Игорь Чубаха - Тайна Черного моря
Другая группа криминалистов, вызванная дирекцией Зоологического музея, решила ничего не трогать, пока не удастся разбудить и допросить впавшего в летаргический сон сторожа. Впрочем, даже тронуть им ничего не дали: едва милицейское начальство узнало, что рядом с музеем обнаружен пустой автобус ПАЗ со специфическими госномерами, как все эксперты в мгновение ока были вытеснены угрюмыми молчаливыми коллегами из госбезопасности.
Подобные треволнения почти не коснулись руководства Исаакиевского собора. Сторож честно признался, что ночью он самовольно отлучался, а на крышу памятника архитектуры пробрались хулиганы и нанесли незначительный материальный ущерб — истыкали гвоздями один лист купольного покрытия и сперли другой. Руководство собора об этом неординарном случае вандализма заявило в милицию, но службы особую прыть проявлять не стали — у самих забот полон рот. Культурные ценности внутри храма не пострадали? Не пострадали. Маятник Фуко цел? Цел. И охота вам голову людям морочить?
Вниманием доблестных следаков было обойдено также заявление гражданки Белодедовой Анжелики Тихоновны 1924 г. р., маявшейся бессонницей в ночь с тридцать первого июля на первое августа и якобы видевшей шестикрылого серафима, что взлетел с крыши собора.
Правда, лейтенант Терешин, принявший это заявление, заинтересовался было странным совпадением: несколько пьяных матросиков, задержанных в эту ночь за нарушение общественного порядка, в один голос утверждали, будто бы своими глазами видели золотистое НЛО над Исаакием. Однако поскольку матросики помимо «летающей тарелки» наблюдали и дряхлого азиата в костюме Кощея Бессмертного, который мчался на старинной карете по Невскому и пулял из пистолета по этой самой «тарелке», то Терешин просто сдал протрезвевших задержанных в ласковые руки прибывшего в отделение патруля, а упоминание об НЛО из протокола вычеркнул.
Обломки экскурсионного вертолета, угнанного неизвестными лицами с территории Петропавловской крепости и сбитого ракетой Ленинградского военного округа, были обнаружены на дне Невы возле Дворцового моста. К сожалению, личности погибших установить не удалось — трупы были изуродованы взрывом до неузнаваемости.
За исключением этих происшествий, праздник Военно-Морского флота прошел без эксцессов, и органы правопорядка вздохнули с облегчением, когда встало солнце на рассвете первого дня августа. А ведь впереди еще День ВДВ...
В Москве, столице нашей Родины, не имеющей выходов к морям, День Военно-Морского флота прошел еще более спокойно. Можно сказать — буднично. Относительно незаметно отметили этот день столичные моряки. Ни тебе жертв, ни тебе виноватых.
Гораздо сильнее, нежели какой-то там рядовой праздник, прессу занимали неожиданно случившиеся лавинообразные кадровые перестановки, увольнения и скоропостижные уходы на пенсию в командовании Генерального штаба, руководстве ГРУ и даже в аппарате президента. Кое-кто из журналистов заикнулся было, что грядут-де политические землетрясения, а в августе по традиции следует ожидать очередного путча, однако в пресс-службах упомянутых учреждений на вопросы репортеров отвечали уклончиво или же вовсе хранили партизанское молчание.
На фоне управленческих пертурбаций совершенно затерялись неперспективный с точки зрения сенсационности факт закрытия на неопределенный срок Оружейной палаты в Кремле и фатальная цепь поломок, преследующих орбитальную станцию «Мир», с которой, как разнюхали некоторые проныры-журналисты, вечером тридцать первого июля так и вовсе была потеряна связь.
Но ведь ненадолго?!
Уже утром первого августа из Центра управления полетом сообщили, что ситуация нормализовалась, связь налажена и жизни космонавтов вне опасности. [88]
Иными словами, прошедшая неделя ничего необычного и впечатляющего простому москвичу не подарила. Обычная неделя конца июля — тихая и теплая.
В сотне километров от столицы, на Богом забытых Муринских болотах, было еще тише. Сырой стоялый воздух висел над буреломами. Еле слышный высоковольтный комариный звон, да шорох вечернего сквозняка в прелой траве, да редкие непонятные выкрики в отдалении лишь наносили дополнительные штришки на полотно первозданного безмолвия.
Равнодушные к своей судьбе, гнили трухлявые, подкошенные болезнью стволы деревьев, наполовину высунувшиеся из вонючей топи. Черную, непрозрачную плешь воды пытались поцарапать юркие серые водомеры. Над самой топью кружили, перехватывая заторможенных лесных комаров, пучеглазые стрекозы. Иногда с утробным бульком выходил из воды болотный газ.
