Иван Дубинин - Цезарь в тесте
— Ты чего это, Афанасьич, — спрашивают, — переориентировался, что ли?
А баба Шура с первого этажа поясняет им:
— Это он, видать, так за Серафимой скучает.
— Вы тут козла забиваете, — рассердился я на них, — а меня уже там коза добила! Вот, проявляю находчивость. Маскируюсь под хозяйку.
А упрямица, по-видимому, знакомый запах учуяла и впрямь успокоилась. Я с боку пристроился и только взялся руками за дойки, как Моня повернула голову ко мне и так на меня посмотрела! У меня руки и опустились. Засмущался, как перед девкой. Так вот с грехом и стыдом пополам три дня отдоил, пока бабку мою не выписали.
Серафима Гавриловна вышла из ванной раскрасневшаяся, подобревшая.
— Фу, будто сто пудов с себя скинула! Даже аппетит разгулялся.
— Садись, кушай, — сказал ей муж, — а я пойду тоже ополоснусь.
И они поменялись местами.
Да, аппетит у Серафимы Гавриловны был отменный. Она умолотила две глубокие миски щей, полкурицы (больше я не выставила) с гречневой кашей и запила всё это остатками козьего молока с булочками.
— Ты что ли это готовила? — спросила баба, отдуваясь.
— Я.
— Ну, в общем-то, ничего, — оценила она мои кулинарные способности.
— Спасибо, — скромно потупилась я.
— Будет время, я тебя подучу, — пообещала мне опытная кухарка.
Вдруг из прихожей раздался голос рассерженного Даньки:
— Кто это тут мне падла… жил?
А мы и не слышали, как он открыл дверь и вошёл.
Я выглянула в коридор. На пороге стоял наш мальчик со скривленной рожицей и что-то рассматривал на ладошке.
— Что такое? — заволновалась я.
— Да вот за тапочками нашёл, думал кто-то рассыпал драже в шоколаде. Обдул одну и раскусил. А оно… несъедобное! — Он брезгливо поморщился и высунул язык.
— Так это же, — меня душил смех, — козьи какашки! К нам гости приехали с козой.
— Фу! — Данька стряхнул с руки чёрно-жёлтый комочек и метнулся в ванную. Но она была занята дедом. Он тогда заскочил в кухню.
— Здравствуйте, баба Фима, — мрачно поздоровался с гостьей мальчуган, будто это именно она засунула ему в рот ту злополучную кругляшку.
— Здравствуй, Даниил. Что не весел?
— Есть хочу, — сказал тот, с усердием растирая ладошки под струёй воды.
Это чувство было, видимо, очень близким и родным для Серафимы Гавриловны, потому что она сразу засуетилась.
— Бедный мальчик! Евстолья, корми его.
Вскоре истерзанный голодом бедный мальчик довольно сопел над тарелкой.
— А мы тебе, Даниил, привезли очень ценный и нужный подарок, — гордо произнесла баба Фима.
— Музыкальный центр?! — радостно подскочил Данька.
— Нет, это всё не то. Сейчас принесу.
Она сходила к себе в комнату и вручила растерянному мальчишке… тоненькую потрёпанную книжечку.
— Вот. «Взросление мальчика. Анатомия и физиология подросткового периода». Нашему Сенечке в своё время очень помогла.
— А-а! — разочаровано протянул подросток. — Тычинки-пестики. Мы это уже проходили.
— Какие тычинки? — оторопела блюстительница полового воспитания.
— Знаем уже, что детей не аисты приносят. Кстати, вы знаете, как АИСТ расшифровывается?
— А разве он расшифровывается?
— Да. Аэро Извозчик Сексуального Творения.
На растерянную пожилую женщину больно было смотреть.
— Современные дети поражают меня, — как бы оправдываясь, пожаловалась она. — Они такие ранние и быстрые. Да за мной Спиридон Афанасьевич два года ухаживал! — выдала она самый веский аргумент как неопровержимое доказательство своей целомудренной и порядочной молодости.
— Вы так долго болели? — поинтересовался сердобольный мальчик.
— Почему — болела? — Простые детские вопросы ставили её в тупик.
— Ну, ухаживают ведь за тяжёло больными.
— Он ухаживал за мной как за дамой! И мы о сексе не то, что не помышляли, но даже и не знали, что это такое!
Данька счел за разумное не реагировать на эту провокационную реплику, и просто молча доел свой обед.
— Спасибо, Столичка. Пойду, положу свой животик на диванчик.
А в дверях позвал меня:
— Иди, что-то скажу.
Я вышла к нему.
— Слышишь, Столик, не говори Тоньке, как я лоханулся с этими кругляшками-какашками. Ну, хочешь, я в квартире уберу?
— Хорошо, договорились, — улыбнулась я.
А Тося среагировала на гостей неожиданно радостно.
