросила на него короткий насмешливый взгляд исподлобья. В зеленых глазах бушевал шторм.
― И что из этого? ― продолжал Егор, справившись с первым чувством неловкости. ― Неужели вы не можете дать мне консультацию? Тем более…
Он хотел добавить, что готов ее оплатить, но посмотрел в злые зеленые глаза напротив и не добавил.
Ника бросила на стол ручку. Откинулась на спинку стула и стала смотреть на Егора с прежним брезгливым выражением.
― В чем дело? ― спросил он, начиная сердиться.
― Я не стану давать вам никаких консультаций, ― холодно заявила она.
― Почему?
― Потому, что я подозреваю в вас одного из тех гробокопателей, благодаря которым девяносто процентов скифских курганников оказались разграбленными. Еще до того, как до них добрались ученые. Что ж, судя по всему, деньги на подобные хобби у вас есть. А у нашего государства нет. И помогать вам я не намерена.
Она снова уткнулась в бумаги. Егор видел краешек ярко-красного от гнева ухе и темно-каштановую макушку.