Дворцовый переполох - Боуэн Риз

— Пожалуйста, уходи, умоляю, — прошипела я.

— Не командуй мной, — прошипела она в ответ. — Что за манера разговаривать с матерью, которая тебя сто лет не видела?

— Мамочка, меня из-за тебя уволят. Пожалуйста, уйди.

— Ни за что не уйду, — заявила она звонким голосом, чаровавшим лондонскую театральную публику до того, как отец заставил маму уйти со сцены. — Я пришла купить крем для лица, и я его куплю.

Как из-под земли, рядом с ней вырос администратор.

— Что-то не так, мадам?

— Да! Эта молодая особа, кажется, не может или не желает мне помочь, — расстроенно махнув в его сторону рукой, сообщила мама. — Мне всего лишь нужен крем для лица. Ничего непосильного и сложного, верно?

— Разумеется, мадам. Наша старшая продавщица поможет вам, как только закончит с предыдущим покупателем. Так, девушка, живо принесите стул и чашку чая для мадам.

— Будет исполнено, сэр, — сказала я. — Я от всей души желала помочь мадам, — с нажимом продолжала я, — но она не сумела сообщить мне марку своего крема.

— Девушка, не смейте дерзить! — отрезал администратор.

Кипя от возмущения, я отправилась за стулом и чаем для мамы. И то и другое она приняла с хитрой усмешкой.

— Мне как раз надо взбодриться, Джорджи, — сказала она. — Я в отчаянии. Ты ведь слышала про бедного Хьюби?

— Хьюби?

— Я про сэра Хьюберта Анструтера. Моего третьего мужа… или четвертого? Точно помню, что мы были женаты, потому что он был строгих правил и не потерпел бы сожительства во грехе.

— Ах да, сэр Хьюберт, вспомнила. — Я всегда вспоминала его добром. Сэр Хьюберт был одним из немногих маминых мужей, кто радовался моему присутствию, и я до сих пор лелею самые теплые воспоминания о том, как, пятилетняя, жила у него в поместье. Сэр Хьюберт, огромный, как медведь, шумно хохотал, учил меня лазать по деревьям, ездить на псовую охоту и переплывать декоративное озеро в парке. Когда мама бросила его и перебралась на новые пастбища, я была безутешна. С тех пор я редко видалась с сэром Хьюбертом, но иногда получала от него открытку-другую из какой-нибудь очередной экзотической страны, а на совершеннолетие он прислал мне более чем щедрый чек.

— С бедняжкой приключилось ужасное несчастье, милочка. Ты ведь помнишь, он исследователь и альпинист. Так вот, недавно он пал жертвой стихий в Альпах. Насколько я поняла, его накрыло лавиной. Говорят, не выживет.

— Какой ужас, — меня тотчас захлестнули угрызения совести: я ведь давно не виделась с сэром Хьюбертом и не писала ему ничего, кроме «спасибо».

— Да, ужас. Эта новость меня просто раздавила. Я его обожала. Молилась на него. Собственно, он был единственным мужчиной, которого я по-настоящему любила. — Мама помолчала. — Конечно, не считая милого Монти и того чудесного аргентинского юноши.

Она пожала плечами, отчего мертвая лиса шевельнулась с пугающим жизнеподобием.

— Хьюберт и тебя очень любил. Он даже хотел тебя удочерить, но твой отец и слышать об этом не пожелал. Однако, кажется, в завещании Хьюберта ты все-таки упомянута. Если он все же умрет, а говорят, что прогноз очень скверный, то тебе больше не придется стоять за прилавком. Кстати, что о твоей работе думают во дворце?

— Ничего не знают, — сказала я, — и ты меня не выдашь.

— Душечка, я бы им и так ничего не сказала, но не могу же я приезжать в Лондон, рискуя наткнуться на собственную дочь в качестве прислуги. Это просто никуда не годится. Собственно…

Мама послала чарующую улыбку мисс Фейруэзер, которая как раз подоспела к нам.

— Простите, что заставила вас ждать, ваша светлость. Все еще ваша светлость, я не ошибаюсь?

— Увы, боюсь, уже нет. Теперь я просто миссис Клегг — я вроде бы все еще официально замужем за Гомером Клеггом. Ужасно застрять с такой фамилией, но никуда не денешься, Гомер — один из чопорных техасских миллионеров-нефтедобытчиков, и разводов, увы, не признает. Что ж, мои потребности на сегодняшний день очень скромны. Мне нужна баночка того самого крема для лица, который вы для меня всегда откладываете.

— Того, который мы доставляем из Парижа — в хрустальной баночке с ангелочками?