Огромное, горящее пурпуром солнце коснулось голубеющего на горизонте леса, осколки светила рубинами дрожали в стоячей воде. Краски мира сместились в левую часть спектра.
Посреди бескрайней трясины на небольшом пятачке тверди возвышался замшелый пенек, руиноподобный, как дом в Берлине образца сорок пятого года. На пенек был водружен компьютер, а перед компьютером, оседлав влажный поваленный ствол, раскачивался загоревший до шелушения человек. Из одежды на нем были только офицерские бриджи, подвернутые до колен.
— Ты мне, сволочь, ваньку не валяй! — кричал человек в сотовую трубку, не отрывая взгляда от экрана компьютера. Голос его далеко-о-о разносился над угрюмыми болотами, подобно вою баскервильской твари. — Ты мне «Дженерал моторе» по четыре двенадцать бери! А Газпром сбрасывай по девять десять! Сбрасывай-сбрасывай, он долго не протянет! И давай пошустрее, у меня солнце садится!
На пригреве парили несколько латаных, выцветших гимнастерок, аккуратно разложенных вокруг пенька на жухлой траве. В траве горели бусинки ягод, светящиеся изнутри пунцовым.
Загорелый человек выключил телефон и недовольно покачал головой, обозревая гимнастерки. Черт, подсохли основательно. Намочить бы надо, да побыстрее, пока солнце не село.
Пришлось выключать компьютер, вставать, собирать гимнастерки, отсоединять их от машины и нести к омуту, подъедавшему островок с северо-запада.
Здесь обгорелый любитель природы осторожно, чтобы не поскользнуться, склонился над водой и окунул свернутую в ком одежду, топорщащуюся рукавами и воротниками, стараясь не поднять облако ила со дна.
— Привет, Кучин, — раздалось усталое за его спиной.
— Толян! — распрямился старшина Кучин, поворачивая к визитеру рябое после взрыва в Североморске лицо, тронутое благородной небритостью, и держа в руках ком гимнастерок, с которых ручьями лилась вода. — Здоров! Вернулся?! Как задание прошло?
Кучин действительно был рад видеть Хутчиша.
— Нормально, — вяло повел плечами, сгоняя настырного комара, Анатолий Хутчиш.
На этот раз, для разнообразия, он вырядился под колонизатора: белая рубашка, белые шорты, пробковый шлем.
— Ну и отлично.
Меготонники обменялись рукопожатием. Ладонь Кучина была холодной и мокрой от болотной воды, но по-прежнему крепкой. От стального пожатия соратника Хутчиш едва заметно поморщился.
— Зацепило? — участливо спросил Кучин, заметив пробежавшую по лицу товарища тень. И машинально потянулся к своей щеке. Он всегда так делал, когда узнавал о чужих ранах.
— Ерунда. До... свадьбы заживет, — отмахнулся прапорщик. И огляделся.
Никого на километры и километры вокруг — только зыбкая трясина, редкие кочки, набухающая пунцовостью брусника, комары, полыхающий багрянцем запад... и полуголый человек с компьютером посреди болот.
— А где ребята?
— В самоход пошли, в Малое Козодоево. Картошки накопать да девок пощупать, — оскалился Кучин. — Все, кроме Зыкина.
— Это ж двадцать семь кэмэ по топям.
— Дык и ты эту дорожку отмахал, не замаравшись, — кивнул Кучин на белоснежный, отглаженный до стрелочек костюм десятимегатонника — словно они встретились на улице Горького, а не в самом центре Муринской трясины. — Как нас нашел, быстро?
— По твоему реву ориентировался. «„Дженерал моторе“ бери! Газпром сбрасывай!» Брокер ты наш неугомонный.
Анатолий поймал комара за крылышко возле самой щеки и отпустил его с миром.
Кучин смутился:
— Да, понимаешь, иена падает, зато акции «Дженерал моторс» очень любопытно себя ведут. Боюсь момент прозевать. А этот кретин Газпром скупать собрался...
— Ладно-ладно, — остановил Анатолий севшего на любимого конька Кучина. — А ты чего здесь, за дневальную прачку?
Кучин посмотрел на мокрую одежку в левой руке и смутился еще больше.
— Не. Тут такое дело. Мокрая гимнастерка на солнце — это все равно что элемент солнечной батареи. Ток дает. Сам придумал. Вот сохнут они быстро, заразы....
Он кинул ком одежды под пенек с компьютером.
— Ладно, на фиг, все равно сегодня уже не поработать — солнце садится. Ну, ты как, привальную отмечать собираешься?
— О чем речь, — улыбнулся Анатолий и тряхнул полиэтиленовым пакетом, который держал в левой руке. В пакете глухо звякнуло.