Ольга Степнова - Моя шоколадная беби
Обида смешалась со злостью, и Катерина, подняв подол своего одеяния, без разбора сложила туда все лекарства. Она потом во всём разберётся и за всё расплатится. А сейчас нужно успеть. Она развернулась и помчалась в обратном направлении, услышав, как девица заголосила вдруг «Грабят!!!»
Катерина побежала быстрее. Сейчас главное – спасти Роберта.
«Спускайте собак!» – послышался крик за спиной. Не прошло и секунды, как сзади раздался заливистый лай и топот, принадлежать который мог только огромным, сильным, свирепым псам. Катерина вдруг вспомнила, что Сытов – большой знаток и любитель собак, утверждал, что ни один человек никогда не сможет убежать даже от самой маленькой шавки.
Это было уже невозможно, но Катерина побежала ещё быстрее. Дождь усилился и молотил в лицо холодными, сильными струями.
Она отчётливо слышала, как за спиной тяжело дышат собаки. Она даже странным образом видела их – трёх огромных, величиной с телят, кобелей с вывалившимися языками. В том, что это кобели, Катерина почему-то не сомневалась. Бежать дальше прямо не имело никакого смысла, псы наступали на пятки, и её бесславный конец был вопросом ближайшей минуты. В том, что собаки её непременно сожрут, а не просто покусают, Катерина почему-то тоже не сомневалась. Обочь тянулся деревянный забор. Сила, которую принято называть неведомой, заботливой рукой подкинула Катерину и перенесла через высокое ограждение, будто она выполняла пустяковый прыжок через козла на уроке физкультуры.
За забором неожиданно оказалось поле. Катерина понеслась по нему, воодушевлённая бескрайним простором. Лай собак остался далеко за забором, и Катя вдруг ощутила такую эйфорию, что захотелось взлететь.
Она забыла про Роберта, забыла, куда и зачем бежит.
Она ещё долго бежала, а потом шла быстрым шагом; деревня тянулась где-то в стороне, одиночные дома были разбросаны в беспорядке. Катерина вдруг поняла, что положение её чудовищно – она безнадёжно, бесповоротно заблудилась. Она заблудилась, а Роберт Иванович умер, так и не дождавшись таблеток. Ещё Катя обнаружила, что каким-то чудом не растеряла лекарств, так и тащит их в подоле.
Дождь прекратился, но небо было затянуто тучами, и темень стояла такая, что не видно ни черта. Поэтому когда перед ней возник дом, она усмотрела в этом нечто мистическое. Только что было поле, и вдруг – дом. Она обошла вокруг – домишко перекосился, почти провалился под землю, окна его были наглухо заколочены, и было понятно, что миллион лет в этом жилище никто не живёт. Оно доживало свой срок, умирало тяжело и мучительно, разлагалось, превращаясь во вселенскую пыль. Рядом с домиком, тоже от старости, помирало дерево. Листвы на нём почти не было, а та, что была, почему-то совсем не шевелилась от ветра. Может, она была прошлогодней?..
Клён, подумала Катерина. Чахлый клён и избушка-развалюшка, будто случайно обронённая на отшибе. Клён, наверное, умер недавно, и не от старости, а от тоски.
– Ну, здравствуй, – сказала она ему, погладила по сухой шершавой коре, и, решив, что раз окончательно спятила, то может продолжить свой монолог. – Ну, здравствуй. Вот мы и встретились. Помнишь ту осень? Баба Шура умерла, а Сытов решил, что ей было что прятать. Он рыл землю, как бешеный пёс, потом он погнался за кем-то, он верил, что поймает удачу за хвост. Он говорил: «Я фартовый, беби!» Меня убили тогда, а он убежал. Ну, здравствуй! Спроси меня, простила ли я? Не знаю. Мне кажется, что простила. Мне кажется, что простила! Только, наверное – нет, раз Богу было угодно пригнать меня снова сюда, упереть носом в эту избушку и заставить с тобой разговаривать. Наверное, нет! Что ты на это скажешь? Что раз всё так случилось, мне надо зайти в этот дом, всё заново пережить, подумать, и сбросить с себя этот груз, а сбросить, значит – простить?! Хорошо, я зайду. Я пробуду там до утра. Ведь Роберту уже не помочь.
Катерина как зомби подошла к покосившейся двери. Надежда, что дверь будет заперта, оказалась напрасной. Дверь отворилась бесшумно, будто была свежесмазанной. Катерина шагнула в тёмные, тесные сени.
Там, пригнувшись в низком дверном проёме, стоял… Сытов. Темень была не помеха, чтобы разглядеть в его глазах ужас.
– Ну, здравствуй, – сказала Катя.
2
«Да если б не было печали,
печаль бы черти накачали,
они бы так на нас напали,
что мы отбились бы едва ли.»
Марат Шериф– Не подходи! – заорал Сытов не своим голосом. – Не подходи, чума проклятая!
Голос был не его, да и выразился бы в прежние времена он по-другому.
