Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2
Я тогда на конфеты и не посмотрела и спрашиваю:
— Тебя совсем отпустили или нет? А она говорит:
— Пока на время, все от твоего папки зависит. Я спрашиваю:
— Почему от папки? А она отвечает:
— Так это он меня из КПЗ забрал, поручился за меня.
Я как закричу:
— Он здесь?!
А мама говорит:
Успокойся, успокойся. Тут он. Сейчас зайдет. Он с врачами говорит, хочет тебя из больницы забрать.
Не успела я с папкой подружиться, как следует, как мамка опять все испортила. Я тогда, в больнице, как услышала, что папка приехал, так прямо очумела вся. Побежала по коридору, а он уже навстречу идет, он с врачихой обо мне разговаривал. И я подбежала к нему и растерялась. И он, наверное, растерялся, потому что не подхватил меня, а присел на корточки и мы посмотрели друг на друга. И я смотрела на него и видела, что он уже старый, не такой, как на фотке, что у него уже лысина на голове и кожа вся в морщинах. А потом я посмотрела ему в глаза и узнала его — это мой папка, настоящий!
А он положил мне руку на затылок, такая теплая рука, и говорит:
— Здравствуй, малыш. И я говорю:
— Здравствуйте.
Я хотела сказать «здравствуй, папа, а само получилось «здравствуйте», будто он чужой дядя. Я так сказала и испугалась, что он обидится. А он меня обнял и прошептал на ухо:
— Я тоже стесняюсь, дочурка. Не бойся, мы друг к другу быстро привыкнем. Я тебя очень люблю, малыш.
И поцеловал меня за ухом тихонечко. А я вырвалась и убежала в палату. И легла на подушку лицом. Я уже большая, мне плакать стыдно.
Но тут у меня около кровати кто–то залаял, я посмотрела и увидела, что это игрушечная собачка лает, которую папа привез. А он стоит рядом и глаза у него мокрые.
И врачиха разрешила меня забрать домой, но только назавтра. И я так плохо спала ночью, все думала, как они там с мамой без меня.
И на другой день папа меня забрал и мы шли по поселку вместе. Все, кто нам встречался, улыбались и поздравляли меня, что папа приехал. А папа со всеми здоровался за руку и вежливо разговаривал. Оказывается, его многие в поселке помнят, помнят, как он в газете работает, и уважают, что он такой вежливый и грамотный. Папа был в красивом городском костюме с галстуком. А прикуривал он от зажигалки блестящей. И когда я попросила посмотреть, он сразу мне эту зажигалку подарил, а сам стал прикуривать от спичек. Он курит такие сигареты, которых у нас и не бывает. Американские, называются «Винстон».
А когда мы пришли домой, оказалось, что папа привез целый чемодан подарков. Он всем подарки привез: дяде Коле красивый перочинный нож со многими лезвиями, тете Наде янтарную брошку в виде пчелы, маме — янтарные браслеты и янтарное ожерелье, а мне всякие игрушки, еще много шоколадных конфет и книжки. А еще он привез мне спортивный костюмчик, весь голубенький, а там, где молния — желтый.
Мама была дома, пьяная только чуть–чуть. На столе лежало много всякой вкуснятины, а в центре стояла целая головка сыра. Папа ничего не забыл, что я ему писала.
Я сказала папе:
— Ты все это мне с мамой привез.
Я всю ночь готовилась, чтоб опять к нему на Вы не
сказать.
Он улыбнулся и говорит.
— Конечно, малыш. Я все твои письма наизусть помню. И все твои просьбы. И единственное, что мне от тебя хочется, так это, чтоб ты почаще у меня что–нибудь просила.
А потом папа ушел, сказал, по делам. Мы с мамкой сели за стол, мамка сразу достала из–за печки красивую бутылку и говорит:
— Я чуток выпью, ты, Жанна, не боись. Это коньяк — твой отец привез, позаботился. Хотя по мне, так водка лучше. Я, Жанна, сейчас переживаю, он ведь за меня просить пошел к директору рыбзавода. Чтоб меня на поруки взять. А он сам недавно из тюряги, ну, как ему не поверят, не дадут меня на порук? Очень, доча, в тюрягу идти неохота.
Мы с мамой поели, прибрались, а туг и папка пришел.
А с ним — тетя Надя с мужем и дядя Коля. Они были веселые, а тетя Надя с порога закричала:
— Ну, Нинка, счастлив твой Бог, что дядя Володя так с начальством разговаривать умеет. Теперь только не пей, а уж он семью поднимет, все хорошо будет.
Они с дядей Колей младше мамы, мама в семье старшая. И папу помнят еще со свадьбы, когда совсем были подростками. И поэтому к папе обращаются дядя Вова.
Оказалось, что папа обо всем с директором договорился, что маму судить не будут, а отдадут на поруки в семью, то есть нам с папой, и что с понедельника она может выходить на работу в разделочный цех. А уж работать мамка умеет — никто за ней не угонится, когда трезвая.
