Дарья Донцова - 13 несчастий Геракла
Я ввалился внутрь, споткнулся о маленький столик и удивился. Вроде в моей спальне нет такого, но тут из угла донесся абсолютно спокойный голос:
– Ваня, ты мне нужен.
От неожиданности я попятился, опять налетел на столик и уронил стоявшую на нем мраморную статуэтку. Тут только, оглядев помещение, я понял, что фатально ошибся, попал в спальню Кузьминского.
Если Сергей Петрович и удивился тому, что частный детектив заявился домой под утро, да еще обряженный в женское платье, то внешне он никак не выказал изумления.
– Сядь-ка, – велел он.
Я опустился в кресло, вытянул по привычке ноги, потом увидел свои босые черные ступни, попытался засунуть их под сиденье, потерпел неудачу и обозлился. Кузьминский, без тени улыбки наблюдавший за моими муками, резко сказал:
– В доме совершено преступление.
Я кивнул:
– Бедная Катя!
– Не о ней речь, – отмахнулся Сергей Петрович, – здесь как раз все ясно, дело закрывают.
Я разинул рот.
– Уже нашли убийцу?
– Это самоубийство.
От изумления я, забыв про грязные ноги и юбку, воскликнул:
– Да ну?
Кузьминский мрачно кивнул.
– Катя – дочь приятелей моих старинных знакомых, была взята мной из милости. Ясно?
– Что-то пока не очень…
Сергей Петрович щелкнул крышкой серебряной сигаретницы, спустя мгновение по спальне поплыл сизый дым.
– У меня есть друзья, – начал он объяснять ситуацию, – Андрей и Людмила Волох, мы вместе учились в институте, понимаешь?
Я кивнул. Конечно, студенческий галстук [1] и воспоминания юности.
– Андрей поддерживает тесные отношения с Мишей и Надей Борисовыми. Естественно, я хорошо знаю их, не раз встречались на днях рождения Андрея и Милы, но я с Борисовыми не близок. Это тоже ясно? Так вот, – спокойно продолжил Кузьминский, – Катя – дочь Борисовых. Девочка она странная, причем с самого детства. Сколько Миша с Надей ни пытались заставить дочь учиться, не смогли.
Ребенка буквально за уши тащили сквозь колючие дебри знаний, но ничего к нему не прилипло. В шестом классе Надя сдалась, забрала Катю из школы и посадила дома. Учителя табуном стали ходить на квартиру. К пятнадцати годам стало ясно: Катя необучаема. Она с трудом освоила чтение и два арифметических действия: сложение и вычитание. Тут только родители поняли, что дело не в лени, не в нежелании учиться, а в чем-то другом, и догадались обратиться к специалистам-дефектологам. Те живо выяснили, что у их дочери органическое поражение головного мозга. Катя не даун, не олигофренка или имбицилка, но освоить программу средней школы ей не дано.
– Обучите ее несложной профессии, – посоветовали психиатры.
Надя попыталась пристроить девочку к делу. Парикмахер, маникюрша, продавщица, машинистка-наборщица… Все оказалось Кате не по силам. Да еще неразвитая умственно девушка в девятнадцать лет выглядела очень аппетитно, и родители боялись, что она, имея менталитет десятилетнего ребенка, попадется какому-нибудь негодяю. И тогда Андрей попросил старинного друга:
– Возьми Катьку к себе, прислугой. Ей можно платить совсем немного. Главное, чтобы работала целый день в хорошем доме, а то родители на службу уходят, Катерина одна в квартире остается, нехорошо это.
Сергею Петровичу как раз требовалась горничная, и он решил попробовать. Неожиданно Катя пришлась ко двору. Аккуратная, всегда веселая, глуповатая, она понравилась Кузьминскому и, что более важно, не вызвала отрицательных эмоций у Беллочки. Гневливая, невоздержанная на язык Белла мигом ругалась с прислугой. Если в ее комнате обнаруживался беспорядок, она хватала домработницу за плечи и, топая ногами, визжала:
– Тебе за что деньги платят, а? Лентяйка чертова!
После пары подобных выволочек прислуга увольнялась. Общий язык с Беллочкой нашли только Лариса и Катя. Последняя, вжимая голову в плечи, бормотала:
– Простите, Белла Сергеевна, не досмотрела, извините, больше никогда…
Беллочка, привыкшая к тому, что жертва извивается, сопротивляется и пытается кусаться, терялась, отпускала Катю и буркала:
– Ладно, в следующий раз убирай лучше.
– Так я сейчас опять пропылесошу. – И Катя кидалась в мансарду.
Последнее время Белла даже перестала ее ругать и изредка делала подарки: отдавала неполюбившуюся кофточку или косметику, которую считала неподходящей.