— Именно. Как мило, что вы помните, дорогая. — Мама озарила мисс Фейруэзер сияющей улыбкой, так что даже эта суровая дама смущенно порозовела. А я поняла, почему и как мама всю жизнь покоряла множество сердец. Пока мисс Фейруэзер ходила на поиски припрятанной баночки с кремом, мама поправляла шляпку перед зеркалом.

— Подопечный бедного Хьюберта, должно быть, тоже до крайности расстроен этими новостями, — сказала она, не глядя на меня. — Он в опекуне души не чаял, бедный мальчик. Так что если вдруг с ним столкнешься, будь с мальчиком подобрее. Я про Тристана Обуа. (То есть, конечно, мама произнесла «Гобойза», а не «Обуа». Англичане всегда норовят произнести французские фамилии на британский манер.) Вы ведь в детстве очень дружили. Помню, когда вам было лет пять, оба разделись и побежали плескаться в фонтане голышом. Хьюби со смеху покатывался.

О, значит, у меня все-таки были какие-то неприличные похождения с противоположным полом, даже если я была так мала, что не запомнила их!

— Мама, я была у дедушки, — понизив голос, начала я. Нельзя было упускать возможность поговорить. — Он неважно себя чувствует. Мне кажется, тебе надо его навестить…

— Я бы и рада, милочка, но сегодня уже возвращаюсь в Колонь — нарочно подгадала поезд, чтобы попасть на пароход. Макс чахнет с тоски. Передай дедушке, что в следующий раз, когда приеду, я его навещу, хорошо?

Принесли крем, упаковали, приняли уплату. Маму с почетом и поклонами проводили из магазина. Я смотрела ей вслед, как всегда, после встречи с ней, раздраженная — мне так много хотелось ей сказать и никак не удавалось. Затем администратор и мисс Фейруэзер, приглушенно переговариваясь, вернулись к прилавку. Она смерила меня ледяным взглядом, фыркнула и отошла на другой конец прилавка.

— Так, девушка, снимайте униформу, — приказал администратор.

— Снимать?

— Вы уволены. Я слышал, каким тоном вы осмелились говорить с одной из наших лучших покупательниц. А мисс Фейруэзер клянется, что слышала, как вы вообще требовали, чтобы миссис Клегг ушла. Вы чуть не разрушили репутацию «Хэрродса» бесповоротно. Ступайте. Снимайте униформу, и чтобы духу вашего здесь не было.

Сказать хоть слово в свою защиту я не могла — иначе бы сразу выяснилось, что я лгунья под фальшивым именем. Поэтому я ушла. Эксперимент с работой занял всего пять часов.

Когда я вышла на улицу, было два — погожий весенний день, сияющее солнце, щебет птичек в Кенсингтонском саду. А в кармане у меня было ровно четыре шиллинга, сегодняшний заработок.

Я бесцельно брела в городской толпе. Домой идти не хотелось, что делать дальше, я не знала. Была суббота, многие рано освободились с работы, на улицах было людно. Никогда больше не получу места ни в каком универсальном магазине, расстроенно думала я. Очень может быть, что я вообще больше не найду никакой работы и умру с голода. Ноги у меня заныли от усталости, а голова закружилась — я давно не ела. Да ведь в «Хэрродсе» мне даже не предоставили обед, сообразила я. Замедлив шаг, я огляделась. В ресторанах я понимала мало. Люди моего круга не ходили в публичные места есть за деньги. Они ели дома, если только их не приглашали к себе друзья или соседи. Когда я выезжала в свет, то нас кормили ужином на разных балах. Правда, как-то меня водила в отель «Ритц» пить чай тетушка одной подруги, но в «Ритце» с четырьмя шиллингами в кармане делать нечего. Я знала «Фортнум и Мейсон» и «Кафе Ройял» — тем мои познания по части кафе и ресторанов и ограничивались.

Оглядевшись, я поняла, что в задумчивости дошла по Кенгсингтон-роуд до Кенсингтон-хай-стрит. Увидела знакомую вывеску универсального магазина «Баркерc» и сообразила, что у них должна быть чайная, но твердо решила, что в жизни больше не переступлю порог таких магазинов. В конце концов я зашла в презренный «Лайонс», заказала чай и лепешку — и сидела там, жалея саму себя. Если соглашусь пойти во фрейлины к престарелой принцессе, по крайней мере, буду сыта. И по крайней мере, со мной будут вежливо разговаривать — не придется терпеть таких людей, как мисс Фейруэзер и тот администратор. И никакого риска натолкнуться на маму.