— Классно! — сказала она. — Теперь у нас целый месяц будет культурно-развлекательная программа!
— Какая ещё развлекательная программа? — насторожилась Серафима Гавриловна.
— Как какая? Ведь вы же приехали Москву посмотреть? Когда к нам из провинции гости приезжали, мы их всегда по театрам водили, в цирк, в зоопарк!
— Некогда нам по зоопаркам расхаживать, — отрезала провинциалка, — у нас своя программа.
А вот у нашей молодой пары появление гостей особого восторга не вызвало. Наверное, они уже имели опыт общения с ними. Да и после работы, после всей этой людской суеты хочется спрятаться в своём уютном тихом мирке, чтобы никто тебе не мешал. А тут ещё эта коза! На что у нас Шурупчик спокойная, но и та высказалась:
— Это уже засилье козьей мафии! Как она там называется?
— «Козьи ноздри»! — подсказал всезнающий Данька.
— Во-во. Да и где теперь бельё сушить? Говорят, козы всеядные. Ты хочешь, Ладик, чтоб она съела твою чистую любимую рубашку?
— Не хочу! — сразу отреагировал муж.
— Значит, будешь ходить в грязной!
Естественно, эти разговоры из-за деликатности проходили не в присутствии гостей. И Влад только при нас выдал свой очередной опус:
— Я с собой козу привезу.
Будем вместе мыться в тазу.
Надо сказать, что он склонен у нас к стихоплётству. Ни о какой высокой поэзии речь не идёт, просто, это — попытка зарифмовать своё ироническое отношение к жизни. «Каламбурчики» — ласково называет сочинитель свои творения.
Как-то Данька, желая тоже не отстать от брата, с восторгом и гордостью продекламировал ему:
— Я утром псу поесть несу:
И косточки, и колбасу!
— Ничего, — вяло отреагировал признанный авторитет.
— Нет, — не согласился с таким отзывом ущемлённый автор, — ты только послушай:
— Я утром псу поесть несу:
И косточки, и колбасу!
Влад в знак одобрения кивнул головой. Но непризнанному гению необходима была более бурная реакция.
— Нет, ну ты вдумайся:
— Я утром псу поесть несу…
Старший брат пытался уйти от поэтического давления, но не тут-то было. Вошедшее в раж юное дарование продолжало его доставать.
— Я утром псу…
— Я утром…
Наконец Влад не выдержал:
— Я утром собаке
Дал палкой по «сраке»!
Всё! Как отрезало! Больше Данька не пытался соперничать с братом на поэтической ниве.
Баба, пообедав, завалилась спать, и только мощный храп выдавал ее присутствие. Дед сидел на балконе со своей любимицей и то кормил её остатками овощей, то читал ей газеты, жарко комментируя политические новости.
На кухню пришел Данька с учебником в руках и в… шапке-ушанке с завязанными ушами!
— Столя! Напишешь мне завтра в школу записку, что я по уважительной причине не выучил уроки?
— Храп у нашей бабы Симы
Пострашнее Хиросимы!
— прокомментировал это событие, вошедший следом Влад. — Надо что-то решать, потому что спокойного житья нам уже не будет. Интересно, как на это среагирует мать?
Но Надя, как и всякий порядочный человек, терялась от открытой наглости и не знала, как ей противостоять.
— Ты как хочешь, Надежда, — заявила за столом Серафима Гавриловна, — но мы у тебя немного поживём. Не знаю, чем ты не угодила нашему Сенечке, но у нас к тебе претензий нет.
— Живите, — согласилась она, констатировав уже свершившийся факт.
ГЛАВА 8
На следующий день, быстро сделав все необходимые дела, я перезвонила Полиной подружке Юле, договорилась с ней о встрече в парке и выскочила из дому. На улице почему-то было ещё сумеречно и безлюдно. Это показалось несколько странным. И мне даже стало как-то не по себе. Я оглянулась. От нашего подъезда отделилась чья-то тень и последовала за мной. Я ускорила шаг. Вдруг раздался какой-то грохот! Я отскочила в сторону и сжалась. Рядом со мной промчался мотоциклист. Я перевела дух. Но не тут-то было! Раздалась автоматная очередь. О, Боже, меня хотят убить! Я упала на землю и быстро поползла, пытаясь найти укрытие. Выстрелы раздавались с чёткой периодичностью, и я видела, как взмывали фонтанчики земли возле меня. Я вскочила и побежала. А навстречу мне нёсся невесть откуда взявшийся трактор и, газуя, тарахтел всеми своими железками. Я застыла на месте и от страха зажмурилась. Но железное чудовище не давило меня, лишь грохотало где-то рядом. Я с усилием открыла глаза и… проснулась. Сердце колотилось, а в ушах стоял звон. На всю квартиру раздавался мощный храп бабы Серафимы!