Сытов сделал шаг назад, в тесную комнатушку.
Наверное, нужно было развернуться и снова попытаться удрать, но Катерина вдруг свято уверовала, что всё, что происходит этой ночью, срежиссировано всевышней рукой.
Она шагнула за Сытовым в комнату.
– Не подходи! – Он наткнулся на железную кровать, упал на неё и совершенно по-детски замахал перед собой руками, словно отгоняя видение.
– Никита…
– Сгинь, нечисть! Не по мою душу… – Внезапно в руке у Сытова появился пистолет. Вернее, в темноте Катерина, конечно, не разглядела, что именно выхватил он из-под подушки, но она была твёрдо уверена – так держат только оружие.
– Ты хочешь убить меня ещё раз, Никита? – засмеялась Катя. Ей действительно стало вдруг весело.
– Привидения должны знать имена тех, с кем общаются!
– Что ты имеешь в виду?
– Меня зовут не Никита!
– Чёрт!
– Не поминай всуе…
– Чёрт!
– Изыди…
Этот тип не блистал интеллектом. Этот тип был не Сытов. Этот тип мог запросто убить её второй раз.
Всевышняя рука пошутила или ошиблась. Скорее всего, пошутила. И этот разговор с дубом, то есть с клёном, из трагического и судьбоносного, стал фарсом.
Всё стало фарсом.
– Не стреляйте, пожалуйста! – жалобно попросила Катя того, кто не мог быть Сытовым: уж очень простецки он выражал свои нехитрые мысли.
– Сгинь!
– Не бойтесь, я живой человек. Просто я заблудилась, меня затравили собаками, я побежала и…
– И болтала там, под окном: «Меня убили, а он убежал…»!
– Ой, это старая история, она больше смешная, чем страшная…
Раздался щелчок, от испуга Катерина присела, но щелчок оказался не выстрелом. Это зажглась зажигалка. Он подошёл к ней близко, и пламя осветило её лицо. Огонь бился у щеки, обжигал, трепетал, и норовил погаснуть.
– А-а-а!!! – завизжал тот, кто, будь замысел судьбы посерьёзней, мог оказаться Сытовым. – А-а-а! – орал он, и, забыв, что вооружён, опять отшатнулся к кровати.
– То есть на прекрасную незнакомку я не тяну? – спросила его Катерина, согласившись, что судьба имеет право на шутку.
– Тянешь. Ещё как тянешь! – Кажется, он застучал зубами от страха, и Катерине стало обидно до слёз. Конечно, светлое покрывало вполне может сойти за саван, а тёмная кожа за несвежий вид, но всё равно стало обидно до слёз.
– Слышь, припадочный, – завела она с подвыванием, – пистолет тебе не поможет. Можешь палить в меня сколько угодно. Я умерла тринадцать лет назад и с тех пор маюсь, ищу себе душу для опытов…
– Для опытов я не гожусь! – заорал человек, не пожелавший быть Сытовым.
– Почему? – искренне удивилась Катя, забыв про тон привидения.
– У меня нет души! Я отстой, гад, бандит!
– Ой, мне такие подходят!
Он почему-то заглох, перестав подавать признаки жизни. Катерина нащупала на полу зажигалку, которую он уронил, крутанула колёсико и поднесла голубое пламя к его лицу.
Тип лежал на кровати без сознания, и его исхудавшая физиономия здорово смахивала на лик покойника. От него исходила такая волна жара, что Катерина невольно протянула руку и потрогала его лоб. Лоб оказался неправдоподобно горячим. Катерина глазами нашла иконку в углу комнатушки и перекрестилась.
– Извини, – сказала она, подняв глаза к потолку. – Я поняла, никто и не думал шутить. Раз я оказалась тут с ворохом этих лекарств, никто и не думал шутить!
– Господи, – простонал вдруг не Сытов. – Господи, она ещё будет меня лечить!
– Я не с тобой разговариваю! – рявкнула Катерина и выкрутила у него из слабой руки пистолет.
– И я не с тобой, – простонал он.
На старом, покосившемся столике Катерина обнаружила две свечи. Она вывалила лекарства на стол и зажгла старые свечки, которые потрещали, упрямясь, но все же разгорелись жёлтым, неуверенным пламенем.
– Вот так-то лучше, – сказала она.
– Хуже, – снова простонал он. – Тебя слишком здорово видно. Сколько лет назад, ты говоришь, померла?
– Тринадцать.
– Надо же! А ведь совсем целенькая, только потемнела немножко.
– Ладно, хватит валять дурака. Я негритянка, а не привидение. Негритянка, слышал про такое?!!
– Умереть, не встать! Негритянка, которая сдохла тридцать лет назад!..
– Заткнись!
– Которая пришла ко мне в саване, притащила пилюли, поболтала сначала с деревом, потом с Господом, а потом потребовала мою душу для опытов… Слушай, может, я просто чокнулся?.. От переживаний?! Ха-ха! – Он попытался заржать, но схватился за живот, согнулся и сморщился от боли.
