Джанет Иванович - Четверка сравнивает счет
Я приступила к салату.
— Нет. На этом все. Это была тихая неделька.
Морелли всмотрелся в меня:
— Ты что-то утаиваешь.
— С чего ты так решил?
— Могу сказать.
— Ты ничего не можешь сказать.
— Ты все еще злишься на меня из-за того, что я не звонил.
— Я не злюсь!
Тут я стукнула кулаком по столу так, что подпрыгнула бутылка с пивом.
— Я собирался позвонить, — заявил Морелли.
Я встала и стала собирать пустые тарелки и столовые приборы. БАМС, клац, клац!
— Ты — дисфункциональное, ни на что негодное человеческое существо.
— Неужели? Ну, а ты чертова страшилка.
— Ты хочешь сказать, что боишься меня?
— Любой мужик в здравом уме боялся бы тебя. Ты помнишь, что говорит история с алой буквой? Так тебе следует на лбу сделать татуировку «Очень опасна. Не подходить!».[12] Я вихрем помчалась на в кухню и грохнула тарелки на стойку.
— По счастью, я очень хороший человек.
Я повернулась к нему и сощурила глаза.
— Что такого опасного во мне?
— Да много чего. Вот у тебя этот взгляд. Будто ты хочешь выбрать кухонные занавески.
— Нет у меня этого взгляда! — заорала я. — А если и есть, то не для твоих кухонных занавесок!
Морелли припечатал меня спиной к холодильнику.
— А еще как ты заставляешь биться мое сердце, когда вот так возбуждаешься.
Он наклонился и поцеловал меня в ушко.
— А эти волосы… Я люблю эти волосы.
Он снова поцеловал меня.
— Опасные волосы, милашка.
Черт возьми.
Его руки уже сжимали мою талию, а колено раздвигало ноги.
— Опасное тело.
Его губы скользили по моему рту.
— Опасные губы.
Предполагалось, что такого не случится. У меня так было решено.
— Послушай, Морелли, я признательна за сэндвичи и все такое, но…
— Заткнись, Стефани.
А потом он поцеловал меня. Его язык коснулся моего, и я подумала: ладно, какого черта, может быть, я и опасна. Возможно, не такая уж плохая идея все это. В конце концов, было времечко, когда я ничего так не хотела больше, как оргазм «от Морелли». Ладно, считаем, что это мой шанс. Нельзя утверждать, что мы незнакомцы. И нельзя сказать, что я этого не заслужила.
— Наверно, стоит пойти в спальню, — заметила я. Подальше от острых ножей на случай, если что-то пойдет не так, и у меня возникнет соблазн его зарезать.
На Морелли были джинсы с темно-синей футболкой. Под футболкой он носил пейджер и.38-ой. Он отстегнул пейджер и положил на холодильник. Потом задвинул на двери засов, и сбросил башмаки на пол в прихожей.
— Что насчет оружия? — спросила я.
— Оружие останется. На этот раз меня ничто не остановит. Попробуй только увильнуть, и я тебя пристрелю.
— Э, есть проблема безопасности.
Он взялся за молнию.
— Ладно, я оставлю пистолет на ночном столике.
— Я говорю не о пистолете.
Морелли прекратил расстегивать молнию.
— Ты не на таблетках?
— Нет.
Я ведь не думала, что раз в тысячелетие мне будет гарантирован секс.
— Что насчет…
— У меня нет ни одной штуки.
— Вот дерьмо, — выругался Морелли.
— В твоем бумажнике водится что-нибудь?
— Тебе будет трудно поверить, но от копов не требуют носить презервативы на случай непредвиденных обстоятельств.
— Да, но…
— Мне уже не восемнадцать лет. Я больше не делаю зарубки на девяти женщинах из десяти, мною встреченных.
Это воодушевляло.
— Не думаю, что ты хотел бы поделиться со мной настоящим соотношением.
— Прямо сейчас, оно ноль к нулю.
— Мы можем попробовать пластиковый пакет из-под сэндвичей.
Морелли хмыкнул:
— Ты смерти моей хочешь.
— Временное умопомешательство.
Ухмылка стала шире.
— Я так не думаю. Ты меня давно хотела. Ты так и не смогла пережить, что я тебя лапал, когда тебе было шесть.
Я почувствовала, как у меня открылся рот, и мгновенно захлопнула его, наклонилась вперед и сжала руки в кулаки, чтобы не стукнуть его.
— Ты такой мерзавец!
— Я знаю, — согласился Морелли. — Это в генах. Хорошо, что я такой очаровашка.
Морелли можно назвать по-всякому. Но только не очаровашкой. Кокер-спаниели — очаровательные. Детские сандалики — очаровательные. Морелли — не очаровательный. Морелли может бросить взгляд на воду, и она закипит. Очаровательный — слишком мягкое определение для описания Морелли.
