Дарья Донцова - Кекс в большом городе
Обдумывая список разносолов, я подбежала к прилавку, где утром приобрела воду вкупе с другими мелочами, и, ткнув пальцем в свое ухо, воскликнула:
– Девушка, это что?
– Голова, – лениво ответила продавщица.
– Не о ней речь! Сбоку чего висит?
– Где?
– Вот!
– Вы о чем?
– О клипсе! – теряя остатки самообладания, заорала я. – Что за дрянь вы мне продали! Сначала еле ее надела, теперь снять не могу.
Торговка захихикала.
– Ничего смешного не вижу, – окончательно вышла я из себя, – немедленно отцепите! Иначе… иначе… иначе…
Слова иссякли. Да и чем я могла напугать продавщицу.
Девушка подавила смешок.
– Ведь сказала вам про выставки животных, которые тут в двух шагах проходят, так вы слушать не стали!
– Дорогуша, – процедила я сквозь зубы, – мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. С какого рожна вы зазываете меня любоваться на собак и кошек? И при чем тут клипсы отвратительного качества, впившиеся в ухо?
– Вот, – с укоризной отметила торгашка, – снова меня перебиваете, если всегда так себя ведете, то неудивительно, что попадаете в дурацкие истории. Следует хоть иногда слушать других людей.
Я затопала ногами.
– Хватит трепаться! Немедленно сними эту дрянь с моего уха.
Холодные пальцы прикоснулись к мочке, на секунду боль стала совсем невыносимой, потом девушка положила на прилавок украшение и констатировала:
– Да уж, прямо до крови разодрало, надо перекисью промыть и йодом помазать.
– Надо тебе по лбу настучать за продажу некачественного товара! – окончательно вышла я из себя.
– Клипсы суперские!
– Ага! Посмотри на мое ухо!
– Так их не для вас делали, – пошла в атаку девушка, – не знаете, а лаетесь.
– Ну-ка, милочка, немедленно покажи, где на этой упаковке указано, что серьги нельзя носить Виоле Таракановой? Остальные покупатели спокойно вынесут пытку колючками? – рассвирепела я. – Имей в виду, я так это дело не оставлю. Завтра же пойду жаловаться!
– Куда?
– Не волнуйся, найду адрес!
– Ступайте хоть в ООН, – заржала девчонка, – только опозоритесь! Дурой покажетесь! Сережки-то для собак!
Я даже сделала шаг назад.
– Что?
– Здесь рядом часто выставки проходят, собачники с кошатниками люди психованные, за-ради любимчика на все готовые, охота им потом медалями хвастаться! Вот мы и приторговываем аксессуарчиками. Глядите, браслетики на лапки, цепочки на шею, – словоохотливо объясняла девица, – а клипсы эти для пуделя или йоркшира предназначены, их в уши вставлять не надо, за шерсть цепляются, оттого прибамбасы и с зубчиками, чтобы не выпали. Я как увидела, что вы на себя примеряете, прямо офигела!
– Почему же не остановили покупательницу?
– Так я начала про выставку рассказ, а вы слушать не стали: какое, думаю, мне дело? Охота вам в пуделячьих украшениях рассекать, флаг в руки. Деньги заплатили – и вперед.
Не найдя никаких возражений, я пошла домой, уже войдя в квартиру, вспомнила, что так и не купила никакой еды, обозлилась на себя и легла спать. В конце концов, почивающего человека голод не мучает, и вообще, все, что ни случается, случается к лучшему, на ночь вредно наедаться.
Утром я села к столу и уставилась на чистый лист бумаги. Новую рукопись следовало сдать через три недели. С одной стороны, срок большой, с другой, если учесть, что написать надо 350 страниц, то понятно, – времени нет. Нужно упорно работать, но, как назло, в голову ничего не лезло, кроме фразы «Жил-был Иван-царевич…».
Промаявшись до полудня, я решила, что виновник моего творческого кризиса – голод, и собралась пойти в ларек за булочками. Но не успела я выйти в прихожую, как раздался звонок. Я схватила трубку.
– Алло.
– Добрый день, не разбудил? Анатолий Голубев вас беспокоит.
– Что вы! – бодро воскликнула я. – Мы, писатели, ранние пташки, еще солнце не взошло, а уже сидим и строчим рукопись.
– И как долго длится рабочий день?
– Ну… часов до пяти.
– Душенька, нам надо встретиться.
– Зачем?
– Обсудить сценарий, но боюсь вам мешать, пишите, кошечка.
Я подскочила на месте. Больше всего хочу, чтобы кто-нибудь сейчас вытащил меня из-за стола, вот тогда я со спокойной совестью брошу неначатую рукопись. Не надо думать, что госпожа Тараканова лентяйка, рада бы ваять роман, только неотложные дела оторвали от стопки бумаги.
– Кино очень важная вещь, поэтому я сейчас все отложу.