Папа вручил им свои подарки и усадил всех за стол — городскими кушаньями побаловаться. Из чемодана папа достал еще одну бутылку коньяка и бутылку шампанского. У нас дома никто никогда шампанское не пил. Папа увидел, как я на эту бутылку смотрю, хлопнул пробкой в потолок, как в кино индийском, и налил мне в чашку немного. Я попробовала — вкусно.
Потом папа произнес тост. Он сказал, что этот скромный ужин в семейном кругу радует ему душу, сказал, что Коля очень возмужал и утром они с ним повозятся, посмотрит он, силен ли Колька–бродяга. Папа сказал, что, если бы знал, какая красавица вырастет из Надьки, он бы сроду маму замуж не взял, а дождался бы, пока Надюха подрастет. А потом он сказал, что пусть дамы на него не обижаются, но настоящая красавица за столом — это Жанна. Она сейчас, как гадкий утенок, красота в ней только набирает силы, а потом, как взрыв, расцветет и затмит всех девушек Охотского района и даже всего Хабаровского края. И, хотя папа говорил шутливо, я‑то видела, что я для него самая красивая на земле. И хотя я хожу косолапо, как и он — мне все говорили, что вы с папой и ходите, и смотрите одинаково, — и кожа у меня не белая, и волосы не блондинистые, а все равно я для папы самая красивая.
И уже вечером поздно, когда мама все же уговорила оставшуюся бутылку и захрапела на своей кровати, папа подсел ко мне на постель и мы стали шептаться.
— Ты насовсем приехал? — спросила я.
— Не знаю, — сказал папа. — Я не совсем уверен, что у нас с твоей мамой что–то путное получится. Кроме того, мир такой большой. Мне скоро тошно станет в этом селе. Я мечтаю тебя увезти с собой, показать тебе большие города, дать настоящее образование.
Он помолчал и добавил:
— Но пока ты можешь ни о чем не думать. Пока поживу».
Проснулся я поздно. Нельзя сказать, что меня разбудил телефон, хотя он и трезвонил беспрерывно, просто проснулся со щемящей тоской по дочке, по любому родному человеку.
Нет, я не забыл, что мне дан срок до вечера и что вечер уже наступил. Просто некое озлобленное безразличие навалилось. После димедрола (как и после обычного снотворного) всегда чувствуется остаточная сонливость, но вкупе со злостью — такое у меня впервые.
Поэтому трубку телефонную я схватил, как змею, — за глотку:
— Ну-у!
Ядом этого «ну-у» можно было отравить полстолицы.
— У вас плохое настроение? Может мне позвонить позже?
Это был Гений. И все свое раздражение я вылил на него. Я сообщил ему, что его авторитет дутый, что игроки все равно на меня наезжают, несмотря на ГЕНИАЛЬНЫЕ ОБЕЩАНИЯ, (так и сказал, обыграв слово «гениальные» двойным смыслом), что до знакомства с ним я жил спокойно, что лучше бичевать, чем жить в постоянном беспокойстве и что я лично свою жизнь оценил бы дороже…
Я еще много чего хотел сказать, но кончился воздух в легких. Я, оказывается, вещал на едином дыхание, на долгом выдохе.
— Да, — сказал Гений, настроение у Вас, действительно, неважное. Я, собственно, и звонил–то сказать, что эту нестыковку с Игроками уже уладил, ваш долг заплатил и теперь они к Вам совершенно индифферентны. Перезвоните мне, когда успокоитесь. Рекомендую крепкий чай с половинкой лимона.
Он повесил трубку, а я, как идиот, все стоял и слушал короткие гудки. Нет, действительно идиот, с чего бы я набросился на человека, сделавшего мне столько добра?! Пусть у него какие–то там свои планы насчет меня, свои заморочки, но фактически он вторично вытаскивает меня из неприятностей. Ничего при этом не прося взамен. Нет, скотина я все же. Неблагодарная!
Я тот час позвонил Гению и сказал ему это. Он внимательно выслушал и прокомментировал:
— Ну-с, голубчик, это вы преувеличиваете, в самокритике тоже надо меру знать. Психика ваша очень настрадалась, вот и паникует по поводу и без оного. Ваш телефон у нас на контроле, это наше правило: первое время прикрывать своего человека от возможных недоразумений. После шторма море иногда еще волнуется, шальные волны на берег посылает. Так же и в криминальном болоте. А в отношении моих планов на вас, так прямо скажу — пока никаких определенных не имею. Вы и так много полезного для меня сотворили. Только не преувеличивайте своего участия в моей жизни. Там, у бани, стрелок никакого вреда мне принести не мог, я всегда хожу в незащищенных охраной местах в защитном костюме собственного изобретения. Это нечто вроде скафандра с прозрачным шлемом, вы в темноте не могли разглядеть подробности. Его и гранатометом не повредишь.