– Наверное, у нее совсем помутился рассудок, – вздыхал Кузьминский. – Глупые бабы тут судачили на тему семейной легенды, а Катя-то все всерьез воспринимала, вот и решилась на самоубийство.
– Но почему, какая причина? – недоумевал я.
Кузьминский нахмурился:
– С ума сошла. Сначала пятно малевала на картине: то ли пошутить хотела, то ли испугать кого…
– Так это она! – подскочил я.
Сергей Петрович кивнул:
– Да. В ее комнате, под кроватью, нашли кисти и баночку с гуашью, а еще пальцы правой руки трупа были измазаны красной краской.
– Но почему она решилась на суицид?
Кузьминский махнул рукой.
– Больная глупая девочка. Если тебя интересует истинная причина произошедшего… У меня имеется шофер, Костя. Между ним и Катей вспыхнул роман. Я знал об этом и не противодействовал их отношениям. Два сапога пара. Одна способна только сериалы смотреть, у другого в голове лишь футбол. Пусть женятся, заводят детей и живут счастливо. Прислуга у меня имеет комнаты в домике, в саду.
Это Лариса Викторовна доложила хозяину, что шофер по ночам навещает Катерину, но Кузьминский не стал вмешиваться. Костя же оказался ловеласом. Катя быстро надоела парню, и он дал ей от ворот поворот. Девушка проплакала несколько ночей, а потом пошла в кабинет и…
– Вот ужас-то, – воскликнул я, – но отчего столь странный способ? Убила себя возле картины, ножницами в шею…
– Отчего она именно так решила уйти из жизни? Вот уж этого не знаю, мало ли какие мысли бродят в больной голове. Все-таки Катя была не совсем нормальной. Мне Михаил как-то подшофе на дне рождения Андрея проговорился, что Надя во время беременности заболела воспалением легких и ей кололи сильные антибиотики, очевидно, лекарства подействовали на формирующийся мозг ребенка. Конечно, это печально, но ничего загадочного в смерти несчастной дурочки нет, да и история с пятном выяснилась. Кстати, узнай я сразу, кто пачкает портрет, мигом бы без всякого сожаления уволил Катерину.
– Да уж, – пробормотал я, – дикая история.
– Случилось еще кое-что, – спокойно заявил Кузьминский.
– Что же именно?
– Ну, в общем, ничего нового, – достаточно равнодушно ответил Сергей Петрович, – деньги украли.
Я похолодел.
– Весь миллион?
– Нет, сто десять тысяч.
– Сколько?
– Сто десять тысяч, – повторил хозяин.
– И кто это сделал? – вырвалось у меня.
– А вот сей факт и предстоит выяснить, – протянул Кузьминский.
– Какая странная сумма, – удивился я, – сто десять тысяч, огромная и удивительная, как бы это выразиться – не круглая…
– Небось вор хотел сотню упереть, – предположил Сергей Петрович, – а второпях схватил лишнюю пачку. Причем чувствует он себя совершенно безнаказанным. Я же вчера заявил, будто не знаю, сколько денег находится в столе.
– Может, все-таки лучше обратиться в милицию? – осторожно предложил я.
– Не пори чушь, – оборвал меня хозяин, – я совершенно не собираюсь сажать за решетку родственников, сам накажу того, кто крысятничает. И потом, как я обнародую сумму?
– Почему бы нет? Вы же состоятельный человек.
– Ваня, – с жалостью проговорил Кузьминский, – это черный нал, деньги, припрятанные от налоговой инспекции. Поверь мне, лучше уж даже не искать вора совсем, чем озвучивать количество купюр в моем столе. Получу такую кучу проблем, такой геморрой…
Кузьминский замолчал и снова потянулся к сигаретам. Мне же на ум пришел неожиданный вопрос: отчего в нашем современном понимании слово «геморрой» является синонимом головной боли?
Глава 8
Выспаться мне так и не удалось. Тщательно вымывшись, я сунул скомканную одежду незнакомой старухи в пакет, с огромным облегчением облачился в костюм и поехал отчитываться перед Норой.
Ленка открыла мне дверь и воскликнула:
– Вы чегой-то похудели.
– Быть того не может, – ответил я, снимая ботинки и нашаривая тапки.
– Точно говорю, – настаивала она, – прямо лицо кожей обтянулось, а глазья внутрь черепа провалились.
Я запихнул обувь повыше. Эту привычку приобрел с тех пор, как в доме появился кот Василий вместе со своей хозяйкой Мирандой [2]. Гадкое животное обожало использовать ботинки в качестве сортира. Но сейчас, слава богу, кота нет. Миранда учится в Лондоне, в закрытом колледже, а Василий и Филимон теперь живут у наших приятелей в загородном доме. Кстати, для тех, кто не в курсе: Филимон – не мужчина и не мальчик, а простой кролик. Василия больше нет в нашем доме, но привычка ставить ботинки высоко у меня осталась.
