Дарья Донцова - Имидж напрокат
– А-а-а! – заорала я, открывая глаза. – Мама, это что? Пожар! Помогите!
– Спокойно, спокойно, – зачастила Нина, – ничего горячего.
Я обернулась.
– У меня горит филейная часть, и по ней что-то течет. Что случилось?
– Вот вы и успокоились, – довольно заметила девушка. – Я применила хорошо известное средство, придуманное Гиппократом: если человек впадает в истерику, рыдает, орет, корчится или икает, надо его сначала расслабить, привести в состояние нирваны, а потом внезапно кинуть ему за шиворот кусочек льда. Всегда срабатывает. Видите, как здорово? Вам помогло.
– С-с-спасибо, – с трудом произнесла я.
Народные средства не всегда хороши. Да, икота у меня прошла, зато я превратилась в заику. Уж не знаю, что лучше. А еще мне не понравился эпитет «яма здоровья», которым медсестра охарактеризовала простоквашу. Не внушает он большого оптимизма. Хорошо хоть Нина не сказала «могила здоровья».
Ощущая себя воздушным шариком, внутрь которого залили кисломолочный продукт, я добрела до своей палаты и увидела посреди нее спортивную сумку, из которой торчала нога в ботинке. К подошве был приклеен лист размера А-4 с объявлением: «Не трогать убитого. Голову откушу. Енот Сергеев».
Я потерла глаза, ощутила приступ тошноты, ринулась в сортир, избавилась от простокваши и понеслась на пост.
Нина, изучавшая что-то в планшетнике, оторвалась от увлекательного занятия.
– О, вы прекрасно выглядите – вон как глаза блестят.
– В моей палате сумка с трупом, – выдохнула я.
Нина приоткрыла рот.
– С трупом? С каким?
– С-судя по н-ноге, обутой в черный б-ботинок, м-мужским, – прозаикалась я.
Медсестра встала.
– Лампа, дорогая, в нашем отделении все живы-здоровы.
– Нет, – зашептала я, – кто-то умер и сейчас лежит в спортивной сумке в моей палате.
– Я недавно обходила этаж, люди отдыхают, вам почудилось, – начала успокаивать меня де-журная.
– Сами поглядите, – велела я.
– Хорошо, пойдемте, – мирно согласилась Нина. И на ходу продолжила: – Но понимаете, если в отделении кому-то сделается плохо… такое случается, я не стану врать, что всех вылечивают… если иногда, порой, очень редко, кое-кому совсем пожилому станет хуже, его увозят в отделение интенсивной терапии. На нашем этаже смерть больного невозможна. Разве только человека лет ста двадцати Господь к себе заберет, тогда его тело спустят в наш новый уютный морг. Никто в сумку останки не запихнет.
Медсестра открыла дверь в мою палату.
– Ну? Где то, что вас напугало?
– Н-нету, – прозаикалась я. – П-подождите, не ух-х-одите!
Нина встала у двери и скрестила руки на груди. А я начала обыскивать помещение – открыла шкаф, посмотрела под кровать, заглянула в ванную.
– Так и есть, как я говорила, отсутствует трупик, – нежно пропела медсестра. – Что ж, дорогая Лампа, устраивайтесь баиньки. Вы после травмы, глюки естественны.
Я показала пальцем на середину палаты:
– Сумка стояла тут.
– Конечно, конечно, – закивала Нина.
– Я видела ногу в ботинке.
– Я верю вам.
– На его подошве был лист с сообщением: «Не трогать убитого. Голову откушу. Енот Сергеев».
– Очень интересно! – воскликнула Нина.
– В отделении есть мужчина по имени Енот Сергеев?
– Нет, – быстро ответила медсестра.
– А если подумать? – разозлилась я.
– Я отлично знаю врачей, средний медперсонал, нянечек. Енотов среди них нет. Вот жаб сколько угодно. – Нина на мгновение выпала из роли «девушка – сладкий пряник». – И больные на нормальные имена откликаются, вы у нас одна Лампа.
Один из карманов халата медсестры замигал зеленым светом, потом раздался тихий искаженный динамиком голос:
– Волынкина, ты где шляешься? Мы с Костей, когда жмурика увозили, в палате сопроводиловку забыли. Спусти нам потом.
Нина покраснела, вытащила рацию и буркнула:
– Ладно.
Затем улыбнулась мне.
– Жмурик? – подпрыгнула я. – Значит, все же кто-то умер.
– Это совсем не то, о чем вы подумали, – залебезила Нина, – у нас травили тараканов, теперь их надо убрать. Вот и все. Спокойной ночи. Пойду, замету то, что от дезинфекторов осталось.
– Я с вами, – уперлась я, – хочу посмотреть на останки насекомых.
Нина протяжно вздохнула.