Он потянулся и подергал меня за волосы.
— Я сбегал бы в магазин, но догадываюсь, что твоя дверь будет закрыта, когда вернусь.
— Очень возможно.
— Ладно, тогда, полагаю, остается только одно.
Я вся подобралась.
Глава 4
Морелли протопал в гостиную, устроился на диване и взял пульт.
— Мы можем посмотреть бейсбол. Сегодня играют «Янки». У тебя припасено какое-нибудь мороженое?
Целых шестьдесят секунд мне потребовалось, чтобы обрести снова голос:
— Малиновое эскимо.
— Идеально.
Меня заменили на малиновое эскимо, и при этом Морелли совсем не выглядел несчастным. Мне же, с другой стороны, хотелось что-нибудь расколошматить. Морелли был прав… я слишком его хотела. Возможно, и насчет занавесок он прав тоже, только мне не хотелось останавливаться на этих занавесках. Похоть я еще могу представить, но при любой мысли об отношениях с Морелли кровь стыла в моих жилах.
Я вручила ему мороженое, а сама уселась в мягкое кресло, не доверяя себе, и не стала делить с ним диван, почти испугавшись, что наброшусь на его ногу, как собака в течке.
Примерно в девять тридцать я начала поглядывать на часы. Думала я о ключе под крыльцом миссис Новики и размышляла, как бы мне его достать. Можно было бы позаимствовать грабли у родителей. Потом я могла бы удлинить ручку чем-нибудь. Наверно, придется использовать фонарик, и надо действовать быстро, поскольку на свет слетится народ. Если я подожду до двух ночи, шансы, что меня кто-нибудь увидит, существенно уменьшатся. С другой стороны, луч фонарика в два ночи более подозрителен, чем свет фонарика в десять вечера.
— Ладно, — подал голос Морелли. — Что происходит? Почему ты то и дело смотришь на часы?
Я зевнула и потянулась:
— Уже поздно.
— Только девять тридцать.
— Я рано ложусь.
Морелли зацокал языком.
— Тебе не стоит врать копу.
— У меня срочные дела.
— Что за дела?
— Так, ничего особенного. Просто… дела.
Тут раздался стук в дверь, и мы разом повернули головы.
Морелли изучающе взглянул на меня.
— Кого-то ждешь?
— Наверно, это миссис Бестлер с третьего этажа. Иногда она забывает, где живет.
Я приложила глаз к дверному глазку.
— Не-а. Это не миссис Бестлер.
У миссис Бестлер сроду не водилось копны огненных волос а-ля Сиротка Энни. Миссис Бестлер не утягивается в облегающую черную кожу. И у миссис Бестлер нет груди в форме рожков с мороженным.
Я повернулась к Морелли:
— Полагаю, бесполезно просить тебя подождать минуту или две в спальне…
— Ни в коем случае, — подтвердил Морелли. — Ни за что не пропущу это зрелище.
Я откинула засов и открыла дверь.
— Даже не знаю, почему взялся за это дело, — произнес Салли. — Похоже, засосали меня с головой эти приключения охотников за головами.
— Погоня в горячей крови, — поддакнула я.
— Ага. Точно. Гребаная погоня.
Он вручил мне банку.
— Я вернулся и забрал ключ. Позаимствовал швабру с длинной ручкой. Записку-то я расшифровал, но не пойму, что к чему.
— Поблизости не болтался народ, не интересовался, чем ты занимался?
— Когда так выглядишь, никто даже не спрашивает. Они все, как дерьмо, счастливы, что я не танцую в обнимку с Дядюшкой Фредом[13] на их газоне перед домом. Он задрал подбородок на долю дюйма и бросил оценивающий взгляд на Морелли.
— Кто это?
— Это Джо Морелли. Он уже уходит.
— И вовсе нет, — возмутился Морелли.
Салли выступил вперед:
— Если она говорит, что ты уходишь, значит, ты уходишь.
Морелли качнулся на каблуках и ухмыльнулся:
— Ты что ли меня заставишь?
— Думаешь, не смогу?
— Думаю, кто-то должен помочь тебе подобрать лифчик. В этом году носят покруглее.
Салли опустил взгляд на свои рожки для мороженого.
— Они — моя торговая марка. Эти малышки приносят мне гребаную удачу.
Он поднял взгляд и заехал кулаком Морелли под дых.
— Уф, — выдохнул Морелли. Потом сузил глаза и нанес ответный удар Салли.
— Нет! — завопила я, прыгнув между ними.
И нарвалась на драку врукопашную. Мне заехали в подбородок, и я свалилась, как куль с песком. Оба мужика остановились и кинулись меня поднимать.
— Назад, — завопила я, отпихивая их прочь. — Даже не вздумайте ко мне прикасаться. Мне не нужна помощь от двух инфантильных идиотов.