– Вы ангел! Где столкнемся? В пятнадцать ноль-ноль устроит?
– Право, мне все равно! И место выбирайте сами.
– Не затруднит вас подъехать в наш офис?
– А где он находится?
– Самый центр, очень удобно. Только вы ведь, наверное, на машине?
– Естественно, – хмыкнула я, – звезды на метро не ездят.
– Давайте запишу номер, – засуетился Анатолий, – сами знаете, какая проблема с парковкой, резервируем для VIP-гостей места.
Ощутив себя в одной шеренге с Бустиновой и Смоляковой, я распахнула шкаф. Что надеть? Поверьте, этот вопрос намного серьезнее, чем «Что делать?» и «Кто виноват?». К сожалению, передо мной не столь уж богатый выбор! Но можно залезть в комод к Кристе и поворошить вешалки в гардеробной Томочки.
И тут снова зазвенел телефон.
– Слушаю, – пропела я.
– Виола Ленинидовна Тараканова?
– Да.
– Вас беспокоит зав реанимационным отделением Козырькин Максим Михайлович.
– Что случилось? – воскликнула я, ощущая, как дрожат ноги. – Говорите скорей!
– Вы вчера доставили в нашу больницу Еремину Наталью.
– Да.
– Она скончалась.
– Господи!
– Приезжайте.
– Зачем?
– Тело надо забрать, – пояснил доктор, – мы не можем его у себя долго держать.
– Простите, мне очень жаль умершую женщину, только я не имею к ней никакого отношения. Познакомилась с Натой случайно, подвезла из Буркина в Москву, потом пассажирке стало плохо, собственно говоря, это все.
– Но вы сообщили ее данные!
– Правильно, мы разговорились, обменялись телефонами, позвоните ее мужу Андрею.
– И имя супруга знаете, – протянул медик, – скажите честно, просто не хотите заниматься похоронами, вот и придумали сказки!
– Глупости! Мы чужие друг другу люди!
– Но при этом вы в курсе ее семейного положения, знаете, как зовут мужа, – не успокаивался Козырькин.
– Ничего странного, мы всю дорогу болтали. А что случилось с Наташей? Отчего она умерла?
– К чему ненужное любопытство, – тоном замороженной селедки ответил Максим Михайлович, – если, как вы утверждаете, являетесь совершенно посторонним человеком, то и подробности вам знать не следует.
Глава 8
К офису «Шарашкинфильма» я прибыла в четырнадцать тридцать и слегка рассердилась на себя. Настоящая звезда должна опаздывать, а не являться как дворняжка за полчаса до назначенного времени. Ладно, посижу в машине, послушаю радио, тем более что у самого входа есть свободное местечко. Но не успели «Жигули» удобно устроиться около тротуара, как появился мужчина, одетый в ливрею, и категорично заявил:
– Уезжайте.
Обратись швейцар ко мне вежливо, произнеси он фразу типа: «Извините, пожалуйста, но это место зарезервировано для другого человека», я бы спокойно убралась прочь, но наглый тон лакея вынудил меня ответить адекватно:
– И не подумаю.
– Отваливай.
– Почему?
– Тут нельзя стоять.
– И где запрещающий знак?
– Я вместо него.
– Что-то не вижу на твоем лице красной полосы!
Привратник посинел.
– Укатывай, убогая.
– Сам отвали.
– Глянь вокруг, чмо! Здесь парковка «Шарашкинфильм», сплошь звездные тачки, убирай раздолбайку, иначе хуже будет!
– Даже не пошевелюсь!
– Ща эвакуатор позову.
– Права не имеете, да и не станет ГАИ заморачиваться, – спокойно ответила я.
– Эвакуатор свой есть, – прошипел прислужник, – в последний раз спрашиваю: отвалишь?
– Нет, – рявкнула я и, тут же вспомнив беседу с Голубевым, хотела сказать, что руководство «Шарашкинфильм» зарезервировало Арине Виоловой парковку.
Но я не успела произнести заветную фразу, швейцар вытащил из кармана складной нож и ровно за секунду проткнул покрышки.
– По-хорошему не хотела, – засмеялся он, – теперь по-моему будет. Ща эвакуатор оттащит, колесики прокололися, ай, беда! Неисправная тачка подлежит увозу с Тверской! Распоряжение самого мэра!
Я вылетела из машины и услышала радостный вскрик:
– Арина! Вы! Замечательная пунктуальность!
От шикарного «Мерседеса» шел Анатолий.
– Точность – вежливость королев, – воскликнул продюсер, – право, редкое качество в наше время! Чем вы расстроены?
– Ваш парковщик проткнул колеса моей машины!
Голубев замер.
– Кто?
– Он! – показала я на опешившего швейцара.
– Ваши покрышки?
– У меня нет резины! Речь идет об автомобиле!
Анатолий всплеснул руками.