– Ну, хорошо… Лампа, нам не разрешают сообщать больным, что кто-то скончался. На самом деле смертность в нашем отделении почти нулевая. Обычно мы заранее видим, что человек скоро отойдет, и увозим его, чтобы не тревожить больных. Но сегодня, когда мы с вами пошли за простоквашей, случился форс-мажор – женщина из десятой палаты с собой покончила. Ее нашла наша нянечка, вызвала меня, я кликнула реаниматологов. Но было уже поздно, врачи сказали, что самоубийца скончалась часов в шесть вечера. Я в ту палату не заглядывала, назначения-то все были выполнены, поэтому никто не заметил, что бедняга уже не в нашем мире. Надо же, ведь должна была выписаться скоро… Ей удалили липому, это неприятно, но не страшно. И совсем не опасно, просто жировик. Галкиной делали все необходимые назначения, но заходить к ней в палату часто не было нужды. Милая тихая женщина, у нее сын и невестка. Видно было, что отношения в семье прекрасные – родные больную каждый день навещали. Невестка все спрашивала: «Точно не онкология? Точно не онкология?» Уж ей и я, и врач говорили: «Нет, доброкачественное образование». А она тряслась: «Наверняка знать не можете, вскроют руку, а там запущенная стадия». Я не выдержала и сказала ей: «Зачем вы себя накручиваете? И мужа небось покоя лишили. Нет у вашей свекрови ничего плохого. К тому же рак лечится». Так она на меня чуть ли не с кулаками накинулась: «Врете красиво, но у Раисы Петровны была сестра Лидия, ей тоже доктора сначала в уши гудели: «Ерунда, пустяк, вырежем и забудем». А потом – суп с котом, неоперабельна. Семь лет Лидия Петровна у нас дома лежала. Не передать словами, что нам пережить пришлось. Надо было плакать, когда тетя Лида умерла, а мне от радости плясать хотелось. Теперь я повторения боюсь. Еще столько лет ада я не выдержу».
– Ниночка, давайте перекусим, заедим стресс? – предложила я. – У вас и у меня был нервный вечер. Мне тут вкуснятины притащили: икорку, рыбки деликатесной, салат овощной, капустку соленую и картошечку, в духовке запеченную. Мы ее в СВЧ-печке разогреем, она в моей палате есть.
– Нам не разрешают ничего у больных брать, – грустно сказала медсестра.
– Так я ничего вам с собой и не предлагаю, – заговорщицки зашептала я. – В отделении никого из врачей нет. Никто не узнает, что мы с вами пикник устроили.
– Доктор тут, – пробормотала Нина, – Матвей Олегович.
– Да ну? – удивилась я. – И где он?
Медсестра махнула рукой.
– Спит. Прямо человек-камень, не добудиться его, если чего случится. Вообще поднять невозможно. Когда мне про беду с Галкиной сообщили, я мигом реаниматологов кликнула. Вот они со своими чемоданами в секунду прилетели, велели мне дежурного врача с койки поднять. И что? А ничего. Даже не пошевелился.
Я обняла Нину.
– Вот и славно, никто не узнает, что вас на посту нет. Начнут искать – услышите сигнал. А если ко мне в палату кто сунется, скажете, что пациентка Романова попросила дать ей таблетку от головной боли. Мы с вами перенесли стресс, его надо вкусной едой заесть.
Глава 11
– Странно, однако, что женщина с липомой, да еще после операции, вдруг решила отравиться, – вздохнула я, накладывая Нине на одноразовую тарелку картошку. – Еще можно понять больного, который испытывает невыносимые физические страдания. Но у Галкиной ведь ничего не болело?
– Нет, не болело, – подтвердила Нина, взяв кусок рыбы. – Она, правда, сильно волновалась, у всех спрашивала: «Ваша лаборатория хорошо анализы делает? Онкологию не пропустит?» Ее уверяли, что наши сотрудники лучшие, но Галкина все никак не успокаивалась. А в остальном она была очень милой. Поэтому сегодня утром, когда пришел отрицательный результат, я к ней со всех ног кинулась, обрадовала: «Все у вас отлично, это просто жировик». Между прочим, я правила нарушила, ведь средний медперсонал не имеет права ни о каких новостях больным докладывать. Но обход у нас в час дня, и я подумала, что Галкиной лучше не нервничать до этого времени.
– Представляю, как она ликовала, – улыбнулась я.
– А вот и нет. Она странно отреагировала. Посмотрела на меня и сказала: «Ты добрый человек, Нина, пошли тебе Господь мужа богатого, доброго, не жадного». И в ванную ушла. Хотя я тоже думала, что она от счастья до потолка скакать будет.
– Люди по-разному реагируют на радостную весть, – заметила я, – кое-кто начинает плакать.
– Много вы знаете людей, которые отравились, узнав, что не больны раком? – спросила Нина.
– Ну, – протянула я, – ну…
Медсестра взяла кусок хлеба.
– Лично мне ни один не попадался. Правду говорят, что вы в полиции высокий пост занимаете?
– Откуда такая информация? – удивилась я.
